Не один месяц ожидало племя, когда вздымется к небу пламя костров, освещая очередной приход Бога на их землю. Жрицы готовились к этому событию, посвящая все ночи молениям и приготовлениям снадобий. Юные, не тронутые взрослой жизнью девушки своими руками растирали ядовитые листья огневика, добывая драгоценный сок, ценившийся больше многолетних настоев, хранившихся в закромах Шамана. Затачивали всем ковеном ритуальные лезвия, готовясь к самому серьезному жертвоприношению Периода - возвращение Великого должно было сделать сильнее их воинов, закалить дух, поднять на ступень выше всю их цивилизацию...
Так говорил Шаман. Никто никогда не сомневался в словах этого человека, способного повелевать ветрами, дождем и пламенем. Когда он обещал своим людям силу перед кровавыми походами - люди получали ее. Когда его рабы, лишенные воли, становились самыми настоящими машинами смерти, способными стоять до последнего - племя ликовало, пируя на костях врагов. Когда женщины Ангра, испив крови Великого, голыми руками душили воинов соседних племен, когда целые рои ядовитых насекомых нападали на ничего не подозревающие деревни, когда целые прибрежные поселения скрывались под огромными волнами приливов - каждый воин, каждый житель Ангра восхвалял своего Шамана - и конечно же, своего Великого Бога.
Да, кажется, именно так раньше и было, но...
Она совсем не понимала, что происходит.
Воспоминания о величии вождей и победах племени были такими же четкими, какой непробудной была пустота, касавшаяся всего, чем должна была быть наполнена ее собственная жизнь.
Она даже не могла вспомнить, как ее зовут.
Но знала, что бесчувственное тело, что несла она сейчас на своей спине, должно было окончательно умереть вместе с ударом ритуального ножа, направленным точно в сердце.
Должно быть принесенным в жертву Великому.
Только вот...
Она точно помнила, как вошло в широкую грудную клетку лезвие ножа. Она слышала последний вскрик человека, но вот потом...
Руки ее, державшие прежде кинжал, теперь были обожжены. А обнаженную грудь чужеземца, которого тащила она теперь на себе непонятно куда, украшало теперь неровное пятно металла, словно вросшего в плоть человека. Который слабо, но все же дышал.
Серебристое пятно тонкими-тонкими прожилками расходилось в стороны, истончаясь - каждое ответвление было не больше пальца длиной, но создавалось ощущение, что они готовы расти дальше, и что они... словно живые.
Но размышлять об этом было некогда.
Тащить жертву было тяжело, но не тащить она не могла - стоило ей отойти от этого чужеземца, как те твари, что как из ниоткуда появились повсюду после несостоявшегося жертвоприношения, так и норовили оттяпать от нее кусок.
По крайней мере укусанная одной из этих странный шипастых тварей нога до сих пор кровила и неприятно чесалась. И даже чудом найденные ею листья ранника не останавливали полностью кровь, и не снимали боль так, как делали это прежде.
А на этого... На этого длинноволосого они не лезли совершенно. Словно боялись его. И пока она тащила чужеземца за собой, она и сама была в безопасности.
Очень хотелось пить. Обряд проходил глубоко в лесу, вдали от ручья, вдали от города - до которого, по ощущениям, оставалось еще не меньше получаса ходьбы - с таким-то грузом на спине.
Впрочем...
Даже насчет этого она не была уже уверена.
Город.. Город был в тех воспоминаниях, где был Шаман. И впервые в жизни она стала в этих воспоминаниях сомневаться.
Она даже была не уверена в том, что есть эта ее “жизнь”.
И была ли она когда-нибудь раньше.
Настоящими были только лес вокруг, рваное платье главной жрицы, обожженные руки, раненая нога - и тело на спине, которое было нельзя бросать.
Совсем рядом прошмыгнуло... что-то. Что-то, походившее на кабана, только вот все покрытое мелкими роговыми отростками, и с такими клыками, что можно было насадить не одного ангрца. Это что-то мотнуло, было, головой, в сторону идущих, но вновь, словно испугавшись чего-то, убежало прочь.
Тело на ее спине издало неровный стон - но по-прежнему не шевелилось.
Все рухнуло в одночасье. Разбилось словно зеркало, разлетелось осколками по углам и стеклось-собралось ручейками ртути, что снежинкой прилипли к ране этого чужестранца. Она не могла найти никакого обьяснения. То, что ранее так уютно и послушно укладывалось в голове, теперь разбегалось в стороны и норовило ускользнуть. Такая прекрасная, понятная жизнь, окропленная великой честью быть главной жрицей, гордостью за то, что ей доверили теперь была пуста словно старый дырявый чан. Из нее будто вытекло все, что когда-либо ее заполняло: все краски, звуки, чувства...
Надо было идти дальше, хоть она и хромала, хоть и болела нога, хоть и руки норовили соскользнуть и не удержать этого странного типа на спине.
Что это было? Знак свысше? Почему кинжал расплавился? Шаман впервые ошибся и они занесли ритуальное оружие не над тем? Откуда эти твари? И где все остальные?
Мысли начавшие было складываться воедино снова рухнули под горой вопросов.
Надо было дойти до воды. Вода должна придать сил, и ей и этому. Промыть рану на ноге...
В голове все снова разбежалось. Она брела дальше.
Имя... Имя. Это важно? Оно осталось там, с теми воспоминаниями о славной жизни? Ей надо новое? Надо ли? Зачем она думает об этом сейчас? Разве это важно? Гораздо важнее найти воду и город. Найти Шамана. Он разбереться! Или... Или это все его вина, его ошибка, стоившая им так многого? А было ли это все. Был ли Шаман вообще. Не сон ли это? Не сон ли вся ее прошлая жизнь?
Впервые вопросов было больше, чем ответов. Раньше ответы были на все.
Ну, почти на все.
Раньше, бывало, она задумывалась порой, откуда же взялся этот бог, почему все так беспрекословно слушались Шамана...
Но обычно эти вопросы убегали сами, словно вытесненные чем-то иным.
Словно им не следовало появляться в ее голове.
Сейчас вообще все казалось насмешкой над прошлым. Татуировки на ее руках, церемониальные сандалии, ремни которых впивались в ноги, кольца, до которых нужно было дослужиться, и которые теперь казались совершенно бесполезными вещами...
Она внезапно вспомнила еще одну картинку своей прошлой “жизни” - совсем юная, еще не вошедшая в Возраст девочка, истекавшая кровью на ее руках. Краткая картинка из прошлого - впервые она отозвалась болью в сердце. Болью... которую она, кажется, никогда прежде не испытывала.
И странное беспокойство.
Она не могла понять, кто именно стал причиной ухода из жизни совсем юного, еще не познавшего Жизнь существа.
Ее нога запнулась обо что-то - и вместе со своей ношей она кубарем покатилась вниз, не разглядев дороги, тщетно пытаясь зацепиться руками хоть за что-то, и уже не пытаясь удержать свою ношу - которая безвольным мешком катилась рядом.
С шумным всплеском это падение остановил ручей, в который она влетела на скорости, поднимая со дна клубы ила.
Еще одним всплеском ознаменовалось прибытие в ручей чужеземца - который рухнул неподалеку в воду прямо лицом, и почему-то до сих пор совершенно не предпринимал никаких попыток к своему спасению.
Она выругалась и подползла к телу. Не хватало еще, чтобы он захлебнулся. Даже не заметила, что наконец-то нашла долгожданную воду. Она бережно перевернула этого типа лицом вверх, и убрала волосы с лица. Осмотрелась. Зачерпнула ладонью воды, где по-чише и попробовала напоить ею этого. А ведь он должен был стать такой же жертвой как та девочка...
Жрица скривилась. Только сейчас, по прошествии всей ее жизни, ей вдруг стали неприятны жертвоприношения. Что это? Как это обьяснить?
Некоторое время она так и сидела, растерянно смотря на чужестранца и все еще по инерции поя его водою. Она даже забыла как сильно хотелось пить самой.
Первые минуты непонятно было совершенно, уходила ли вода по назначению - но когда какое-то странное оцепенение прошло, она поняла, что небольшими глотками, но он все же пил.
Так пока и не приходя в себя.
Сложно было определить возраст этого человека. Он отличался от них - смуглых, тонких, гибких. Больше мышц, чем у мужчин Ангра. Кожа бледнее, более резкие черты лица, а таких длинных волос, заплетенных в множество косичек, у свободных мужчин она раньше не видела никогда. Даже женщины их племени, те, что не были жрицами, срезали волосы, едва те дорастали до плеч - что уж говорить о мужчинах, длина волос которых не достигала и половины пальца. Мужчинам-рабам оставляли волосы как опознавательный знак, но и та длина не могла сравниться с этой шевелюрой, доходившей чужеземцу ниже лопаток. Никаких татуировок на лице, на котором, кажется, и щетина не росла особо, никаких украшений ни в виде колец, ни в виде костей - он выглядел непривычно блекло и бесцветно по сравнению с ее сородичами, расписанным множеством красок. Его народу явно были чужды все эти опознавательные знаки... Да а сама она впервые видела кого-то настолько непохожих на них. Человек, которого она поила водой, был сейчас словно существом из другого мира. Быть может, поэтому и не стоило заносить над ним ритуальный кинжал...
Она не успела додумать мысли, в которые уходила все дальше. Она не поняла, как и что произошло - но чужеземец, резко распахнув глаза, сделал судорожный глубокий вдох - и в следующий миг воды неглубокого ручейка сомкнулись над ее лицом так же, как сомкнулись на ее шее пальцы чужеземца, произнесшего что-то, что под водой она уже расслышать не могла.
Немалый вес прижал ее к илистому дну - кажется, выбраться из-под него не представляло никакой возможности.
Но и она была не напрасно верховной жрицей. Верховными жрицами просто так не становятся, и как бы она сейчас ни относилась к своему прошлому, но она все еще была той, кем была. Ее рука метнулась из воды так же молниеносно и тонкие изящные пальцы с неприсущей силой сжали горло чужеземца. В этот момент она не думала о том, что станет с ней, если он умрет. В этот момент тело действовало вперед разума.
Пальцы впились в горло так привычно, словно она прежде только и занималась тем, что душила непокорных.
Какое-то время казалось, что отсутствие воздуха не мешало никому из них. Не будь перед глазами пелена воды, она увидела бы обращенный на нее яростный взгляд, полный решимости.
Впрочем, этот взгляд она даже просто чувствовала. Как чувствовала и то, что скорее они утащат друг друга в могилу оба, прежде чем кто-то сдастся. Выносить на себе тяжелую тушу, придавившую её со всей силы, становилось все тяжелее, подручных предметов рядом не было никаких совершенно...
Смена картинки вновь произошла так же быстро, как и все остальное до. Её руку, обоженную прежде, вновь обдало нестерпимым пламенем, заставляя против воли разжать пальцы - и следом она обнаружила себя вытащенной из воды и оттащеной от того места,где только что происходила безмолвная борьба. Одного рывка хватило чужеземцу, чтобы поднять её на ноги - правда, твердо встать на них не получилось, и она полуповисла на поддерживавшей её руке - что не помешало ей увидеть еще одну тварь. Нечто, отдаленно, очень отдаленно напоминавшее человека, сгорбившись, стояло на берегу ручья, измазанное кровью, все покрытое кривыми шипообразными наростами - и смотревшее исподлобья на двух мокрых с ног до головы людей.
В длинной, мускулистой когтистой руке существо держало за волосы оторванную голову одной из жриц, участвовавших в жертвоприношении - тут она уж точно не могла ошибиться. Разодранное лицо застыло в гримасе боли - и она вспомнила, что эта девушка была одной из тех немногих, чьи трупы она не увидела тогда у алтаря.
- Каат-трак? - тихо процедил что-то совершенно непонятное на чужом языке ее новый незнакомый, делая еще шаг назад и утаскивая её за собой. Тварь напротив них прорычала, и припав всеми конечностями к земле, отбросив прочь голову, застыла, будто готовая к атакующему прыжку.
Она было закашлялясь, когда воздух снова нашел доступ к легким, позорно-беспомощно повиснув на руке чужестранца, но вид твари, а если быть точнее головы, заставил ее собраться так же молниеносно, как ее вытащили из водв. Жрица встала самостоятельно.
- Тварь...- процедила она сквозь зубы.
Будь ты хоть сто раз чужестранцем, а понял бы что это адресовалось странному существу с головрй в руках.
Она все еще была жрицей, она все еще могла дать бой. До последнего вздоха, как требовалось ранее от всех них. Она выпрямилась. Ровная осанка и холодный, слегка даже надменный взгляд, полный решимости. Сколько раз она проделывала это раньше? Конечно... теперь она не помнит точно. Жрица вытянула руку, словно пытаясь вытащить из воздуха клинок и произнесла нужные слова. Ее враг был сейчас не рядом с ней а стоял напротив, готовясь к прыжку.
Знакомый жар должен был непременно обуять ее тело, наполняя той до сих пор непостижимой для нее силой, выручавший ранее множество раз, но...
Ничего не произошло.
Только ощущение внезапной, звенящей пустоты наполнило ее.
Каковой станет твоя жизнь, когда превратишься ты в пустой сосуд? Даже марионеткой ты не нужна будешь Ему. Беспомощная, бесполезная...
Тихий, печальный голос всплыл в ее сознании. Голос звучал грустно, обреченно - и принадлежал кому-то очень важному.
Кому-то, о ком она забыла.
Только вот жест ее спровоцировал тварь - которая бросилась на них обоих - и столкнулась с длинноволосым, когда она, отброшенная прочь, снова упала в воду, упираясь в бесполезные теперь обожженные руки. Нет, по-прежнему сильные, но...
Просто силой.
Простой физической силой. И больше ничем.
Крик, треск, визг - все звуки слились воедино, когда сплелись два тела - одно жилистое, сутулое, черное и высокое, а другое - мускулистое, и бледное. Она никогда не слышала, чтобы хоть какое живое существо кричало настолько отвратительно - но понимала, что крик этот полон в первую очередь именно боли.
Ведь про боль она знала все.
Знала когда-то.
Этот крик-вой оглушал ее, превращаясь в пульсирующую боль в висках и совершенно лишая сил. Множество страдающих голосов слились воедино.
Страдающих...страдавших по ее вине.
По их вине.
Мужчин, женщин. Детей...
Вой переплетался со звуком ломаемых костей, всплесками воды и человеческим рычанием - а вода вокруг схватившихся начала окрашиваться в черное.
Бесполезный, пустой сосуд. Которому на смену придет другая.
Она сжала виски обожженными пальцами, но этой боли она не чувствовала. По сравнению с той она была ничто.
- Хватит!- это вырвалось настолько отчаянно.
Как-то само собой. Ранее она совершенно точно ничего подобного себе не позволяла, но эта боль лишала последних сил.
Жрице пришлось снова опустить руки в воду, чтобы не плюхнуться туда самой. Она тяжело дышала. Вынула одну ладонь из воды и не веря обреченно смотрела на нее. Не может быть! Когда она станет пустым сосудом.
- Хватит...- раздалось совсем тихо.
Она была всем и стала никем водночасье. Даже против этого чужеземца она возможно не выстоит, а в том, что он попытается придушить ее снова она не сомневалась. Она бы так сама поступила - разобралась с более сильным врагом и вернулась бы к более слабому. Что ж. Тогда она может хотябы принять свою смерть с честью.
Жрица встала, шатко, едва не рухнув обратно в воду. Во всей ее величественной осанке теперь была еще и обреченность. Ее силы больше не слушаются ее приказов. Все, что у нее осталось, это обессиленное тело. Изранненое, обоженное и уставшее. Взгляд был решительным, рассчетливым, но стоило ему опуститься до железной раны как он вдруг стал неуверенным и даже беспомощным, словно в ее голове пронеслось " неужели это сделала я?".
Её короткий вскрик прозвучал как раз в тот момент, когда два мокрых тела расцепились - и не сразу, но она все же поняла, почему усилился крик твари.
Та была объята огнем. Тем страшным огнем, против которого не помогали ни вода, ни песок - лишь воля того, кто этот огонь создал, могла его и погасить.
Израненое существо, пятясь назад с неестественно болтающейся рукой, едва стояло на ногах, истекая темной, практически черной кровью, а чужеземец, на котором почти не осталось свободного от черно-красной грязи места в недоумении смотрел на руки, тем же огнем объятые.
Он был как... Шаман. Только Шаман никогда не смотрел на такие вещи с недоумением и ужасом, и никогда не расходовал силы впустую, выпуская энергию вникуда. Теперь же пламя горело, не причиняя никакого вреда своему призывателю, пока этот призыватель тщетно пытался сбить пламя о сырые брюки - в любое другое время это зрелище вызвало бы у нее смех, настолько нелепо выглядела эта гора мышц, на которую внезапно свалилось то, что доступно было только избранным, специально тренированным соплеменникам. Да, что могло достаться и ей...
Полный недоумения взгляд устремился на нее - и чужеземец поднял перед собой пылающие руки, словно вопрошая, что ему с этим делать.
Даже удаляющиеся завывания ретировавшейся твари уже не имели особого значения.
Никто, никто и никогда кроме Шамана и самых старших жрецов их племени не мог освоить этой Силы в таковом непосредственном её проявлении.
Расплавленное же пятно на груди длинноволосого, казалось, пульсировало, переливаясь и поблескивая в слабых лучах предвечернего Солнца.
И все же это играло ей сейчас на руку. Пусть этот нелепый чужеземец обладал теперь той силой, что должна была достаться ей, зато она по-прежнему обладала знанием, без которого он себя просто убьет рано или поздно. Пусть она никогда не проделывала это сама, но все же в теории кое что было ей известно. Она подошла ближе, совершенно не боясь эту гору. Поглядела на руки, на беспомощную махину. Было в этом всем нечто странное. Те слова, что она вспомнила. То, что они пытались сделать... Возможно ли, что их бог вовсе не хотел, чтобы они были такими? Возможно ли, что это наказание за все те смерти и страдания, что их безжалостное племя принесло другим? Это бы обьяснило ту боль и ту вину, которыми отдавали ее воспоминания теперь.
- Что ж, если тебе так угодно пусть будет так!- зачем-то обратившись к небу сказала жрица и вздохнула.
Ее взгляд снова переместился на чужака. Еще один шаткий шаг навстречу незнакомцу.
- Вдох,- она показала как сделать глубокий вдох. - Выдох,- последовал медленный выдох. - Мееедленно...- растянула она.
Потом ее обожженный пальчик коснулся виска, а смотрела она все так же на этого странного типа:
- Расслабься,- она снова показала вдох и выдох. - Отпусти огонь, он погаснет сам, как только разум возьмет контроль над эмоциями, - она сделала медленный и плавный жест рукой перед телом, символизировавший расслабление.
Голос ее был спокойным и интонации в нем преобладали те же, что и в действиях, которых она ожидала от чужестранца.
Несмотря на непонимание происходящего, чужеземец был достаточно спокоен для того, кто столкнулся с подобным явлением в первый раз.
Быть может, оно было не в первый раз?
У него хватило терпения досмотреть все, что изображала жрица с изукрашенным лицом - и по мерному движению его грудной клетки, она поняла, что ее слова достигли цели. Длинноволосый, переведя взгляд на объятые пламенем руки, глубоко дышал, наблюдая, как уменьшается пламя, до тех пор, пока оно не исчезло совсем. Сдвинув брови, он внимательно осмотрел конечности, словно проверяя те на наличие ожогов, и явно удовлетворившись результатом, опустил ладони, снова переводя взгляд на жрицу. Пятно на его груди поблекло, перестав пульсировать, и выглядело теперь просто странной, объемной татуировкой, непонятным украшением, неизвестным образом державшимся прямо на, точнее в груди.
В воздухе повисла неловкая пауза. Оба человека стояли по колено в воде, постепенно все больше очищавшейся от темных следов. Освежавшая прежде, теперь вода начинала казаться холодной... Впрочем, для нее холод был не страшен совершенно. Уж она-то к нему привыкла еще с самых ранних лет.
- Паан-ге? - наконец, нарушил тишину он, выставляя перед собой раскрытую ладонь с растопыренными пальцами. Расстояние между ними не достигало теперь и вытянутой руки. Она видела, как стекают по сильной груди остатки чужой крови - впрочем, и его собственной тоже. Кровоточила рана на плече, да и мелких рваных ран было немало. Прежней ярости во взгляде не было - там остались недоверие, сдержанность и решительность. Темно-коричневые, практически черные глаза уставились на нее, в очередной раз напоминая о чуждости человека этому месту, где такой темный цвет глаз был скорее знаком проклятого рода, чем чего-то хорошего.
- Паан-ге, нейга? - повторил человек, все так же не отрывая взгляда, и даже не моргая.
Глаза пробежались по ранам привычно определяя степень их опасности и совместимости с жизнью. Она знала о ранах все, как и о боли. Ведь ей надо было не только причинять эту боль, но и смотреть, чтобы жертва не отошла к их божеству раньше времени и не приведи Шаман не издохла до нужного часа.
Может ли быть, что все это - ее ошибка? Нет. Исключено. Она не могла допустить ошибки во время ритуала. Свое мастерство она оттачивала до совершенства. Иначе ей не стать той, кем она была.
"Каковой станет твоя жизнь, когда превратишься ты в пустой сосуд? Даже марионеткой ты не нужна будешь Ему. Беспомощная, бесполезная..."- снова раздался голос в голове. И он был чертовски прав. Она больше не нужна их Шаману, она бесполезна для племени и она, вероятнее всего в списке следующих жертв для божества, поскольку их ритуал сорвался. Кто ж там будет разбираться по какой причине. Но что-то пошло не так и их Сила теперь передалась кому? Чужестранцу с глазами проклятого рода? Чужаку! Нет, она не боялась смерти. Видя ее в таком количестве и в таких выражениях, как жрица, перестаешь относиться к ней как к чему-то страшному, приходит спокойствие. Но все же она была не согласна с таким положением дел.
Жрица перевела взгляд на руку, явно не понимая, чего этот темноглазый от нее хочет. Может так у них принято показывать конец вражды? Это было бы разумно, учитывая что он в чужих землях и отсюда ему не так просто выбраться.
Она перевела взгляд на свою обожженую ладонь и немного неуверенно и так же недоверчиво медленно приставила свою ладошку к его, наблюдая за реакцией чужака.
Судя по тому, что чужеземец не полез снова драться, этот “ответ” его удовлетворил. Он произнес целую речь на чужом языке, не отличавшуюся особыми интонациями - тон походил на руководство к действию, размеренное и спокойное. Только договорив он понял, наверное, что она его не очень понимает, и вздохнул, покачав головой. Жестом он показал ей в сторону противоположного берега, а сам, отойдя на пару шагов назад, и отвернувшись, принялся молча, упорно и методично разматывать ритуальные штаны, в которые его облачили перед жертвоприношением.
- Кап гаана, нейга, кап гаана, - довольно громко произнес он, выкидывая в воду один из многочисленных поясов, исшитых рунами, и обернулся, проверить, видимо, чем там занимается эта странная... странная.
Жрица не привыкла, чтобы ей указывали чужестранцы. Она проигнорировала указание и выбралась на ближайший берег немного выше по течению, чем стоял чужеземец, надо было все же попить и осмотреть рану на ноге, вот ею она и занялась, пока тот крутился в воде. Периодически она правда погядывала на то, чем-там занимается эта нелепость, а то мало ли на сколько шатки их предложения мира.
Нелепость занималась мытьем. Судя по времени и постоянным всплескам - самым тщательным, которое ей только доводилось встречать. Сама она успела напиться вдоволь, успела оценить размеры трагедии на ноге, покрывшейся местами уже какими-то незнакомыми темноватыми пузырьками, но зато переставшей, наконец, кровоточить. Рана все еще болела - особенно там, где вздулись пузырьки - но за исключением этих самых пузырьков все было весьма терпимо.
Появилась другая проблема.
Желудок, да и все быстрее покидавшие ее силы напомнили о себе - после двух дней очищения перед Ритуалом, да и после всего произошедшего она только сейчас поняла, что действительно еле стоит на ногах.
От изучения раны ее отвлекла зависшая над ней тень. Чужеземец, одетый в меньшее, чем ничего, присел рядом, бросил на ногу жрицы короткий взгляд, кивнул чему-то своему, и вновь сказав какое-то незнакомое слово и ткнув указательным пальцем в землю перед собой, после чего поднялся, и в чем и был, точнее ни в чем, медленно побрел куда-то прочь от ручья, глядя себе под ноги.
Наготой жрицу было не смутить и она этому вовсе не предала значения, хотя отметила, что этот совсем дикий, раз к одежде не привычен.
- Ты ведь даже не знаешь куда идти,- упрекнула жрица чужака.
Впрочем, догонять сил не было, это пришлось признать, а вот смыть с себя грязь хотелось очень даже. Хотя бы это небольшое облегчение могла она себе в конце концов позволить. Смыть грязь, расплести волосы и собрать их в косу, чтобы не мешались и не липли так противно к телу. Ритуальная прическа ей больше не нужна, и вероятно не понадобиться больше никогда, как и волосы. Последних было даже несколько жаль. Ей нравилось это ее отличие от остальных женщин. Она никогда не задумывалась насчет своей красоты или уродства, для жрицы куда важнее было быть жрицей, чем эти незначительные мелочи, но все же где-то там глубоко внутри, ей нравилась ее копна волос, которую неминуемо срежут, лишь только...
Что будет дальше? Наврядли этот добровольно потопает в город. Это было бы безумием. А она не сможет его заставить это сделать. Наврядли он даже вернется. Да и что ждет ее саму? Пока она воплощала в жизнь свои ближайшие планы, мысли ее крутились вокруг того, как же быть. Где взять сил и куда податься, где раздобыть оружие, чтобы пережить встречу с очередной тварью... и стоит ли...
Ощущать себя женщиной. Это было уделом... Пожалуй, только Матери и женщины крупных, знатных семейств могли позволить себе делать акцент на своей женственности. Управляющие домами, кланами, прекрасные, полнотелые, величественные - их красота являлась таким же знаком отличия, как разного вида татуировки на лицах женщин, прислуживавших Шаману... Или же, через его лицо, самому Богу. Красивыми могли быть только они. Только им доставались знаки восхищения, на них обращались взоры, за право обладать ими боролись сильные, талантливые мужчины Ангра. И если кому-то из них удавалось подарить будущим Матерям наследника...
Раньше эти мысли совершенно не волновали ее. В ее жизни существовало лишь их Дело, их Вождь и их Бог. Вся остальная мирская суета, все эти становления семей, повышения статуса, борьба за лучшее место - все это не волновало ни ее, ни других жриц так же, как существование пусть даже самых красивых жриц совершенно не беспокоило тех, высокопоставленных женщин клана.
Это не волновало даже простолюдинок - они, отдававшие все силы и время тяжелому труду и войнам, даже представить не могли, что их жизнь может проходить в плетении сплетен, приемах, наведениях красоты и обеспечением клана достойными наследниками.
А рабыням... Их не волновало ничего. Лишенные собственнго сознания, они не считались за людей вовсе. Куклы, используемые в самом тяжелом и опасном труде.
Наверное, в этом было что-то неправильное. Но... Их цивилизация была сильна и развита, а значит, они шли по верному пути.
По крайней мере, хотелось в это верить.
Нужно было куда-то двигаться дальше. Либо в столицу - и попытаться добиться встречи с Шаманом, что одновременно казалось и самоубийством, и способом решения проблем...
Тем более что до нее оставалось не так много.
Либо стоило полностью изменить маршрут, попытаться попасть в небольшое поселение неподалеку, в надежде, что главную жрицу там не узнают... Наивная мысль, конечно, но если старательно стереть с лица всю краску, что-то сделать с волосами... С одеждой... С манерой держать себя...
Сначала нужно было понять, хотела ли она, чтобы все знали о случившемся. Если, конечно, все еще не узнали об этом. О главной жрице, потерпевшей такой провал...
Еще одна мысль вдруг мелькнула в голове. Она никак не могла вспомнить, чем именно должен был закончиться ритуал. Точно не тем, как он закончился сейчас, но...
Нет, она не помнила совершенно. Принесение в жертву явно было не последней его частью - и сейчас это казалось важным. Что-то должно было случиться еще. Но не случилось.
Она уже успела и вымыться, и заплести волосы, и обсохнуть, и даже вздремнуть, когда услышала шорох из глубины леса - и не с той стороны, откуда должен был бы вернуться чужстранец.
А вслед за шорохом она услышала голоса. Разобрать слова было сложно, но сомнения не было - это был ее родной язык, и разговаривавших было явно несколько - мужчины, судя по голосам, довольно молодые, если и не приближались к ручью, то проходили где-то совсем рядом. Голоса звучали обеспокоенно, неуверенно - и несколько слов она все же расслышала. Случилось... когда... наказывать... уходить... оружие...
Кажется, люди приближались.
Хотела ли она, чтобы все знали о случившемся? Рано или поздно все узнают. Возможно, то, что стряслось есть знак. Возможно она сыграла свою роль и теперь ее как пустой сосуд небрежно скинут с доски. Возможно ранее, она бы не задумываясь вышла навстречу этим мужчинам и в своей власной манере потребовала бы сопровождать ее в город. Но после того как власть Шамана над ней пошатнулась... после того как она перестала ощущать и понимать все так как ранее, она была более не уверена ни в чем и в первую очередь эта неуверенность касалась ее действий. Жрица осталась там же, лишь переместилась за ствол дерева, чтобы ее не было видно с того берега и продолжила вслушиваться в голоса, пытаясь понять, о чем те говорят.
- ...видел его ногу, Шат. Там осталась только кость. Все.
- Ему все равно она уже была не нужна.
Говорившие приближались. Послышался всплеск - они явно также испытывали жажду, которую и пришли утолить.
- Да это не имеет значения. Ты понимаешь, что эти твари - уже сами по себе оружие?
- И смысл мне это понимать?
- Мы должны приподнести новости с правильной стороны, дубина. Одно дело - сорванный ритуал, другое - новое оружие, которое можно использовать.
- Использовать? Что, закидаешь этими мышами врагов, пока те не растворятся до костей? Ты предлагаешь ЭТИМ загладить провал перерождения? Да с тебя голову снимут прежде, чем ты договоришь об этом!
- Причиной провала были не мы..
- Что не отменяет принципов хозяина. Да, может ты даже договоришь об этом - но свидетелем дальнейшего не станет даже твоя отрезанная голова.
Наступила тишина, прерываемая только всплесками утолявших жажду людей.
- А что делать с главной? - спустя какое-то время нарушил тишину третий голос, - там не было ни ее тела, ни тела аватары.
Позади зашумела приминаемая шагами трава - кто-то тихо крался со спины, явно не рассчитывая, что чуткие уши жрицы могут услышать такую мелочь.
Перерождение. Можно ли считать того чужака перерожденным? Ведь она помнила, как нож вошел в сердце, слышала его последний крик... возможно ли, что обряд прошел и был завершен. Странно, по-своему, но завершен?
Наверное, эта мысль ее бы обрадовала... в прошлой жизни, но сейчас ничто внутри не отзывалось радостью. Словно их общие ранее цели стали теперь не ее. Словно воля Шамана больше не имела над ней силы. Словно она обрела свою волю, давно утеряную и поглощенную его влиянием.
Шум заставил отвлечься. Как невовремя. Жрица обернулась, готовая напасть первой. Пусть у нее не было той Силы, но она по-прежнему знала все о боли и в первую очередь она знала каждую точку на теле людей, способную эту боль причтнить, а так же обездвижить их, чтобы потом причинить боль. Для этого ей не нужно было оружие, для этого достаточно было обычных человеческих рук. Тычек, поворот, удар... безвольно виснет рука, или отнимается нога, или на время вовсе парализует. Нажатие, толчек... каждая из точек расцветала болью от своего типа воздействия и она знала как это устроить, а тело помнило малейшие движения, чтобы воплотить это в жизнь. И оно готово было
, если понадобиться.
И она устроила бы этот фейрверк боли, если бы подкрадывавшейся к ней был...человеком.
Огромные, скорее похожие на кошачьи глаза смотрели на жрицу из-под костяного нароста бровей. Смотрели с любопытством, изучающе - нечто среднее между человеком и той тварью, с которой еще совсем недавно боролся чужак. Более человечное, более аккуратное, но все такое же жуткое и непривычное. Два больших пластинных нароста, росшие над ушами и напоминавшие полузакрытый цветок, лепестками охватывали верхнюю часть головы существа - и из-под этих пластин по плечам россыпью лежало нечто похожее на косички чужака - только более жесткие, и явно сплетенные не из привычных ей волос. Непривычной формы нос, также защищенный рядом пластинок, заканчивался выше, чем у обычного человека, “украшенный” аккуратными прорезями ноздрей, а жесткая, плотная темно-серая кожа была покрыта неравномерными пятнышками.
К жрице протянулась тонкая, жилистая рука, от локтя и выше покрытая чем-то похожим на жесткую колючую чешую ящерицы - и длинный, тонкий палец, оканчивавшийся чуть загнутым острым ногтем, который впору уже было звать когтем, неторопливо провел по ее щеке.
Существо шумно втянуло оголенными ноздрями воздух и совсем по-человечески склонило голову набок, продолжая “с любопытством” разглядывать свою цель.
Тем временем там, где только что разговаривали люди, теперь звучала тишина.
Она застыла. По спине пробежал неприятный холодок. Был бы это человек, все было бы на столько проще...
После мытья в ручье на ее теле и лице не осталось краски. Тот чужеземец и вовсе мог не признать в ней былую жрицу. Если вернулся бы. Хотя зачем ему это? Она всадила ему нож в сердце, такое не забывают.
Ей было нечего применить против этого создания, она не знала ни его слабых точек, ни даже расположения сердца. Поэтому боятся было бессмысленно. Страха не было. У нее и до этого был лишь ничтожно мизерный шанс выбраться из сложившейся ситуации живой, так зачем бояться теперь?
Одно неверное движение с ее стороны могло окончится ее головой в лапах этой твари. Она это помнила. Жрица смотрела, так же изучающе. Взгляд остановился на "косичках", затем переместился на грудь, ведь не может же быть... Но что-то еще было не так. Она медленно повернула голову в сторону и чуть скосила взгляд, словно пытаясь понять, что происходит там, за деревом, где ранее были трое из ее народа. Прислушалась. Тишина. Такая неправильная тишина...
На груди этого создания она обнаружила...одежду.
Да, это что-то странной формы и материала было именно одеждой. Жесткой, плотной, твердой, очень крепкой на вид - скорее даже напоминавшей доспехи для боя, но более мягкие и подвижные. Плотная гибкая ткань облегала грудь существа, закрывая также и его шею высоким воротом - отсюда жрица не видела швов, не видела разрезов, через которые этот доспех снимался бы, но в том, что это именно защитное одеяние, сомнений не было. Рукавов у “доспеха” не было - природных наростов наверняка было достаточно для... для чего бы то ни было.
Прикосновение когтя было холодным и жестким, но осторожным.
Тихий всплеск.
Тихое-тихое перешептывание, которое жрица услышала краем уха.
Трое говоривших явно перебирались через ручей в их направлении.
Дернулось левое ухо полутвари - и темножокий, опустившись на все четыре конечности, тихо-тихо попятился назад, осмтриваясь и принюхиваясь вокруг.
Люди. С людьми гораздо проще. Возможно вооружены. Скорее всего вооружены. Трое. А сил у нее не так уж и много. И если жизнь дала ей на этот раз отсрочку, то надолго ли? Существо отступало и она не могла сказать, собирается ли оно участвовать в том, что сейчас произойдет или нет, но рассчитывать на помощь, она не рассчитывала.
Жрица опустилась на корточки и приготовилась к нападению. Обычно никто не рассчитывает что враг будет на уровне колен, а это очень удобно, особенно для того, чтобы обездвижить. Обездвижить, завладеть оружием... пусть это не призрачный клинок, но во владении клинками разница не велика, разве что призрачный ничего не весит.
Она превратилась в слух, чтобы определить с какой стороны враг появится первым и атаковать.
Подходившие явно не были мастерами внезапного нападения - к тому времени, как они долго, медленно, боязливо добрались до дерева, за которым пряталась жрица, странное существо уже исчезло - словно растворившись в окружавшей его траве. Ожидая нападения, она даже не успела обратить внимание, в какой момент существо пропало.
Первый человек появился где-то шагах в трех от нее. Самый обычный стражник с глефой в руках осматривался по сторонам, готовый в любой момент нанести удар.
Он посмотрел туда, где готовилась к атаке жрица - и взгляд его словно прошел мимо нее. Он пошел дальше, вперед, высматривая что-то среди деревьев, а слева от девушки возник другой стражник, прошедший буквально в одной ладони от нее... и также ее не заметивший.
- Показалось? - тихо спросил тот, что вышел первым, непонимающе озираясь по сторонам. Второй стражник, в руке у которого было по боевому топору, пожал плечами - и они оба пошли дальше осматривать террторию.
- Я точно что-то слышал, - прозвучал голос третьего, который тоже подошел совсем вплотную к ней - и сделай он хоть один шаг ближе, и он точно столкнулся бы с жрицей. Это лицо было отдаленно ей знакомо, но... Память упиралась в пустоту. Она точно знала этого стражника, знала этого человека - это было очевидно так же как и то, что цвет его одежды явно выдавал в нем старшего из этой троицы.
И этот старший принюхался, и нахмурился, словно почуяв что-то не то.
- Здесь точно что-то было.
Он склонился над ней - их разделяло не больше пары ладоней. Она даже чувствовала его дыхание - и видела взгляд чистых серых зрачков, направленных и на нее - и куда-то мимо одновременно. Нет, он не мог не видеть ее... Но кажется, действительно не видел.
Это не совсем укладывалось в голове. Со стороны она выглядела совершенно сбитой с толку и растерянной. Она перевела взгляд с главного на двух остальных. Как так может быть? Они ее не видят? Взгляд вернулся на главного, правда в глаза она не смотрела, такой вгляд можно было бы почувствовать. Ее по каким-то причинам защитило существо? Или может она стала духом? Нет, тогда бы она наврядли ощущала боль, ведь верно? Хотя кто его знает, что ощущают духи. Мысли рассеянно блуждали между вероятностями происходящего, но не могли найти ответа.
Пока блуждали мысли, задумавшийся главный поднялся на ноги, осмотрелся, и почесав затылок, принялся развязывать пояс штанов.
- Странно. Здесь определенно чем-то воняет, - произнес он, и через несколько мгновений действительно завоняло - струя едко пахнущей мочи врезалась в землю прямо рядом с ее ногой, пока старший сосредоточенно наблюдал за сим действом.
- Тебе пора развеяться, Ган, - ухмыльнулся человек с топорами, шагая дальше, в глушь, - Твой нос все слабее и слабее, даже самому работящему псу нужно отдыхать хоть иногда. Я говорил тебе, где рабыни - просто сокровище? Поверь мне, уж я-то знаю толк в таких местах...
- Какие рабыни, Шат? - человек с глефой расхохотался в ответ, - Тебя, смотрю, неплохо сегодня по котелку приложило.
- Черт, я и забыл совсем...
- Тихо, - произнес старший, заправляя свое увесистое добро обратно, - Я что-то слышу. Оттуда.
Он указал пальцем в сторону чащи - и действительно, жрица тоже услышала тихие-тихие шаги с той стороны.
Что-то в этом лесу сегодня слишком много движения. Жрица снова насторожилась. Существо решило вернуться? Или это другое, какое уже по счету, порождение неверно прошедшего ритуала? Будет ли оно таким же нейтральным или агрессивным как предыдущее?
Прозвучал какой-то странный свист...
И снова наступила тишина.
И никакого движения - ни откуда-то либо из леса, ни со стороны подошедшей троицы.
Минута. Две. Три...
Мужчины оставались неподвижны, встав так, чтобы каждому была видна какая-то из частей леса - при этом старший так и остался рядом с жрицей, прямо рядом со сделанной им, отвратительно вонявшей лужей.
Еще минута.
Еще одна.
Не происходило ровным счетом ничего.
Ноги начали затекать.
И тут как назло старший сделал шаг назад.
И наступил ей прямо на пальцы правой ноги.
Эта была больная нога и она инстинктивно дернулась, что стало словно посылом к действию. Быстрыми выверенными движениями дотянуться до трех точек. Обездвижить. Затем тот, который с топорами. Стражник с глефой - последний. Возможно, в него придется метнуть топор. Пока голова была занята рассчетами и следила за обстановкой, тело действовало. Отчаянно из последних сил. Второго шанса у нее увы не будет.
Старший, обездвиженный, бревном упал лицом в траву, не успев даже среагировать, когда второй с топорами словно только и ждал внезапной атаки - и тутже приложил обухом топора по голове незадачливую жрицу. За пару мгновений до удара она увидела, как от дерева рядом начал отделяться кусок бревна, превращаясь в чью-то когтистую руку...
А потом все провалилось в темноту.
Светло. Яркий золотой свет ослепил ее. Ослепил уже не в первый раз, но она вновь не могла вспомнить, что это за место. Так же, как не могла нормально видеть ни своих рук, ни ног... Лишь тонкие золотистые нити с многочисленными узелками, похожие на соединенные линиями созвездия - вот все, что она видела перед собой вместо привычной плоти и кожи. Она - ходячее созвездие, спустившееся с небес...
Куда-то сюда.
Огромный зал с бесконечным сводом, сияющим настолько, что глаза устали бы сразу же. Стены были изукрашены самыми разными изображениями отдаленно знакомых, и в то же время неизвестных ей сцен. Вот двое - сильный огненноволосый мужчина поднимает с земли что-то огромное и круглое, в то время как с небес к нему спешит дева, кожа которой бледна, а покрывало, струящееся с плеч, сливается с цветом ночи, в которую превращается замерший у поверхности земли день...
Вот странная фигура в длинном темном балахоне склонилась над колыбелью, ласково касаясь тыльной стороной ладони лба уснувшего младенца - а мать уже уснула рядом на полу, устав от бесконечных рыданий.
Вот дикая охота неслась сквозь леса, и двуголовые псы вот-вот схватят золотую лисицу...
- Давно не заходили к нам наши любимые дети, - послышался тихий, нежный голос, и обернувшись, жрица-созвездие увидела позади себя высокую, хрупкую бледнокожую женщину, из одежды на которой было лишь небрежно перекинутое через плечо тонкое струящееся покрывало цвета ночи. Лицо женщины было печально, но при этом губы ее были изогнуты в легкой улыбке, способной выражать все, что угодно. Женщина, несмотря на свой слабый и хрупкий облик, была полна какой-то неведомой жрице силой - но силой сдержанной и усмиренной, той, которой не воспользуются, пока не придет по-настоящему важный момент.
Бледнокожая подошла ближе - она была высока, стройна, и как-то по-особенному прекрасна чужой, совершенно непрактичной красотой. Красивые пальцы длинных рук взяли ее руки-звезды в свои, и в какую-то толику мгновения жрица почувствовала безграниченое беспокойство - а вместе с ним тонкие, едва заметные нотки страха, прятавшиеся за покоем и рассудительностью.
- Какие беды могли привести тебя сюда, дитя мое? - с нежностью и заботой матери спросила бледнокожая, заглядывая туда, где должны были быть глаза жрицы. Взгляд черных глаз еще больше напоминал о ночи - казалось, вся эта женщина и была воплощением этого времени суток. Прекрасного, тихого, таинственного...и опасного.
Это странное, отдаленно знакомое место... Она снова не помнила. Ей снова оставались лишь отголоски ощущений, таких знакомых и в то же время чуждых. Жрица устало смотрела своими звездами-глазами на это прекрасное создание. Кто она, перед ее виличием? Всего лишь пыль в ногах, но тем не менее эта бледнокожая женшина снизошла до разговора с ней, с пылью.
- Обряд перерождения,- тихо ответила жрица. - Я не помню точно, но что-то пошло не так и с тех пор...- что с тех пор она обьснить толком не могла.
По крайней мере это не вложилось бы в пару-тройку предложений. И она не знала, что из этого более важное, на что стоит обратить внимание в первую очередь.
- С тех пор моя Сила больше не слушается меня? С тех пор во мне сомнения: действительно ли то, как мы жили угодно богам? Не использовал ли верховный Шаман наши жизни в своих целях? Потому как сейчас его воля слвоно более не властна надо мной и я опять могу мыслить самостоятельно, сомневаться и даже осуждать то, что бы мне никогда не пришло в голову осудить ранее. И я... я так многого вдруг не помню... я словно пустой чан, - она осеклась, отвела взгляд куда-то в пол словно там была подсказка и болезненно нахмурилась.
Внезапно к ней пришло понимание того, от чего разум пытался ее уберечь.
- Нет... не пустой... - еще тише продолжила девушка.
Она медленно подняла взгляд на женщину и произнесла вслух, то, чем было наполнено все ее нутро:
- Наполненый виною за все те смерти, что мы принесли возлагая бесчисленные жертвы на алтарь, - она говорила спокойно, тихо, но местами неуверенно, будто только что смогла наконецто выразить это все в словах, но стоило ли?
На мгновение ей показалось, что слова тут и вовсе излишни и лучше просто открыться этой несомненно богине - она сама все увидит и поймет. Так она, не помнящая своего имени, и поступила. Открылась ей, чтобы та увидела все ее глазами, почувствовала то, что чувствовала она сама.
Бледноликое существо, облаченное в человеческий образ, слушало ее - внимательно, безмолвно и печально. Одно выражение ее спокойного лица уже подтверждало сомнения жрицы о напрасных жертвах, о сомнительной власти Шамана и его правах на жизнь других людей - но в то же время во взгляде этом не было осуждения.
Она почувствовала, словно распадается на миллионы звездных осколков, когда темные глаза девы заглянули в ее душу, проникая в самые сокровенные ее уголки, и познавая все... Все то, что сама жрица, наверняка, забыла уже годы назад.
Впрочем... Какие это были годы? Перед ликом этой девы, существовавшей, наверное, целую вечность, ее жалкие двадцать с лишним весен были просто песчинкой в океане пустыни.
Седьмая. Да, именно так они звали ее последние годы. Она давно отреклась от своего имени, посвятив себя Служению - и теперь имя было не для нее. Как и ее собственная жизнь. Которая теперь могла вернуться к ней, ведь...
- Любящие родители не захотят кровавых жертв от своих детей, - вновь прозвучал мелодичный голос девы, - Но сколько бы ошибок ни совершали дети, дорога исправления доступна для каждого. А когда ребенок в беде... Разве будет он оставлен любящим родителем?
Она почувствовала, как мягкая ладонь коснулась ее невидимого затылка, поглаживая легонько-легонько, словно успокаивая. Давно забытая, совсем как материнская ласка заставила больно кольнуть где-то в области светящегося сердца. Она совсем не помнила свою мать. Как и многие другие жрицы.
- Вы заблудились, дитя мое. Пришло время вернуться на путь жизни.
- Путь жизни?- неуверенно переспросила седьмая.
Вся ее жизнь была лишь служением. Для нее не существовало ничего иного кроме этого уже долгие годы. Она не испытывала чувств, что испытывают обычные люди, у нее не было их стремлений, их мечтаний, их надежд, даже имени - не было ничего кроме жрицы в ней: коварного, болезненного, убийственного орудия под руководством Шамана. Она не знала, что такое жизнь, не имела права знать. И даже была лишина желания когда либо познать жизнь. Была... именно была, до тех пор, пока власть Шамана над ней не дрогнула, пока в ее сердце не зародилось сомнения, пока его не пронзила вина, тянущая за собой боль.
- Знание - вот главная сила, - прозвучал ответ, и жрица почувствовала, как золотой зал вокруг начал темнеть, покрываясь дымкой, а звуки становились все дальше, дальше...
- Магия... это проклятие... - прозвучало совсем издалека, едва различимо, пока теплая нега убаюкивала ее все сильнее, погружая в мирный сон, - А родители...никогда не оставят...вас...
В нос ударил резкий запах земляной сырости.
Открытые глаза не прояснили ситуацию ничуть - темно было, как в могиле.
Ныла раненая нога.
А другая... А к лодыжке другой, кажется, было что-то привязано. И привязано довольно сильно - кожу уже сильно сдавило.
Голова работала медленно. Конечно... ее поймали те трое. Наверняка она сейчас где-нибудь привязанная, чтобы не сбежала. Она не пыталась встать. Она помнила, что последние силы потратила на ту свою попытку. Лишь подтянула к себе ноги. Ощупать рану, не стала ли та кровоточить и ощупать, что повязано на второй. Все казалось бессмысленным. У нее не было ни знания ни магии. Да и жить ей осталось считанные дни, если не меньше. Что ж. Она вполне себе это заслужила, учитывая то, что ее руки по плечи в крови невинных.
После попытки подтянуть к себе ноги, в лодыжку здоровой впилось что-то острое. Словно обвязана нога была колючками. Подтянуть еще чуть-чуть...
Это было даже не веревкой. Обоженные пальцы превозмогая боль ощупали это "что-то", и стало совершенно понятно, что эта "веревка" - переплетение трав и молодых стебельков, среди которых попалось что-то колючее. Немножко усилий - и расплести эту конструкцию не составило бы особых проблем.
А вот до раны на ноге она даже не добралась - та была чем-то обмотана, и обмотана довльно плотно. Чем-то теплым, мягким, и очень хорошо зафиксированным.
Глаза же все никак не могли привыкнуть к темноте.
И снова - тишина. Мертвая тишина.
От колючки хотелось избавиться и она принялась освобождать ногу от этой странной веревки. Те трое наверняка не стали бы плести веревок из трав. А повязка? Зачем смертнице повязка на больной ноге? Покончив с веревкой, она стала ощупывать голову, то место куда ей прилетело обухом топора. Странно, что эту боль она не почувствовала первой.
Ни следов от удара - словно того и не было.
Совершенно.
Словно все ей приснилось, и несложившийся ритуал, и странные существа, и вся ее жизнь...
Правда, повязка на ноге говорила об обратном. И странное ощущение себя - тоже. Да, она была лишена сил, но... Какая-то странная свобода впервые в жизни зачатками пробивалась на самом краю сознания.
Как только нога оказалась избавлена от колючек, откуда-то со стороны послышалось шевеление.
И что-то зашуршало в темноте в ее направлении.
Вжиматься, прятаться, уходить... Было совершенно некуда. За спиной - стена земли. Земля наверху, внизу, по бокам...
Откуда-то со стороны приблизилось легкое-легкое зеленоватое свечение. Оно подбиралось все ближе, и вскоре, в зеленом свете, излучаемом большим, неизвестным ей прежде жуком, она увидела уже знакомое лицо с укутанной в лепестки наростов голову и большими кошачьими глазами.
Седьмая с недоумением уставилась на создание.
- Снова ты?- зачем-то спросила она, заодно осматриваясь по сторонам, пока здесь был источник света.
Она в норе? Это странное создание притащило ее в свою нору? Не похоже было, чтобы для того, чтобы сожрать. Тогда бы бинтовать ей ногу было полной бессмыслицей. Но зачем?
- Слоова ды? - произнесло существо голосом, довольно похожим на ее собственный, и придвинулось еще ближе. Огромные глаза несколько раз моргнули, посмотрев еще с какое-то время на лицо бывшей жрицы, а затем нырнуло куда-то вниз, и Седьмая почувствовала, как ногу с наложенной повязкой обхватили цепкие пальцы. Обхватили аккуратно и плавно, видимо понимая, что так "пострадавшей" будет не так больно. Рана заныла чуть больше - и накатило еще чуть больше тепла.
- Сыдохли? Убю? Тывали? Дефыка? - выдало почти на одном дыхании существо, причем выдало совершенно разными голосами, и снова поднесло лицо к лицу жрицы, снова захватив свободной рукой светящегося жука.
Жрица отрицательно покачала головой. Существо училось. Это было странно, но тем не менее, оно определенно училось.
Седьмая немного колебалась, потом указала на свою голову:
- Голова,- затем на голову твари.- голова.
То же она проделала с глазом, носом, ртом, ухом. Потом она осторожно взяла руку твари, ту в которой был жук и мягким движением поднесла свет к своей руке. Назвала части руки, показав на себе и на твари. Затем то же с ногой, насколько это было возможно.
- Рана,- закончила она очерчивая место раны и поморщилась. - Болит...
Существо действительно училось. Оно жадно хватало каждое слово жрицы, старательно повторяло, указывало снова уже на названное, то и дело хмуря костяные брови, забавно двигало острыми ушами, и периодически кусало тонкие полоски чуть выделявшейся по цвету кожи - на том месте, где полагалось быть губам. Оно с жадностью глотало каждое слово - стараясь понять как можно больше, запомнить как можно больше, словно сейчас именно это было самым важным.
- Баалит, - повторило существо голосом, похожим на ее собственный, после чего склонилось к раненой ноге, и прижалось к повязке ухом, словно слушая происходящее в ране. Ногу под задравшимся платьем обдало горячим дыханием - жрица уже поняла, что с присутствием этой твари температура в этой земляной норе постепенно повышалась. Горячими были руки существа, температура вокруг него была явно выше, чем вокруг, дыхание действительно могло обжечь.
Оно отложило светящегося жука в сторону - и ноги жрицы коснулся коготь, подцепивший повязку, и плавно разрезавший её попалам без каких-либо усилий. Чуть отстранившись, существо аккуратно сняло повязку из странной ткани, которая отошла от раны без каких-либо проблем - разве что пощипало чуть-чуть - и прежде чем Седьмая поняла, что он собирается делать, она почувствовала, как на рану закапало что-то горячее и тягучее - а в воздухе добавился незнакомый запах, напоминавший одновременно и запах трав - и запах свежей крови.
Уже потом она увидела, что эта странная жидкость капала из открытого рта существа, спускаясь по длинному заостренному языку.
Жрица инстинктивно отодвинула ногу.
- Что ты делаешь?- это было странно.
Жутко и странно одновременно. Она понимала, что тварь не ответит, а если ответит, то она скорее всего не поймет. Но это вырвалось как-то само собой.
Существо бесцеремонно рвануло ногу обратно к себе, явно недовольное прерваным...ритуалом наверное. Чем бы то ни было. Тягучая жидкость закапала вновь, постепенно заливая рану, и после жара, пришедшую в первую очередь, Седьмая ощутила начавший распространяться по поверхности раны легкий холодок.
Нога стала болеть меньше - а в слабом зеленоватом свечении жука жрица увидела устремленный на себя взгляд.
Кажется, вопросительный.
Седьмая погладила себя по икре, не доходя до раненой лодыжки. Что бы это странное создание ни делало, но ей стало легче.
- Болит меньше. Спасибо, - это последнее слово было странным на вкус.
Словно давно забытым, но вдруг вспомненным сново. Седьмая к нему прислушалась. Совсем недолго, но прислушалась.
- Спасибо...- тенью повторила она.
Существо еще какое-то время потаращилось на нее своими огромными глазами, а затем отпустило ногу, и на четвереньках навернуло пару "кругов" по небольшой норе. Сейчас она разглядела - ноги существа тоже не были похоже на человеческие, а скорее напоминали звериные - и формой изгиба, и тем, что вместо обычной прямой ступни завершалось лапой, больше похожей на кошачью. Правда, шерсти на этой "лапе" не было - был только ряд защитных пластин. А вот когти были о-го-го.
- Карр-рха-то, - прозвучал уже совершенно другой голос. Низкий, вибрирующий, немного даже жутковатый. Какое-то неприятное послевкусие оставил после себя этот голос, ощущение чего-то чужеродного, не принадлежащего этому месту. Ну не должны были разумные существа издавать звуки, настолько неприятные и бросающие в дрожь.
Само же оно снова подобралось на своих четырех к жрице, и положило длиннопалую ладонь себе на облаченную в незнакомую одежду грудь.
- Карр-рха-то, - повторил он с нажимом, сделавшим ощущение от этого сообщения еще более неприятным. Не будь она тем, кем она была - у нее поджилки бы затряслись от одного только этого голоса.
Бывшая жрица указала пальцем на существо:
- Карр-ха-то?- старательно повторила она.
Наверное так оно себя называло. Может, это даже было имя? Имя... у нее самой имени не было. Хотя, наверное было когда-то, но кто ж знает теперь, какое?