Кровь на руках, зт Кайрэ

Не один месяц ожидало племя, когда вздымется к небу пламя костров, освещая очередной приход Бога на их землю. Жрицы готовились к этому событию, посвящая все ночи молениям и приготовлениям снадобий. Юные, не тронутые взрослой жизнью девушки своими руками растирали ядовитые листья огневика, добывая драгоценный сок, ценившийся больше многолетних настоев, хранившихся в закромах Шамана. Затачивали всем ковеном ритуальные лезвия, готовясь к самому серьезному жертвоприношению Периода - возвращение Великого должно было сделать сильнее их воинов, закалить дух, поднять на ступень выше всю их цивилизацию...
Так говорил Шаман. Никто никогда не сомневался в словах этого человека, способного повелевать ветрами, дождем и пламенем. Когда он обещал своим людям силу перед кровавыми походами - люди получали ее. Когда его рабы, лишенные воли, становились самыми настоящими машинами смерти, способными стоять до последнего - племя ликовало, пируя на костях врагов. Когда женщины Ангра, испив крови Великого, голыми руками душили воинов соседних племен, когда целые рои ядовитых насекомых нападали на ничего не подозревающие деревни, когда целые прибрежные поселения скрывались под огромными волнами приливов - каждый воин, каждый житель Ангра восхвалял своего Шамана - и конечно же, своего Великого Бога.
Да, кажется, именно так раньше и было, но...
Она совсем не понимала, что происходит.
Воспоминания о величии вождей и победах племени были такими же четкими, какой непробудной была пустота, касавшаяся всего, чем должна была быть наполнена ее собственная жизнь.
Она даже не могла вспомнить, как ее зовут.
Но знала, что бесчувственное тело, что несла она сейчас на своей спине, должно было окончательно умереть вместе с ударом ритуального ножа, направленным точно в сердце.
Должно быть принесенным в жертву Великому.
Только вот...
Она точно помнила, как вошло в широкую грудную клетку лезвие ножа. Она слышала последний вскрик человека, но вот потом...
Руки ее, державшие прежде кинжал, теперь были обожжены. А обнаженную грудь чужеземца, которого тащила она теперь на себе непонятно куда, украшало теперь неровное пятно металла, словно вросшего в плоть человека. Который слабо, но все же дышал.
Серебристое пятно тонкими-тонкими прожилками расходилось в стороны, истончаясь - каждое ответвление было не больше пальца длиной, но создавалось ощущение, что они готовы расти дальше, и что они... словно живые.
Но размышлять об этом было некогда.
Тащить жертву было тяжело, но не тащить она не могла - стоило ей отойти от этого чужеземца, как те твари, что как из ниоткуда появились повсюду после несостоявшегося жертвоприношения, так и норовили оттяпать от нее кусок.
По крайней мере укусанная одной из этих странный шипастых тварей нога до сих пор кровила и неприятно чесалась. И даже чудом найденные ею листья ранника не останавливали полностью кровь, и не снимали боль так, как делали это прежде.
А на этого... На этого длинноволосого они не лезли совершенно. Словно боялись его. И пока она тащила чужеземца за собой, она и сама была в безопасности.
Очень хотелось пить. Обряд проходил глубоко в лесу, вдали от ручья, вдали от города - до которого, по ощущениям, оставалось еще не меньше получаса ходьбы - с таким-то грузом на спине.
Впрочем...
Даже насчет этого она не была уже уверена.
Город.. Город был в тех воспоминаниях, где был Шаман. И впервые в жизни она стала в этих воспоминаниях сомневаться.
Она даже была не уверена в том, что есть эта ее “жизнь”.
И была ли она когда-нибудь раньше.
Настоящими были только лес вокруг, рваное платье главной жрицы, обожженные руки, раненая нога - и тело на спине, которое было нельзя бросать.
Совсем рядом прошмыгнуло... что-то. Что-то, походившее на кабана, только вот все покрытое мелкими роговыми отростками, и с такими клыками, что можно было насадить не одного ангрца. Это что-то мотнуло, было, головой, в сторону идущих, но вновь, словно испугавшись чего-то, убежало прочь.
Тело на ее спине издало неровный стон - но по-прежнему не шевелилось.

Все рухнуло в одночасье. Разбилось словно зеркало, разлетелось осколками по углам и стеклось-собралось ручейками ртути, что снежинкой прилипли к ране этого чужестранца. Она не могла найти никакого обьяснения. То, что ранее так уютно и послушно укладывалось в голове, теперь разбегалось в стороны и норовило ускользнуть. Такая прекрасная, понятная жизнь, окропленная великой честью быть главной жрицей, гордостью за то, что ей доверили теперь была пуста словно старый дырявый чан. Из нее будто вытекло все, что когда-либо ее заполняло: все краски, звуки, чувства...
Надо было идти дальше, хоть она и хромала, хоть и болела нога, хоть и руки норовили соскользнуть и не удержать этого странного типа на спине.
Что это было? Знак свысше? Почему кинжал расплавился? Шаман впервые ошибся и они занесли ритуальное оружие не над тем? Откуда эти твари? И где все остальные?
Мысли начавшие было складываться воедино снова рухнули под горой вопросов.
Надо было дойти до воды. Вода должна придать сил, и ей и этому. Промыть рану на ноге...
В голове все снова разбежалось. Она брела дальше.
Имя... Имя. Это важно? Оно осталось там, с теми воспоминаниями о славной жизни? Ей надо новое? Надо ли? Зачем она думает об этом сейчас? Разве это важно? Гораздо важнее найти воду и город. Найти Шамана. Он разбереться! Или... Или это все его вина, его ошибка, стоившая им так многого? А было ли это все. Был ли Шаман вообще. Не сон ли это? Не сон ли вся ее прошлая жизнь?

Впервые вопросов было больше, чем ответов. Раньше ответы были на все.
Ну, почти на все.
Раньше, бывало, она задумывалась порой, откуда же взялся этот бог, почему все так беспрекословно слушались Шамана...
Но обычно эти вопросы убегали сами, словно вытесненные чем-то иным.
Словно им не следовало появляться в ее голове.
Сейчас вообще все казалось насмешкой над прошлым. Татуировки на ее руках, церемониальные сандалии, ремни которых впивались в ноги, кольца, до которых нужно было дослужиться, и которые теперь казались совершенно бесполезными вещами...
Она внезапно вспомнила еще одну картинку своей прошлой “жизни” - совсем юная, еще не вошедшая в Возраст девочка, истекавшая кровью на ее руках. Краткая картинка из прошлого - впервые она отозвалась болью в сердце. Болью... которую она, кажется, никогда прежде не испытывала.
И странное беспокойство.
Она не могла понять, кто именно стал причиной ухода из жизни совсем юного, еще не познавшего Жизнь существа.
Ее нога запнулась обо что-то - и вместе со своей ношей она кубарем покатилась вниз, не разглядев дороги, тщетно пытаясь зацепиться руками хоть за что-то, и уже не пытаясь удержать свою ношу - которая безвольным мешком катилась рядом.
С шумным всплеском это падение остановил ручей, в который она влетела на скорости, поднимая со дна клубы ила.
Еще одним всплеском ознаменовалось прибытие в ручей чужеземца - который рухнул неподалеку в воду прямо лицом, и почему-то до сих пор совершенно не предпринимал никаких попыток к своему спасению.

Она выругалась и подползла к телу. Не хватало еще, чтобы он захлебнулся. Даже не заметила, что наконец-то нашла долгожданную воду. Она бережно перевернула этого типа лицом вверх, и убрала волосы с лица. Осмотрелась. Зачерпнула ладонью воды, где по-чише и попробовала напоить ею этого. А ведь он должен был стать такой же жертвой как та девочка...
Жрица скривилась. Только сейчас, по прошествии всей ее жизни, ей вдруг стали неприятны жертвоприношения. Что это? Как это обьяснить?
Некоторое время она так и сидела, растерянно смотря на чужестранца и все еще по инерции поя его водою. Она даже забыла как сильно хотелось пить самой.

Первые минуты непонятно было совершенно, уходила ли вода по назначению - но когда какое-то странное оцепенение прошло, она поняла, что небольшими глотками, но он все же пил.
Так пока и не приходя в себя.
Сложно было определить возраст этого человека. Он отличался от них - смуглых, тонких, гибких. Больше мышц, чем у мужчин Ангра. Кожа бледнее, более резкие черты лица, а таких длинных волос, заплетенных в множество косичек, у свободных мужчин она раньше не видела никогда. Даже женщины их племени, те, что не были жрицами, срезали волосы, едва те дорастали до плеч - что уж говорить о мужчинах, длина волос которых не достигала и половины пальца. Мужчинам-рабам оставляли волосы как опознавательный знак, но и та длина не могла сравниться с этой шевелюрой, доходившей чужеземцу ниже лопаток. Никаких татуировок на лице, на котором, кажется, и щетина не росла особо, никаких украшений ни в виде колец, ни в виде костей - он выглядел непривычно блекло и бесцветно по сравнению с ее сородичами, расписанным множеством красок. Его народу явно были чужды все эти опознавательные знаки... Да а сама она впервые видела кого-то настолько непохожих на них. Человек, которого она поила водой, был сейчас словно существом из другого мира. Быть может, поэтому и не стоило заносить над ним ритуальный кинжал...
Она не успела додумать мысли, в которые уходила все дальше. Она не поняла, как и что произошло - но чужеземец, резко распахнув глаза, сделал судорожный глубокий вдох - и в следующий миг воды неглубокого ручейка сомкнулись над ее лицом так же, как сомкнулись на ее шее пальцы чужеземца, произнесшего что-то, что под водой она уже расслышать не могла.
Немалый вес прижал ее к илистому дну - кажется, выбраться из-под него не представляло никакой возможности.

Но и она была не напрасно верховной жрицей. Верховными жрицами просто так не становятся, и как бы она сейчас ни относилась к своему прошлому, но она все еще была той, кем была. Ее рука метнулась из воды так же молниеносно и тонкие изящные пальцы с неприсущей силой сжали горло чужеземца. В этот момент она не думала о том, что станет с ней, если он умрет. В этот момент тело действовало вперед разума.

Пальцы впились в горло так привычно, словно она прежде только и занималась тем, что душила непокорных.
Какое-то время казалось, что отсутствие воздуха не мешало никому из них. Не будь перед глазами пелена воды, она увидела бы обращенный на нее яростный взгляд, полный решимости.
Впрочем, этот взгляд она даже просто чувствовала. Как чувствовала и то, что скорее они утащат друг друга в могилу оба, прежде чем кто-то сдастся. Выносить на себе тяжелую тушу, придавившую её со всей силы, становилось все тяжелее, подручных предметов рядом не было никаких совершенно...
Смена картинки вновь произошла так же быстро, как и все остальное до. Её руку, обоженную прежде, вновь обдало нестерпимым пламенем, заставляя против воли разжать пальцы - и следом она обнаружила себя вытащенной из воды и оттащеной от того места,где только что происходила безмолвная борьба. Одного рывка хватило чужеземцу, чтобы поднять её на ноги - правда, твердо встать на них не получилось, и она полуповисла на поддерживавшей её руке - что не помешало ей увидеть еще одну тварь. Нечто, отдаленно, очень отдаленно напоминавшее человека, сгорбившись, стояло на берегу ручья, измазанное кровью, все покрытое кривыми шипообразными наростами - и смотревшее исподлобья на двух мокрых с ног до головы людей.
В длинной, мускулистой когтистой руке существо держало за волосы оторванную голову одной из жриц, участвовавших в жертвоприношении - тут она уж точно не могла ошибиться. Разодранное лицо застыло в гримасе боли - и она вспомнила, что эта девушка была одной из тех немногих, чьи трупы она не увидела тогда у алтаря.
- Каат-трак? - тихо процедил что-то совершенно непонятное на чужом языке ее новый незнакомый, делая еще шаг назад и утаскивая её за собой. Тварь напротив них прорычала, и припав всеми конечностями к земле, отбросив прочь голову, застыла, будто готовая к атакующему прыжку.

Она было закашлялясь, когда воздух снова нашел доступ к легким, позорно-беспомощно повиснув на руке чужестранца, но вид твари, а если быть точнее головы, заставил ее собраться так же молниеносно, как ее вытащили из водв. Жрица встала самостоятельно.
- Тварь...- процедила она сквозь зубы.
Будь ты хоть сто раз чужестранцем, а понял бы что это адресовалось странному существу с головрй в руках.
Она все еще была жрицей, она все еще могла дать бой. До последнего вздоха, как требовалось ранее от всех них. Она выпрямилась. Ровная осанка и холодный, слегка даже надменный взгляд, полный решимости. Сколько раз она проделывала это раньше? Конечно... теперь она не помнит точно. Жрица вытянула руку, словно пытаясь вытащить из воздуха клинок и произнесла нужные слова. Ее враг был сейчас не рядом с ней а стоял напротив, готовясь к прыжку.

Знакомый жар должен был непременно обуять ее тело, наполняя той до сих пор непостижимой для нее силой, выручавший ранее множество раз, но...
Ничего не произошло.
Только ощущение внезапной, звенящей пустоты наполнило ее.
Каковой станет твоя жизнь, когда превратишься ты в пустой сосуд? Даже марионеткой ты не нужна будешь Ему. Беспомощная, бесполезная...
Тихий, печальный голос всплыл в ее сознании. Голос звучал грустно, обреченно - и принадлежал кому-то очень важному.
Кому-то, о ком она забыла.
Только вот жест ее спровоцировал тварь - которая бросилась на них обоих - и столкнулась с длинноволосым, когда она, отброшенная прочь, снова упала в воду, упираясь в бесполезные теперь обожженные руки. Нет, по-прежнему сильные, но...
Просто силой.
Простой физической силой. И больше ничем.
Крик, треск, визг - все звуки слились воедино, когда сплелись два тела - одно жилистое, сутулое, черное и высокое, а другое - мускулистое, и бледное. Она никогда не слышала, чтобы хоть какое живое существо кричало настолько отвратительно - но понимала, что крик этот полон в первую очередь именно боли.
Ведь про боль она знала все.
Знала когда-то.
Этот крик-вой оглушал ее, превращаясь в пульсирующую боль в висках и совершенно лишая сил. Множество страдающих голосов слились воедино.
Страдающих...страдавших по ее вине.
По их вине.
Мужчин, женщин. Детей...
Вой переплетался со звуком ломаемых костей, всплесками воды и человеческим рычанием - а вода вокруг схватившихся начала окрашиваться в черное.
Бесполезный, пустой сосуд. Которому на смену придет другая.

Она сжала виски обожженными пальцами, но этой боли она не чувствовала. По сравнению с той она была ничто.
- Хватит!- это вырвалось настолько отчаянно.
Как-то само собой. Ранее она совершенно точно ничего подобного себе не позволяла, но эта боль лишала последних сил.
Жрице пришлось снова опустить руки в воду, чтобы не плюхнуться туда самой. Она тяжело дышала. Вынула одну ладонь из воды и не веря обреченно смотрела на нее. Не может быть! Когда она станет пустым сосудом.
- Хватит...- раздалось совсем тихо.
Она была всем и стала никем водночасье. Даже против этого чужеземца она возможно не выстоит, а в том, что он попытается придушить ее снова она не сомневалась. Она бы так сама поступила - разобралась с более сильным врагом и вернулась бы к более слабому. Что ж. Тогда она может хотябы принять свою смерть с честью.
Жрица встала, шатко, едва не рухнув обратно в воду. Во всей ее величественной осанке теперь была еще и обреченность. Ее силы больше не слушаются ее приказов. Все, что у нее осталось, это обессиленное тело. Изранненое, обоженное и уставшее. Взгляд был решительным, рассчетливым, но стоило ему опуститься до железной раны как он вдруг стал неуверенным и даже беспомощным, словно в ее голове пронеслось " неужели это сделала я?".

Её короткий вскрик прозвучал как раз в тот момент, когда два мокрых тела расцепились - и не сразу, но она все же поняла, почему усилился крик твари.
Та была объята огнем. Тем страшным огнем, против которого не помогали ни вода, ни песок - лишь воля того, кто этот огонь создал, могла его и погасить.
Израненое существо, пятясь назад с неестественно болтающейся рукой, едва стояло на ногах, истекая темной, практически черной кровью, а чужеземец, на котором почти не осталось свободного от черно-красной грязи места в недоумении смотрел на руки, тем же огнем объятые.
Он был как... Шаман. Только Шаман никогда не смотрел на такие вещи с недоумением и ужасом, и никогда не расходовал силы впустую, выпуская энергию вникуда. Теперь же пламя горело, не причиняя никакого вреда своему призывателю, пока этот призыватель тщетно пытался сбить пламя о сырые брюки - в любое другое время это зрелище вызвало бы у нее смех, настолько нелепо выглядела эта гора мышц, на которую внезапно свалилось то, что доступно было только избранным, специально тренированным соплеменникам. Да, что могло достаться и ей...
Полный недоумения взгляд устремился на нее - и чужеземец поднял перед собой пылающие руки, словно вопрошая, что ему с этим делать.
Даже удаляющиеся завывания ретировавшейся твари уже не имели особого значения.
Никто, никто и никогда кроме Шамана и самых старших жрецов их племени не мог освоить этой Силы в таковом непосредственном её проявлении.
Расплавленное же пятно на груди длинноволосого, казалось, пульсировало, переливаясь и поблескивая в слабых лучах предвечернего Солнца.

И все же это играло ей сейчас на руку. Пусть этот нелепый чужеземец обладал теперь той силой, что должна была достаться ей, зато она по-прежнему обладала знанием, без которого он себя просто убьет рано или поздно. Пусть она никогда не проделывала это сама, но все же в теории кое что было ей известно. Она подошла ближе, совершенно не боясь эту гору. Поглядела на руки, на беспомощную махину. Было в этом всем нечто странное. Те слова, что она вспомнила. То, что они пытались сделать... Возможно ли, что их бог вовсе не хотел, чтобы они были такими? Возможно ли, что это наказание за все те смерти и страдания, что их безжалостное племя принесло другим? Это бы обьяснило ту боль и ту вину, которыми отдавали ее воспоминания теперь.
- Что ж, если тебе так угодно пусть будет так!- зачем-то обратившись к небу сказала жрица и вздохнула.
Ее взгляд снова переместился на чужака. Еще один шаткий шаг навстречу незнакомцу.
- Вдох,- она показала как сделать глубокий вдох. - Выдох,- последовал медленный выдох. - Мееедленно...- растянула она.
Потом ее обожженный пальчик коснулся виска, а смотрела она все так же на этого странного типа:
- Расслабься,- она снова показала вдох и выдох. - Отпусти огонь, он погаснет сам, как только разум возьмет контроль над эмоциями, - она сделала медленный и плавный жест рукой перед телом, символизировавший расслабление.
Голос ее был спокойным и интонации в нем преобладали те же, что и в действиях, которых она ожидала от чужестранца.

Несмотря на непонимание происходящего, чужеземец был достаточно спокоен для того, кто столкнулся с подобным явлением в первый раз.
Быть может, оно было не в первый раз?
У него хватило терпения досмотреть все, что изображала жрица с изукрашенным лицом - и по мерному движению его грудной клетки, она поняла, что ее слова достигли цели. Длинноволосый, переведя взгляд на объятые пламенем руки, глубоко дышал, наблюдая, как уменьшается пламя, до тех пор, пока оно не исчезло совсем. Сдвинув брови, он внимательно осмотрел конечности, словно проверяя те на наличие ожогов, и явно удовлетворившись результатом, опустил ладони, снова переводя взгляд на жрицу. Пятно на его груди поблекло, перестав пульсировать, и выглядело теперь просто странной, объемной татуировкой, непонятным украшением, неизвестным образом державшимся прямо на, точнее в груди.
В воздухе повисла неловкая пауза. Оба человека стояли по колено в воде, постепенно все больше очищавшейся от темных следов. Освежавшая прежде, теперь вода начинала казаться холодной... Впрочем, для нее холод был не страшен совершенно. Уж она-то к нему привыкла еще с самых ранних лет.
- Паан-ге? - наконец, нарушил тишину он, выставляя перед собой раскрытую ладонь с растопыренными пальцами. Расстояние между ними не достигало теперь и вытянутой руки. Она видела, как стекают по сильной груди остатки чужой крови - впрочем, и его собственной тоже. Кровоточила рана на плече, да и мелких рваных ран было немало. Прежней ярости во взгляде не было - там остались недоверие, сдержанность и решительность. Темно-коричневые, практически черные глаза уставились на нее, в очередной раз напоминая о чуждости человека этому месту, где такой темный цвет глаз был скорее знаком проклятого рода, чем чего-то хорошего.
- Паан-ге, нейга? - повторил человек, все так же не отрывая взгляда, и даже не моргая.

Глаза пробежались по ранам привычно определяя степень их опасности и совместимости с жизнью. Она знала о ранах все, как и о боли. Ведь ей надо было не только причинять эту боль, но и смотреть, чтобы жертва не отошла к их божеству раньше времени и не приведи Шаман не издохла до нужного часа.
Может ли быть, что все это - ее ошибка? Нет. Исключено. Она не могла допустить ошибки во время ритуала. Свое мастерство она оттачивала до совершенства. Иначе ей не стать той, кем она была.
"Каковой станет твоя жизнь, когда превратишься ты в пустой сосуд? Даже марионеткой ты не нужна будешь Ему. Беспомощная, бесполезная..."- снова раздался голос в голове. И он был чертовски прав. Она больше не нужна их Шаману, она бесполезна для племени и она, вероятнее всего в списке следующих жертв для божества, поскольку их ритуал сорвался. Кто ж там будет разбираться по какой причине. Но что-то пошло не так и их Сила теперь передалась кому? Чужестранцу с глазами проклятого рода? Чужаку! Нет, она не боялась смерти. Видя ее в таком количестве и в таких выражениях, как жрица, перестаешь относиться к ней как к чему-то страшному, приходит спокойствие. Но все же она была не согласна с таким положением дел.
Жрица перевела взгляд на руку, явно не понимая, чего этот темноглазый от нее хочет. Может так у них принято показывать конец вражды? Это было бы разумно, учитывая что он в чужих землях и отсюда ему не так просто выбраться.
Она перевела взгляд на свою обожженую ладонь и немного неуверенно и так же недоверчиво медленно приставила свою ладошку к его, наблюдая за реакцией чужака.

Судя по тому, что чужеземец не полез снова драться, этот “ответ” его удовлетворил. Он произнес целую речь на чужом языке, не отличавшуюся особыми интонациями - тон походил на руководство к действию, размеренное и спокойное. Только договорив он понял, наверное, что она его не очень понимает, и вздохнул, покачав головой. Жестом он показал ей в сторону противоположного берега, а сам, отойдя на пару шагов назад, и отвернувшись, принялся молча, упорно и методично разматывать ритуальные штаны, в которые его облачили перед жертвоприношением.
- Кап гаана, нейга, кап гаана, - довольно громко произнес он, выкидывая в воду один из многочисленных поясов, исшитых рунами, и обернулся, проверить, видимо, чем там занимается эта странная... странная.

Жрица не привыкла, чтобы ей указывали чужестранцы. Она проигнорировала указание и выбралась на ближайший берег немного выше по течению, чем стоял чужеземец, надо было все же попить и осмотреть рану на ноге, вот ею она и занялась, пока тот крутился в воде. Периодически она правда погядывала на то, чем-там занимается эта нелепость, а то мало ли на сколько шатки их предложения мира.

Нелепость занималась мытьем. Судя по времени и постоянным всплескам - самым тщательным, которое ей только доводилось встречать. Сама она успела напиться вдоволь, успела оценить размеры трагедии на ноге, покрывшейся местами уже какими-то незнакомыми темноватыми пузырьками, но зато переставшей, наконец, кровоточить. Рана все еще болела - особенно там, где вздулись пузырьки - но за исключением этих самых пузырьков все было весьма терпимо.
Появилась другая проблема.
Желудок, да и все быстрее покидавшие ее силы напомнили о себе - после двух дней очищения перед Ритуалом, да и после всего произошедшего она только сейчас поняла, что действительно еле стоит на ногах.
От изучения раны ее отвлекла зависшая над ней тень. Чужеземец, одетый в меньшее, чем ничего, присел рядом, бросил на ногу жрицы короткий взгляд, кивнул чему-то своему, и вновь сказав какое-то незнакомое слово и ткнув указательным пальцем в землю перед собой, после чего поднялся, и в чем и был, точнее ни в чем, медленно побрел куда-то прочь от ручья, глядя себе под ноги.

Наготой жрицу было не смутить и она этому вовсе не предала значения, хотя отметила, что этот совсем дикий, раз к одежде не привычен.
- Ты ведь даже не знаешь куда идти,- упрекнула жрица чужака.
Впрочем, догонять сил не было, это пришлось признать, а вот смыть с себя грязь хотелось очень даже. Хотя бы это небольшое облегчение могла она себе в конце концов позволить. Смыть грязь, расплести волосы и собрать их в косу, чтобы не мешались и не липли так противно к телу. Ритуальная прическа ей больше не нужна, и вероятно не понадобиться больше никогда, как и волосы. Последних было даже несколько жаль. Ей нравилось это ее отличие от остальных женщин. Она никогда не задумывалась насчет своей красоты или уродства, для жрицы куда важнее было быть жрицей, чем эти незначительные мелочи, но все же где-то там глубоко внутри, ей нравилась ее копна волос, которую неминуемо срежут, лишь только...
Что будет дальше? Наврядли этот добровольно потопает в город. Это было бы безумием. А она не сможет его заставить это сделать. Наврядли он даже вернется. Да и что ждет ее саму? Пока она воплощала в жизнь свои ближайшие планы, мысли ее крутились вокруг того, как же быть. Где взять сил и куда податься, где раздобыть оружие, чтобы пережить встречу с очередной тварью... и стоит ли...

Ощущать себя женщиной. Это было уделом... Пожалуй, только Матери и женщины крупных, знатных семейств могли позволить себе делать акцент на своей женственности. Управляющие домами, кланами, прекрасные, полнотелые, величественные - их красота являлась таким же знаком отличия, как разного вида татуировки на лицах женщин, прислуживавших Шаману... Или же, через его лицо, самому Богу. Красивыми могли быть только они. Только им доставались знаки восхищения, на них обращались взоры, за право обладать ими боролись сильные, талантливые мужчины Ангра. И если кому-то из них удавалось подарить будущим Матерям наследника...
Раньше эти мысли совершенно не волновали ее. В ее жизни существовало лишь их Дело, их Вождь и их Бог. Вся остальная мирская суета, все эти становления семей, повышения статуса, борьба за лучшее место - все это не волновало ни ее, ни других жриц так же, как существование пусть даже самых красивых жриц совершенно не беспокоило тех, высокопоставленных женщин клана.
Это не волновало даже простолюдинок - они, отдававшие все силы и время тяжелому труду и войнам, даже представить не могли, что их жизнь может проходить в плетении сплетен, приемах, наведениях красоты и обеспечением клана достойными наследниками.
А рабыням... Их не волновало ничего. Лишенные собственнго сознания, они не считались за людей вовсе. Куклы, используемые в самом тяжелом и опасном труде.
Наверное, в этом было что-то неправильное. Но... Их цивилизация была сильна и развита, а значит, они шли по верному пути.
По крайней мере, хотелось в это верить.
Нужно было куда-то двигаться дальше. Либо в столицу - и попытаться добиться встречи с Шаманом, что одновременно казалось и самоубийством, и способом решения проблем...
Тем более что до нее оставалось не так много.
Либо стоило полностью изменить маршрут, попытаться попасть в небольшое поселение неподалеку, в надежде, что главную жрицу там не узнают... Наивная мысль, конечно, но если старательно стереть с лица всю краску, что-то сделать с волосами... С одеждой... С манерой держать себя...
Сначала нужно было понять, хотела ли она, чтобы все знали о случившемся. Если, конечно, все еще не узнали об этом. О главной жрице, потерпевшей такой провал...
Еще одна мысль вдруг мелькнула в голове. Она никак не могла вспомнить, чем именно должен был закончиться ритуал. Точно не тем, как он закончился сейчас, но...
Нет, она не помнила совершенно. Принесение в жертву явно было не последней его частью - и сейчас это казалось важным. Что-то должно было случиться еще. Но не случилось.
Она уже успела и вымыться, и заплести волосы, и обсохнуть, и даже вздремнуть, когда услышала шорох из глубины леса - и не с той стороны, откуда должен был бы вернуться чужстранец.
А вслед за шорохом она услышала голоса. Разобрать слова было сложно, но сомнения не было - это был ее родной язык, и разговаривавших было явно несколько - мужчины, судя по голосам, довольно молодые, если и не приближались к ручью, то проходили где-то совсем рядом. Голоса звучали обеспокоенно, неуверенно - и несколько слов она все же расслышала. Случилось... когда... наказывать... уходить... оружие...
Кажется, люди приближались.

Хотела ли она, чтобы все знали о случившемся? Рано или поздно все узнают. Возможно, то, что стряслось есть знак. Возможно она сыграла свою роль и теперь ее как пустой сосуд небрежно скинут с доски. Возможно ранее, она бы не задумываясь вышла навстречу этим мужчинам и в своей власной манере потребовала бы сопровождать ее в город. Но после того как власть Шамана над ней пошатнулась... после того как она перестала ощущать и понимать все так как ранее, она была более не уверена ни в чем и в первую очередь эта неуверенность касалась ее действий. Жрица осталась там же, лишь переместилась за ствол дерева, чтобы ее не было видно с того берега и продолжила вслушиваться в голоса, пытаясь понять, о чем те говорят.

- ...видел его ногу, Шат. Там осталась только кость. Все.
- Ему все равно она уже была не нужна.
Говорившие приближались. Послышался всплеск - они явно также испытывали жажду, которую и пришли утолить.
- Да это не имеет значения. Ты понимаешь, что эти твари - уже сами по себе оружие?
- И смысл мне это понимать?
- Мы должны приподнести новости с правильной стороны, дубина. Одно дело - сорванный ритуал, другое - новое оружие, которое можно использовать.
- Использовать? Что, закидаешь этими мышами врагов, пока те не растворятся до костей? Ты предлагаешь ЭТИМ загладить провал перерождения? Да с тебя голову снимут прежде, чем ты договоришь об этом!
- Причиной провала были не мы..
- Что не отменяет принципов хозяина. Да, может ты даже договоришь об этом - но свидетелем дальнейшего не станет даже твоя отрезанная голова.
Наступила тишина, прерываемая только всплесками утолявших жажду людей.
- А что делать с главной? - спустя какое-то время нарушил тишину третий голос, - там не было ни ее тела, ни тела аватары.
Позади зашумела приминаемая шагами трава - кто-то тихо крался со спины, явно не рассчитывая, что чуткие уши жрицы могут услышать такую мелочь.

Перерождение. Можно ли считать того чужака перерожденным? Ведь она помнила, как нож вошел в сердце, слышала его последний крик... возможно ли, что обряд прошел и был завершен. Странно, по-своему, но завершен?
Наверное, эта мысль ее бы обрадовала... в прошлой жизни, но сейчас ничто внутри не отзывалось радостью. Словно их общие ранее цели стали теперь не ее. Словно воля Шамана больше не имела над ней силы. Словно она обрела свою волю, давно утеряную и поглощенную его влиянием.
Шум заставил отвлечься. Как невовремя. Жрица обернулась, готовая напасть первой. Пусть у нее не было той Силы, но она по-прежнему знала все о боли и в первую очередь она знала каждую точку на теле людей, способную эту боль причтнить, а так же обездвижить их, чтобы потом причинить боль. Для этого ей не нужно было оружие, для этого достаточно было обычных человеческих рук. Тычек, поворот, удар... безвольно виснет рука, или отнимается нога, или на время вовсе парализует. Нажатие, толчек... каждая из точек расцветала болью от своего типа воздействия и она знала как это устроить, а тело помнило малейшие движения, чтобы воплотить это в жизнь. И оно готово было
, если понадобиться.

И она устроила бы этот фейрверк боли, если бы подкрадывавшейся к ней был...человеком.
Огромные, скорее похожие на кошачьи глаза смотрели на жрицу из-под костяного нароста бровей. Смотрели с любопытством, изучающе - нечто среднее между человеком и той тварью, с которой еще совсем недавно боролся чужак. Более человечное, более аккуратное, но все такое же жуткое и непривычное. Два больших пластинных нароста, росшие над ушами и напоминавшие полузакрытый цветок, лепестками охватывали верхнюю часть головы существа - и из-под этих пластин по плечам россыпью лежало нечто похожее на косички чужака - только более жесткие, и явно сплетенные не из привычных ей волос. Непривычной формы нос, также защищенный рядом пластинок, заканчивался выше, чем у обычного человека, “украшенный” аккуратными прорезями ноздрей, а жесткая, плотная темно-серая кожа была покрыта неравномерными пятнышками.
К жрице протянулась тонкая, жилистая рука, от локтя и выше покрытая чем-то похожим на жесткую колючую чешую ящерицы - и длинный, тонкий палец, оканчивавшийся чуть загнутым острым ногтем, который впору уже было звать когтем, неторопливо провел по ее щеке.
Существо шумно втянуло оголенными ноздрями воздух и совсем по-человечески склонило голову набок, продолжая “с любопытством” разглядывать свою цель.
Тем временем там, где только что разговаривали люди, теперь звучала тишина.

Она застыла. По спине пробежал неприятный холодок. Был бы это человек, все было бы на столько проще...
После мытья в ручье на ее теле и лице не осталось краски. Тот чужеземец и вовсе мог не признать в ней былую жрицу. Если вернулся бы. Хотя зачем ему это? Она всадила ему нож в сердце, такое не забывают.
Ей было нечего применить против этого создания, она не знала ни его слабых точек, ни даже расположения сердца. Поэтому боятся было бессмысленно. Страха не было. У нее и до этого был лишь ничтожно мизерный шанс выбраться из сложившейся ситуации живой, так зачем бояться теперь?
Одно неверное движение с ее стороны могло окончится ее головой в лапах этой твари. Она это помнила. Жрица смотрела, так же изучающе. Взгляд остановился на "косичках", затем переместился на грудь, ведь не может же быть... Но что-то еще было не так. Она медленно повернула голову в сторону и чуть скосила взгляд, словно пытаясь понять, что происходит там, за деревом, где ранее были трое из ее народа. Прислушалась. Тишина. Такая неправильная тишина...

На груди этого создания она обнаружила...одежду.
Да, это что-то странной формы и материала было именно одеждой. Жесткой, плотной, твердой, очень крепкой на вид - скорее даже напоминавшей доспехи для боя, но более мягкие и подвижные. Плотная гибкая ткань облегала грудь существа, закрывая также и его шею высоким воротом - отсюда жрица не видела швов, не видела разрезов, через которые этот доспех снимался бы, но в том, что это именно защитное одеяние, сомнений не было. Рукавов у “доспеха” не было - природных наростов наверняка было достаточно для... для чего бы то ни было.
Прикосновение когтя было холодным и жестким, но осторожным.
Тихий всплеск.
Тихое-тихое перешептывание, которое жрица услышала краем уха.
Трое говоривших явно перебирались через ручей в их направлении.
Дернулось левое ухо полутвари - и темножокий, опустившись на все четыре конечности, тихо-тихо попятился назад, осмтриваясь и принюхиваясь вокруг.

Люди. С людьми гораздо проще. Возможно вооружены. Скорее всего вооружены. Трое. А сил у нее не так уж и много. И если жизнь дала ей на этот раз отсрочку, то надолго ли? Существо отступало и она не могла сказать, собирается ли оно участвовать в том, что сейчас произойдет или нет, но рассчитывать на помощь, она не рассчитывала.
Жрица опустилась на корточки и приготовилась к нападению. Обычно никто не рассчитывает что враг будет на уровне колен, а это очень удобно, особенно для того, чтобы обездвижить. Обездвижить, завладеть оружием... пусть это не призрачный клинок, но во владении клинками разница не велика, разве что призрачный ничего не весит.
Она превратилась в слух, чтобы определить с какой стороны враг появится первым и атаковать.

Подходившие явно не были мастерами внезапного нападения - к тому времени, как они долго, медленно, боязливо добрались до дерева, за которым пряталась жрица, странное существо уже исчезло - словно растворившись в окружавшей его траве. Ожидая нападения, она даже не успела обратить внимание, в какой момент существо пропало.
Первый человек появился где-то шагах в трех от нее. Самый обычный стражник с глефой в руках осматривался по сторонам, готовый в любой момент нанести удар.
Он посмотрел туда, где готовилась к атаке жрица - и взгляд его словно прошел мимо нее. Он пошел дальше, вперед, высматривая что-то среди деревьев, а слева от девушки возник другой стражник, прошедший буквально в одной ладони от нее... и также ее не заметивший.
- Показалось? - тихо спросил тот, что вышел первым, непонимающе озираясь по сторонам. Второй стражник, в руке у которого было по боевому топору, пожал плечами - и они оба пошли дальше осматривать террторию.
- Я точно что-то слышал, - прозвучал голос третьего, который тоже подошел совсем вплотную к ней - и сделай он хоть один шаг ближе, и он точно столкнулся бы с жрицей. Это лицо было отдаленно ей знакомо, но... Память упиралась в пустоту. Она точно знала этого стражника, знала этого человека - это было очевидно так же как и то, что цвет его одежды явно выдавал в нем старшего из этой троицы.
И этот старший принюхался, и нахмурился, словно почуяв что-то не то.
- Здесь точно что-то было.
Он склонился над ней - их разделяло не больше пары ладоней. Она даже чувствовала его дыхание - и видела взгляд чистых серых зрачков, направленных и на нее - и куда-то мимо одновременно. Нет, он не мог не видеть ее... Но кажется, действительно не видел.

Это не совсем укладывалось в голове. Со стороны она выглядела совершенно сбитой с толку и растерянной. Она перевела взгляд с главного на двух остальных. Как так может быть? Они ее не видят? Взгляд вернулся на главного, правда в глаза она не смотрела, такой вгляд можно было бы почувствовать. Ее по каким-то причинам защитило существо? Или может она стала духом? Нет, тогда бы она наврядли ощущала боль, ведь верно? Хотя кто его знает, что ощущают духи. Мысли рассеянно блуждали между вероятностями происходящего, но не могли найти ответа.

Пока блуждали мысли, задумавшийся главный поднялся на ноги, осмотрелся, и почесав затылок, принялся развязывать пояс штанов.
- Странно. Здесь определенно чем-то воняет, - произнес он, и через несколько мгновений действительно завоняло - струя едко пахнущей мочи врезалась в землю прямо рядом с ее ногой, пока старший сосредоточенно наблюдал за сим действом.
- Тебе пора развеяться, Ган, - ухмыльнулся человек с топорами, шагая дальше, в глушь, - Твой нос все слабее и слабее, даже самому работящему псу нужно отдыхать хоть иногда. Я говорил тебе, где рабыни - просто сокровище? Поверь мне, уж я-то знаю толк в таких местах...
- Какие рабыни, Шат? - человек с глефой расхохотался в ответ, - Тебя, смотрю, неплохо сегодня по котелку приложило.
- Черт, я и забыл совсем...
- Тихо, - произнес старший, заправляя свое увесистое добро обратно, - Я что-то слышу. Оттуда.
Он указал пальцем в сторону чащи - и действительно, жрица тоже услышала тихие-тихие шаги с той стороны.

Что-то в этом лесу сегодня слишком много движения. Жрица снова насторожилась. Существо решило вернуться? Или это другое, какое уже по счету, порождение неверно прошедшего ритуала? Будет ли оно таким же нейтральным или агрессивным как предыдущее?

Прозвучал какой-то странный свист...
И снова наступила тишина.
И никакого движения - ни откуда-то либо из леса, ни со стороны подошедшей троицы.
Минута. Две. Три...
Мужчины оставались неподвижны, встав так, чтобы каждому была видна какая-то из частей леса - при этом старший так и остался рядом с жрицей, прямо рядом со сделанной им, отвратительно вонявшей лужей.
Еще минута.
Еще одна.
Не происходило ровным счетом ничего.
Ноги начали затекать.
И тут как назло старший сделал шаг назад.
И наступил ей прямо на пальцы правой ноги.

Эта была больная нога и она инстинктивно дернулась, что стало словно посылом к действию. Быстрыми выверенными движениями дотянуться до трех точек. Обездвижить. Затем тот, который с топорами. Стражник с глефой - последний. Возможно, в него придется метнуть топор. Пока голова была занята рассчетами и следила за обстановкой, тело действовало. Отчаянно из последних сил. Второго шанса у нее увы не будет.

Старший, обездвиженный, бревном упал лицом в траву, не успев даже среагировать, когда второй с топорами словно только и ждал внезапной атаки - и тутже приложил обухом топора по голове незадачливую жрицу. За пару мгновений до удара она увидела, как от дерева рядом начал отделяться кусок бревна, превращаясь в чью-то когтистую руку...
А потом все провалилось в темноту.

Светло. Яркий золотой свет ослепил ее. Ослепил уже не в первый раз, но она вновь не могла вспомнить, что это за место. Так же, как не могла нормально видеть ни своих рук, ни ног... Лишь тонкие золотистые нити с многочисленными узелками, похожие на соединенные линиями созвездия - вот все, что она видела перед собой вместо привычной плоти и кожи. Она - ходячее созвездие, спустившееся с небес...
Куда-то сюда.
Огромный зал с бесконечным сводом, сияющим настолько, что глаза устали бы сразу же. Стены были изукрашены самыми разными изображениями отдаленно знакомых, и в то же время неизвестных ей сцен. Вот двое - сильный огненноволосый мужчина поднимает с земли что-то огромное и круглое, в то время как с небес к нему спешит дева, кожа которой бледна, а покрывало, струящееся с плеч, сливается с цветом ночи, в которую превращается замерший у поверхности земли день...
Вот странная фигура в длинном темном балахоне склонилась над колыбелью, ласково касаясь тыльной стороной ладони лба уснувшего младенца - а мать уже уснула рядом на полу, устав от бесконечных рыданий.
Вот дикая охота неслась сквозь леса, и двуголовые псы вот-вот схватят золотую лисицу...
- Давно не заходили к нам наши любимые дети, - послышался тихий, нежный голос, и обернувшись, жрица-созвездие увидела позади себя высокую, хрупкую бледнокожую женщину, из одежды на которой было лишь небрежно перекинутое через плечо тонкое струящееся покрывало цвета ночи. Лицо женщины было печально, но при этом губы ее были изогнуты в легкой улыбке, способной выражать все, что угодно. Женщина, несмотря на свой слабый и хрупкий облик, была полна какой-то неведомой жрице силой - но силой сдержанной и усмиренной, той, которой не воспользуются, пока не придет по-настоящему важный момент.
Бледнокожая подошла ближе - она была высока, стройна, и как-то по-особенному прекрасна чужой, совершенно непрактичной красотой. Красивые пальцы длинных рук взяли ее руки-звезды в свои, и в какую-то толику мгновения жрица почувствовала безграниченое беспокойство - а вместе с ним тонкие, едва заметные нотки страха, прятавшиеся за покоем и рассудительностью.
- Какие беды могли привести тебя сюда, дитя мое? - с нежностью и заботой матери спросила бледнокожая, заглядывая туда, где должны были быть глаза жрицы. Взгляд черных глаз еще больше напоминал о ночи - казалось, вся эта женщина и была воплощением этого времени суток. Прекрасного, тихого, таинственного...и опасного.

Это странное, отдаленно знакомое место... Она снова не помнила. Ей снова оставались лишь отголоски ощущений, таких знакомых и в то же время чуждых. Жрица устало смотрела своими звездами-глазами на это прекрасное создание. Кто она, перед ее виличием? Всего лишь пыль в ногах, но тем не менее эта бледнокожая женшина снизошла до разговора с ней, с пылью.
- Обряд перерождения,- тихо ответила жрица. - Я не помню точно, но что-то пошло не так и с тех пор...- что с тех пор она обьснить толком не могла.
По крайней мере это не вложилось бы в пару-тройку предложений. И она не знала, что из этого более важное, на что стоит обратить внимание в первую очередь.
- С тех пор моя Сила больше не слушается меня? С тех пор во мне сомнения: действительно ли то, как мы жили угодно богам? Не использовал ли верховный Шаман наши жизни в своих целях? Потому как сейчас его воля слвоно более не властна надо мной и я опять могу мыслить самостоятельно, сомневаться и даже осуждать то, что бы мне никогда не пришло в голову осудить ранее. И я... я так многого вдруг не помню... я словно пустой чан, - она осеклась, отвела взгляд куда-то в пол словно там была подсказка и болезненно нахмурилась.
Внезапно к ней пришло понимание того, от чего разум пытался ее уберечь.
- Нет... не пустой... - еще тише продолжила девушка.
Она медленно подняла взгляд на женщину и произнесла вслух, то, чем было наполнено все ее нутро:
- Наполненый виною за все те смерти, что мы принесли возлагая бесчисленные жертвы на алтарь, - она говорила спокойно, тихо, но местами неуверенно, будто только что смогла наконецто выразить это все в словах, но стоило ли?
На мгновение ей показалось, что слова тут и вовсе излишни и лучше просто открыться этой несомненно богине - она сама все увидит и поймет. Так она, не помнящая своего имени, и поступила. Открылась ей, чтобы та увидела все ее глазами, почувствовала то, что чувствовала она сама.

Бледноликое существо, облаченное в человеческий образ, слушало ее - внимательно, безмолвно и печально. Одно выражение ее спокойного лица уже подтверждало сомнения жрицы о напрасных жертвах, о сомнительной власти Шамана и его правах на жизнь других людей - но в то же время во взгляде этом не было осуждения.
Она почувствовала, словно распадается на миллионы звездных осколков, когда темные глаза девы заглянули в ее душу, проникая в самые сокровенные ее уголки, и познавая все... Все то, что сама жрица, наверняка, забыла уже годы назад.
Впрочем... Какие это были годы? Перед ликом этой девы, существовавшей, наверное, целую вечность, ее жалкие двадцать с лишним весен были просто песчинкой в океане пустыни.
Седьмая. Да, именно так они звали ее последние годы. Она давно отреклась от своего имени, посвятив себя Служению - и теперь имя было не для нее. Как и ее собственная жизнь. Которая теперь могла вернуться к ней, ведь...
- Любящие родители не захотят кровавых жертв от своих детей, - вновь прозвучал мелодичный голос девы, - Но сколько бы ошибок ни совершали дети, дорога исправления доступна для каждого. А когда ребенок в беде... Разве будет он оставлен любящим родителем?
Она почувствовала, как мягкая ладонь коснулась ее невидимого затылка, поглаживая легонько-легонько, словно успокаивая. Давно забытая, совсем как материнская ласка заставила больно кольнуть где-то в области светящегося сердца. Она совсем не помнила свою мать. Как и многие другие жрицы.
- Вы заблудились, дитя мое. Пришло время вернуться на путь жизни.

- Путь жизни?- неуверенно переспросила седьмая.
Вся ее жизнь была лишь служением. Для нее не существовало ничего иного кроме этого уже долгие годы. Она не испытывала чувств, что испытывают обычные люди, у нее не было их стремлений, их мечтаний, их надежд, даже имени - не было ничего кроме жрицы в ней: коварного, болезненного, убийственного орудия под руководством Шамана. Она не знала, что такое жизнь, не имела права знать. И даже была лишина желания когда либо познать жизнь. Была... именно была, до тех пор, пока власть Шамана над ней не дрогнула, пока в ее сердце не зародилось сомнения, пока его не пронзила вина, тянущая за собой боль.

- Знание - вот главная сила, - прозвучал ответ, и жрица почувствовала, как золотой зал вокруг начал темнеть, покрываясь дымкой, а звуки становились все дальше, дальше...
- Магия... это проклятие... - прозвучало совсем издалека, едва различимо, пока теплая нега убаюкивала ее все сильнее, погружая в мирный сон, - А родители...никогда не оставят...вас...
В нос ударил резкий запах земляной сырости.
Открытые глаза не прояснили ситуацию ничуть - темно было, как в могиле.
Ныла раненая нога.
А другая... А к лодыжке другой, кажется, было что-то привязано. И привязано довольно сильно - кожу уже сильно сдавило.

Голова работала медленно. Конечно... ее поймали те трое. Наверняка она сейчас где-нибудь привязанная, чтобы не сбежала. Она не пыталась встать. Она помнила, что последние силы потратила на ту свою попытку. Лишь подтянула к себе ноги. Ощупать рану, не стала ли та кровоточить и ощупать, что повязано на второй. Все казалось бессмысленным. У нее не было ни знания ни магии. Да и жить ей осталось считанные дни, если не меньше. Что ж. Она вполне себе это заслужила, учитывая то, что ее руки по плечи в крови невинных.

После попытки подтянуть к себе ноги, в лодыжку здоровой впилось что-то острое. Словно обвязана нога была колючками. Подтянуть еще чуть-чуть...
Это было даже не веревкой. Обоженные пальцы превозмогая боль ощупали это "что-то", и стало совершенно понятно, что эта "веревка" - переплетение трав и молодых стебельков, среди которых попалось что-то колючее. Немножко усилий - и расплести эту конструкцию не составило бы особых проблем.
А вот до раны на ноге она даже не добралась - та была чем-то обмотана, и обмотана довльно плотно. Чем-то теплым, мягким, и очень хорошо зафиксированным.
Глаза же все никак не могли привыкнуть к темноте.
И снова - тишина. Мертвая тишина.

От колючки хотелось избавиться и она принялась освобождать ногу от этой странной веревки. Те трое наверняка не стали бы плести веревок из трав. А повязка? Зачем смертнице повязка на больной ноге? Покончив с веревкой, она стала ощупывать голову, то место куда ей прилетело обухом топора. Странно, что эту боль она не почувствовала первой.

Ни следов от удара - словно того и не было.
Совершенно.
Словно все ей приснилось, и несложившийся ритуал, и странные существа, и вся ее жизнь...
Правда, повязка на ноге говорила об обратном. И странное ощущение себя - тоже. Да, она была лишена сил, но... Какая-то странная свобода впервые в жизни зачатками пробивалась на самом краю сознания.
Как только нога оказалась избавлена от колючек, откуда-то со стороны послышалось шевеление.
И что-то зашуршало в темноте в ее направлении.
Вжиматься, прятаться, уходить... Было совершенно некуда. За спиной - стена земли. Земля наверху, внизу, по бокам...
Откуда-то со стороны приблизилось легкое-легкое зеленоватое свечение. Оно подбиралось все ближе, и вскоре, в зеленом свете, излучаемом большим, неизвестным ей прежде жуком, она увидела уже знакомое лицо с укутанной в лепестки наростов голову и большими кошачьими глазами.

Седьмая с недоумением уставилась на создание.
- Снова ты?- зачем-то спросила она, заодно осматриваясь по сторонам, пока здесь был источник света.
Она в норе? Это странное создание притащило ее в свою нору? Не похоже было, чтобы для того, чтобы сожрать. Тогда бы бинтовать ей ногу было полной бессмыслицей. Но зачем?

- Слоова ды? - произнесло существо голосом, довольно похожим на ее собственный, и придвинулось еще ближе. Огромные глаза несколько раз моргнули, посмотрев еще с какое-то время на лицо бывшей жрицы, а затем нырнуло куда-то вниз, и Седьмая почувствовала, как ногу с наложенной повязкой обхватили цепкие пальцы. Обхватили аккуратно и плавно, видимо понимая, что так "пострадавшей" будет не так больно. Рана заныла чуть больше - и накатило еще чуть больше тепла.
- Сыдохли? Убю? Тывали? Дефыка? - выдало почти на одном дыхании существо, причем выдало совершенно разными голосами, и снова поднесло лицо к лицу жрицы, снова захватив свободной рукой светящегося жука.

Жрица отрицательно покачала головой. Существо училось. Это было странно, но тем не менее, оно определенно училось.
Седьмая немного колебалась, потом указала на свою голову:
- Голова,- затем на голову твари.- голова.
То же она проделала с глазом, носом, ртом, ухом. Потом она осторожно взяла руку твари, ту в которой был жук и мягким движением поднесла свет к своей руке. Назвала части руки, показав на себе и на твари. Затем то же с ногой, насколько это было возможно.
- Рана,- закончила она очерчивая место раны и поморщилась. - Болит...

Существо действительно училось. Оно жадно хватало каждое слово жрицы, старательно повторяло, указывало снова уже на названное, то и дело хмуря костяные брови, забавно двигало острыми ушами, и периодически кусало тонкие полоски чуть выделявшейся по цвету кожи - на том месте, где полагалось быть губам. Оно с жадностью глотало каждое слово - стараясь понять как можно больше, запомнить как можно больше, словно сейчас именно это было самым важным.
- Баалит, - повторило существо голосом, похожим на ее собственный, после чего склонилось к раненой ноге, и прижалось к повязке ухом, словно слушая происходящее в ране. Ногу под задравшимся платьем обдало горячим дыханием - жрица уже поняла, что с присутствием этой твари температура в этой земляной норе постепенно повышалась. Горячими были руки существа, температура вокруг него была явно выше, чем вокруг, дыхание действительно могло обжечь.
Оно отложило светящегося жука в сторону - и ноги жрицы коснулся коготь, подцепивший повязку, и плавно разрезавший её попалам без каких-либо усилий. Чуть отстранившись, существо аккуратно сняло повязку из странной ткани, которая отошла от раны без каких-либо проблем - разве что пощипало чуть-чуть - и прежде чем Седьмая поняла, что он собирается делать, она почувствовала, как на рану закапало что-то горячее и тягучее - а в воздухе добавился незнакомый запах, напоминавший одновременно и запах трав - и запах свежей крови.
Уже потом она увидела, что эта странная жидкость капала из открытого рта существа, спускаясь по длинному заостренному языку.

Жрица инстинктивно отодвинула ногу.
- Что ты делаешь?- это было странно.
Жутко и странно одновременно. Она понимала, что тварь не ответит, а если ответит, то она скорее всего не поймет. Но это вырвалось как-то само собой.

Существо бесцеремонно рвануло ногу обратно к себе, явно недовольное прерваным...ритуалом наверное. Чем бы то ни было. Тягучая жидкость закапала вновь, постепенно заливая рану, и после жара, пришедшую в первую очередь, Седьмая ощутила начавший распространяться по поверхности раны легкий холодок.
Нога стала болеть меньше - а в слабом зеленоватом свечении жука жрица увидела устремленный на себя взгляд.
Кажется, вопросительный.

Седьмая погладила себя по икре, не доходя до раненой лодыжки. Что бы это странное создание ни делало, но ей стало легче.
- Болит меньше. Спасибо, - это последнее слово было странным на вкус.
Словно давно забытым, но вдруг вспомненным сново. Седьмая к нему прислушалась. Совсем недолго, но прислушалась.
- Спасибо...- тенью повторила она.

Существо еще какое-то время потаращилось на нее своими огромными глазами, а затем отпустило ногу, и на четвереньках навернуло пару "кругов" по небольшой норе. Сейчас она разглядела - ноги существа тоже не были похоже на человеческие, а скорее напоминали звериные - и формой изгиба, и тем, что вместо обычной прямой ступни завершалось лапой, больше похожей на кошачью. Правда, шерсти на этой "лапе" не было - был только ряд защитных пластин. А вот когти были о-го-го.
- Карр-рха-то, - прозвучал уже совершенно другой голос. Низкий, вибрирующий, немного даже жутковатый. Какое-то неприятное послевкусие оставил после себя этот голос, ощущение чего-то чужеродного, не принадлежащего этому месту. Ну не должны были разумные существа издавать звуки, настолько неприятные и бросающие в дрожь.
Само же оно снова подобралось на своих четырех к жрице, и положило длиннопалую ладонь себе на облаченную в незнакомую одежду грудь.
- Карр-рха-то, - повторил он с нажимом, сделавшим ощущение от этого сообщения еще более неприятным. Не будь она тем, кем она была - у нее поджилки бы затряслись от одного только этого голоса.

Бывшая жрица указала пальцем на существо:
- Карр-ха-то?- старательно повторила она.
Наверное так оно себя называло. Может, это даже было имя? Имя... у нее самой имени не было. Хотя, наверное было когда-то, но кто ж знает теперь, какое?

Существо широко распахнуло пасть, полную ровных, красивых, чуть островатых, но почти что человеческих зубов, с чуть более развитыми клыками, и прошипело, с шумом выпуская из себя воздух, словно шипела на врага дикая кошка. Затем руку с груди он переложил себе на голову, сделал похожий на хватательный жест, и заговорил снова своим неприятным голосом.
- Мат-тун. Панга.
Рука отдернулась от головы, вытянулась в сторону жрицы, и указала раскрытой ладонью в направлении ее груди.
- Ма-ать, - своим же жутким голосом протянуло оно вполне себе их слово, и это слово вновь пробудило в ней лучик воспоминаний.
Мать, мать... Нет, Матери были не только в городах. Это слово имело какое-то отношение и к ней. Нет, еще не имело. Кажется, кажется, должно было иметь в будущем.
В не свершившемся будущем?

Седьмая нахмурилась, пытаясь понять, что хотело сказать этим создание. Мать... бывшая жрица так же ощупала свою голову. Голову, которая должна была быть разбита, но почему-то была целой. Возможно ли, что создание говорило о той божественной деве.
- Мать...
Она перевела неуверенный взгляд на странное создание.
- Я не понимаю.- призналась девушка.

Существо поизображало что-то еще, но осознав, видимо, что его стали пониать все меньше, бросило свои попытки, и схватив своего зеленого жука, направилось в ту сторону, откуда пришло.
Ей же, по ощущениям весьма неплохо отдохнувшей, несмотря ни на что, ничего не оставалось, кроме как направляться за ним, прочь из норы, к свежему воздуху и свету.
Правда, про свет - было бы громко сказано.
Когда после непродолжительного выползания на четвереньках по достаточно крупному, хвала Богу, проходу (да и стоило поблагодарить этого странного за ту мягкую корку, что застыла теперь на ране, защищая от новых повреждений) она все-таки дорбалась до поверхности, снаружи ее встретило раннее-раннее утро. Над кронами деревьев до сих пор было темное небо, но где-то в стороне оно уже переходило в оттенки более светлые, готовя уснувший мир к рассвету.
Здесь, вне прогретой теплом существа норы, было ощутимо холоднее.
Где-то далеко-далеко ухнула ночная птица, оповещая о том, что мир еще жив, и все продолжает идти своим чередом. Ну, почти все.
У подножия холма, в котором и был вход в нору, вытянувшись во весь рост спиной к Седьмой стоял ее новый знакомый, задрав голову вверх, и глядя на ночное звездное небо, немного видневшееся через кроны деревьев.
Он был выше нее головы на три, не меньше. Многочисленные косички покачивались витыми веревками. Странная одежда облегала его выпрямившееся тело с развитой грудной клеткой и узкой поясницей, полосы “юбки” доходили тому почти до вывернутых колен, и сейчас жрица заметила на поясе множество небольших кармашков, явно чем-то заполненных, а сбоку и вовсе висело что-то очень похожее на небольшие ножны с торчащей из них темной рукояткой. Что-то разумное, но все же слишком чужое для этих мест. И животное, и человеческое одновременно.
Шумный, даже свистящий вздох вырвался из широкой груди. Карр-рха-то, по крайней мере как он назвал себя, обернулся в сторону жрицы. Качнулись в воздухе косички, прошуршав друг о друга. Во взгляде, доставшемся жрице, было ожидание, немой вопрос - по всему виду существа было понятно, что он-то точно не знает, что здесь вообще происходит, и куда стоит двигаться дальше.

Седьмая вдохнула утреннего воздуха и потянулась. Все же она была не очень привычна к норам.
Что ж, теперь незнающих было двое. Совершенно точно Седьмая не хотела возвращаться к Шаману и в город ей был путь воспрещен. Ей все еще надо было добыть одежды, еды, оружия. Продвигаться стоило прочь от земель ее народа, наверное.
И все же она понятия не имела, что ей делать дальше и как это "вернуться на путь жизни". Она прикинула в какой стороне город.
- В город мне нельзя, да и тебе не стоит,- сказала она вслух.
Правда, куда вообще можно заявиться с этим созданием, было еще той загадкой.

Длинноволосый (вот везло же ей на длинноволосых последнее время) с какое-то время посмотрел на нее, а затем, приняв, видимо, тот факт, что поводырем ему здесь никто не будет, осмотрелся вокруг, припал к земле, принюхался - и начал забираться вверх по холму.
До нее же дошло, что, во-первых, в такой темноте она не совсем понимает, что и где, а во-вторых... Ну слишком лесной был лес вокруг, чтобы понять хоть что-то. Или же просто это были последствия удара топором... Хотя, а был ли он, этот удар - голова-то ведь целехонька.
В любом случае, оставалось только лезть следом. Где-то потерялись сандалии, но без них лезть было даже проще, рана больше не мешалась...
И она почему-то больше совершенно не чувствовала голода. И в желудке явно уже что-то было - видимо, время, проведенное в отключке, прошло куда более плодотворно, чем можно было подумать.
Они шли - длинноволосый впереди, она - чуть отставая, так что ее “поводырю” то и дело пришлось замедлять шаг. В одно из таких замедлений он проворчал что-то недовольное на своем жутком языке, но все же помог жрице перебраться через очередной, слишком крутой холм, что для него-то не представлял никаких проблем, а вот ей давался уже сложнее.
Он создавал впечатление человека... ладно, создания, привыкшего к постоянному перемещению, причем по разным плоскостям. Иногда он забегал вперед, ловко забирался на дерево, смотрел куда-то в темную даль, и спускался, когда жрица только-только нагоняла его - движения его были легки и непринужденны. Кажется, он не уставал совершенно. Вскоре перед ними забрезжил рассвет - они шли четко на восток.
А жрица стала обращать внимание на начавшие попадаться тотемы, нанизанные на гладкие шесты - в местах, на первый взгляд неприметных, но для знающих - очень даже очевидных.
Это значило одно - где-то недалеко было одно из вольных поселений их народа.
Длинноволосый продолжал упорно как слон переть вперед, ничего не замечая.

Жрица присмотрелась. Поселения... Наверное, ей не стоило показываться в поселениях, не говоря уж о ее новом знакомом. У очередного такого тотема она остановилась. По тотему можно было судить о величине поселения, что в их ситуации значило - об опасности.
- Карр-рха-то,- тихо позвала жрица и указала на тотем.- Здесь близко поселение.
С одной стороны ей нужна была одежда и все еще нужно было оружие, а с другой не стоило оставлять следов для возможных розысков, да и в подранном платье верховной жрицы соваться в поселение было той еще затеей.
- Лучше сделать крюк и обойти,- показала она жестом.- И стоит быть внимательней, тут могут быть люди.
Сама она стала более осторожной, прислушивалась и всматривалась.

Он посмотрел на жрицу, потом на тотем, потом снова на жрицу - а затем показал той пятерню расправленых когтей, а другую руку положил на темную рукоять невидного в ножнах оружия.
- Рртаг, - довольно воинственно рыкнул он, показывая, видимо, что эти раскрашенные деревяшки для него совсем ничего не значат.
Цветов и рисунков было мало - это было небольшое поселение. Поселение преимущественно лекарей - те часто уходили из городов в леса, обрастали там семьями, и никому (ну почти никому) обычно не приходило в городу нападать на них, потому что... Потому что в вопросах боли и ядов они разбирались еще лучше, чем старшая жрица.
А в вопросах кровной мести - еще лучше.
Ходили даже слухи, что они поклонялись каким-то своим богам... Но никто не рисковал утверждать наверняка - уж тем более перед жрицами Шамана.

Жрица снова поглядела на тотем, затем перевела взгляд на Карр-рха-то.
- Это поселение лекарей,- она показала на раненую ногу, - Не воинов. - показала на оружие и покачала головой. - Без острой надобности нападать не стоит. Но и попадаться на глаза тоже не надо лишний раз,- снова последовала пантомима, после которой жрица продолжила путь.

Показалось ли ей, но ее спутник воодушевился. Он пошел за ней следом - то и дело обгоняя, дожидаясь в нетерпении, как жрица нагонит, обгоняя снова - непонятно было, как именно он воспринял ее пантомиму. Видимо, как-то по своему.
Но через буквально минут десять обходной ходьбы он, как всегда, забежал вперед, и там остановился, присев на четвереньки, и что-то обнюхивая там, впереди.
Когда жрица нагнала его, она обнаружила находку патлатого - на земле был распростерт человек. Точнее, то, что от него осталось. Верхняя часть туловища, лишенная всего, что было внизу, лежала лицом вниз в луже уже запекшейся крови.
Впрочем, нижняя часть лежала неподалеку. И по характеру ран было понятно, что "разделили" бедолагу уже после смерти. Да и не только разделили - но успели еще и пожевать.
И пожевали основательно.
Седьмая увидела, как в буквальном смысле зашевелились волосы на голове существа. Косички-веревки сперва встали жесткими палками, а затем заизвивались из стороны в сторону, подобно змеям.
Он принюхался - и то и дело припадая к земле, направился куда-то в сторону.

Жрица нахмурилась. Впервые в ее жизни это было... печальное зрелище. Она прислушалась к своим новым ощущениям. Осмотрела труп, определяя, как давно это произошло, а затем последовала за длинноволосым, более осторожно. У нее по-прежнему не было оружия, пожелай кто-нибудь пожевать ее, поэтому осторожной надо было быть вдвойне.

Случилось все не позднее, чем день назад. Увиденное ею зрелище было действительно печальным. Печальным в своей звериной, бессмысленной жестокости. Даже если рассматривать все с прежнего угла - прежние жертвы погибали хотя бы за дело, но здесь... Здесь этот человек умер просто так. Просто потому, что кто-то захотел его убить.
Снова стали появляться тотемы - не отрываясь от земли, длинноволосый направлялся прямиком в сторону деревни, которую они до этого обходили.
И тут им встретился еще один труп. В этот раз не разделенный на части - женщина, все тело которой было в рваных ранах, а местами и вовсе было сожжено до кости, смотрела в рассветное небо пустыми глазницами, а корзинка, полная прежде лечебных снадобий, валялась в нескольких шагах от нее, и содержимое частично вывалилось наружу.
Длинноволосый также показал ей какую-то пантомиму, в которой участвовал труп женщины, она сама, и сам чужак, подразумевая, вероятно, что если она отойдет слишком далеко - участь ее может ждать похожая.

Что-то опустошало эти земли. Что-то, что появилось с тем ритуалом или как-то с ним связано. Жрица по привычке сначала пыталась увязать раны на трупе да отсутствияе глазниц со знакомыми ритуалами, но наврядли убивавший действовал из этих соображений. Ее прошлое делало ее куда выносливее к таким картинам, она не испытывала друноты, ужоса или брезгливости, но вот это новое чувство печали об ушедшей жизни... Седьмая осмотрела труп, определяя чем были нанесены рваные раны и откуда могли появиться ожеги, заглянула в корзинку. Она не была лекарем, но некоторые зелья приходилось использовать и ей.
На пантомиму своего странного знакомого она просто коротко нивнула.

В корзине лежали травы, ягоды да коренья - все то, чему предстояло еще стать снадобьями, да и то, что можно было использовать напрямую. Женщина наверняка потратила много времени, собирая эту коллекцию - и нечто, скорее всего, столкнулось с ней, когда та шла обратно в деревню.
Зубы, когти - вот чем скорее всего были эти раны нанесены.
А вот с ожогами было совершенно непонятно. Странная зеленоватая корочка запеклась на краях обожженных ран - вот и все, что удалось обнаружить.
Они пошли дальше.
Длинноволосый по первости несколько раз оглянулся, и убедившись, что жрица не отстает, просто пошел вперед чуть медленнее, перестая оглядываться через каждый шаг.
Вскоре в лучах утреннего солнца сквозь стволы деревьев начали виднеться деревянные хижины, жизнь в которых лекарское племя предпочитало каменным домам.
Седьмая уже почувствовала смрад, разносившийся от множества мертвых тел.
Не было необходимости даже входить в деревню, чтобы понять, что там случилось настоящее побоище.

Седьмая мрачно следовала за своим спутником. В деревню надо было зайти, хотябы чтоб найти одежды и припасти еды. Мертвым она все равно не нужна, а вот ей пригодиться. Неплохо бы еще и найти какое оружие. Лекари лекарями, а пару коротких мечей или кинжалов найтись должно было. Еще немного раздражала то и дело расплетающаяся коса, поэтому список того, что ей было нужно пополнился еще и парой лент для волос или хоть чем-то, чем их можно было связать, да расческой.
Как бы печально ни было произошедшее, но его она изменить не могла. Однако кое что могло еще послужить живым и Седьмая не собиралась этим брезговать.

Деревья расступались, шаг за шагом приближая их к неизбежности. Грустные хижины стояли пусты, кроме людей не было тронуто ничего - здесь случилась просто звериная резня, целый кровавый пир - от тех жителей, что обнаружили они здесь, не осталось почти ничего. Только обглоданные скелеты.
Кто-то был очень голоден. И очень силен. Не остановили тварь ни ядовитые копья, ни отравленные стрелы, обломки которых попадались то тут, то там - у орудовавшего здесь не было никакого представления о пощаде. Не пощадили даже маленьких детей - на это было смотреть больнее всего.
Длинноволосый обходил деревеньку, что можно было окинуть одним взглядом. Недообгладонные тела свисали с двухярусных жилищ, зацепившись за ограждения деревянных лестниц, несколько останков лежало рядом с колодцем, небольшой амбар был закрыт, на перекладинах висела свежесотканная ткань, сушились пучки трав, подвешенные на веревки меж хижин - здесь явно не проявляли интереса ни к чему, кроме человеческого мяса.
Оружия здесь было вдоволь. Она могла выбрать все, что душе угодно - хоть топоры, хоть копья, хоть кинжалы, даже вполне еще живой лук валялся рядом с одним из трупов. А стрелы найти проблем бы не составило.
И тут она услышала крик. Пронзительный, душераздирающий крик - и увидела, как ребенок-подросток погибшего племени с копьем в руке летел прямо на длинноволосого, также на этот крик обернувшегося, но не предпринимавшего никаких действий, чтобы защититься от этого жеста... отчаяния, не иначе.

Седьмая не бросилась с головой в мародерство, она так же обходила деревню, как и ее приятель. Просто мрачно смотрела на все это, пытаясь понять, сколько было нападающих и обнаружить хотя бы одно тело или намек на то, кто это мог быть, а так же приметить, что на них не действует, кроме ядовитых стрел и копий.
Завидев же обезумевшее дитя...
- Стой! - жрица метнулась между длинноволосым и ребенком, пытаясь или сбить ребенка с ног или перехватить копье.

Нападающий точно был не один - трупы лежали в совершенно разных местах, и вряд ли бы эти люди ждали по одному, пока одно-два нечто расправится по очереди со всеми. Может быть... Не меньше пяти? Нет, даже десяти. Целая стая...
Скорость длинноволосого поражала. Седьмая даже увидеть не смогла, как и когда он оттолкнул ее в сторону, когда он успел перехватить вот-вот готовое вонзиться в него копье - но оружие было поднято вместе с мальчишкой, который теперь болтался в воздухе, держась за древко и бесполезно мотая ногами.
- Отпусти! Отпусти меня, ты, чудовище! Убийца! Сволочь! Тварь! - выкрикивал он, все так же не отпуская древка. По его лицу ручьями текли слезы, а затем он просто зарыдал в голос.
- Убийца... - прозвучало сквозь рыдания, а длинноволосый поднял копье еще выше, рассматривая прибежавшую в его же руки “добычу”.

Седьмая подошла и положила ладонь на руку длинноволосого.
- Опусти, Карр-рха-то, - спокйно сказала она.
Жрица не умела успокаивать. Вот наоборот - это пожалуйста, но успокаивать... она пыталась судорожно сообразить, что же ей сделать, чтобы ребенок прекратил истерику. Нож к горлу, угрозы, даже пощечины сюда, кажется, совсем не подходили. Наверное, у обычных людей в таком случае обнимают. Да, кажется, так. Обнять это верещащее создание и подождать, пока оно успокоиться. Возможно, сказать что-то... что-то успокаивающее? "Смерть будет быстрой," - наверное это самое успокаивающее, что она когда либо говорила. По крайней мере из того, что она помнила. Но тут оно тоже не подходило. Что ж. Для начала надо было добиться от своего нового знакомого, чтобы тот опустил мальчишку, обнять ребенка, крепко, чтобы еще каких глупостей не наделал, а там уж как пойдет. Оставалась небольшая надежда, что ничего говорить не придется и мальчик успокоиться сам.

Чужак посмотрел на нее - наверное, вопросительно, и опустил мальчишку вместе с копьем на землю, не выпуская из рук оружия. Мальчика пришлось отцеплять от древка - и когда это произошло, он с кулаками полез уже на жрицу, и пришлось основательно его скрутить, чтобы он как минимум сам себе не навредил, махая руками в присутствии по-прежнему опасных представителей...другого народа.
- Убийцы! - продолжал вырываться он, пытаясь пустить в ход еще и зубы, - Пгедадели! Уйю! Аааааа!
Он умудрился больно дать жрице коленкой под ребро - его явно не успокаивало ни присутствие вполне себе разумной женщины, ни тем более, присутствие этого.
- Хаа-рун? - прорычало над ними неместное наречие длинноволосого, заставившего мальчика забиться в еще большей истерике.
Седьмая всем своим существом ощущала его страх.

Жрица сжала мальчишку сильнее и стала говорить. Спокойно и негромко, тем самым голосом, которым они обычно напевали ритуальные песни, погружая жертв в подобие транса, заставляя их сердца биться медленнее, легкие - дышать размеренней и разум успокаиваться и не мешать их ритуальным речам и пению своими неразумными криками. Это не было магией. Да конечно такое куда легче провернуть магическим путем или зельями, но иногда это претило ритуалу. Тут все дело было в тембре голоса, интонации, выделении слов, громкости и последовательности изложения от более страшного к менее страшному.
- Ты видел страшные вещи. Как твоих близких разрывали на части и поедали заживо. Всех. Всю деревню, не жалея ни стариков ни детей,- она еще некоторое время описывала те ужасы, которые тут творились и которые были соразмерны с тем, что сейчас ощущал мальчишка, а затем , уцепившись за этот страх стала его постепенно уменьшать, переходя к менее страшным вещам:- Ты остался один. Потеряный и напуганный. У тебя не осталось ничего и никого и ты не знаешь даже, что дальше делать и как дальше жить,- она продолжала снижать уровень страха и когда почувствовала, что он достаточно низкий, чтобы мальчишка начал думать, перешла на очередную ступень.- А теперь сюда пришли мы и ты больше не один. Посмотри на это создание. Да, он похож на тех, кто собрал жизни твоих близких, но разве те, кто напал на деревню ждали? Разве кто-то из них отпускал твоих сородичей, что держали в руках оружие? Разве с ними бок о бок были живые люди? Смотри внимательней. Ты видишь разницу?

Ты творила страшные вещи. Не жалея стариков и детей. Ты не знала жалости. Ты забирала жизни, над которыми не имела власти. Разве похожа ты на ту, что имела бы подобное право? Разве похожи были умершие в твоих руках на тех, чей век должен был оборваться так быстро?
Тихий шепот, зародившийся далеко-далеко, звучал еле слышно. Но звучал. Или же ей казалось? Назойливый шум... Нет, все же послышалось. Нет, это точно не были ее мысли. Нет, никто никогда не говорил ей этого. Она устала. Она просто устала...
Мальчик все еще дрожал - и от страха, и от пережитого ужаса, и от полного бессилия - прежде вырываясь, теперь он вжался в жрицу, словно пытаясь и согреться, и спрятаться от всего, что случилось.
- Почему? - только и вырвался тихий всхлип, и Седьмая почувствовала, как сжались еще сильнее сырые кулаки мальчишки, - Что мы такого сделали?...

Я знаю, что ничем не лучше. Но прошлого не исправить. Я хотя бы пытаюсь ... исправить будущее, вернуться на путь жизни,- внутреннее огрызнулась жрица голосу, использовав слова богини.
От того как мальчишка в нее вжался, Седьмая несколько опешила. Еще никто так доверчиво не смел к ней прижиматься. Ее хватка ослабла, став больше похожа на обьятья.
- Я... не знаю,- призналась она. - Не думаю, что дело в вас. Соберись. Ушедших не вернуть, но пусть они тобой гордятся, зная, что ты сохраняешь силу духа,- наверное это было ее пределом ободрения.
Жрица сама от себя такого не ожидала.

- Я должен был выйти... вслед за отцом, - почти что прошептал он, - Мы должны были уйти всей семьей, чтобы потом вернуться... всем вместе...
Он снова всхлипнул, но все же попытки жрицы начали приносить свои плоды. Видимо, замученный произошедшим, перенесший слишком многое, слишком уставший - он совершенно обмяк в объятиях Седьмой, и уснул.
И тут жрица поняла, что и ее длинноволосый друг пропал куда-то из поля зрения.

И что ей теперь с этим делать? Жрица осмотрелась.
- Карр-рха-то?- позвала она.
Надо было наверное затащить мальчишку в какой дом по-целее, да желательно без трупов и положить спать на кровать, пока она найдет одежду и остальное.

После нескольких секунд тишины она услышала рыкоподобный голос патлатого, раздавшийся откуда-то из-за дальних хижин.
По крайней мере, он был где-то рядом.
Дома все выглядели вполне целыми - основное побоище происходило снаружи, так что выбрать один из них и оставить там мальчишку не составило бы особого труда.
- Ма-ать, - снова раздался из-за хижин голос, а мальчишка беспокойно дернулся во сне.
- Раанга... - тихо прошептал тот сквозь сон, и названное им имя снова дернуло какие-то забытые струны ее души. Давно, очень давно забытое имя. Имя, объятое пламенем, сильное, полное жизни.
Вода. Много-много воды. Оглушающие звуки, соль, боль где-то в груди, огонь, темнота...
Запульсировала голова - там, где накануне в нее прилетел топор. И какое-то щемящее чуство потери внезапно сжало грудную клетку - хотя Седьмая так и не поняла, почему и откуда это ощущение пришло.

Раздался рваный вздох и жрица пошатнулась все так же с мальчишкой в руках. Она восстановила равновесие, стиснула зубы по-сильнее и потащила парнишку туда, откуда звал ее ее спутник.
Что это? Откуда? Раанга... она знала кого-то под этим именем?

Как же болезненно было терять нить мысли и не быть способной вернуться к ней вновь.
Воспоминания померкли. Ничего не оставалось, как топать в сторону застрявшего где-то там патлатого - она обогнула ряд хижин, и подойдя к сидевшему там чужаку, увидела на земле обгоревшие останки не иначе как тварей - три обугленных уродливых тела застыли в агонических позах. Патлатый занимался тем, что протыкал острым когтем все, что только можно было проткнуть - и явно изучал те ткани, что вытаскивал из обугленных таким образом. И принюхивался.

Жрица уже видела одну тварь, объятую огнем. Неужели чужеземец тут тоже был? И чего их всех только в эту сторону тянет?
- Огонь, который нельзя погасить,- произнесла жрица.
Да, так вполне могло бы быть. Она присмотрелась к телам. Огонь был особенный и его жертвы должны эти особенности отображать в своииих останках.
- Я в дом. Пусть он передохнет немного, - кивнула она на парнишку,- а я пока переоденусь и соберусь в дорогу,- непонятно зачем она это говорила.
Наврядли патлатый ее поймет, но может потом дойдет. Седьмая потащила пацаненка в ближайший дом. Надо было заняться делами.

Сами по себе твари выглядели отлично от людей, но... Да, последствия так называемого божественного пламени она вскоре смогла признать и здесь.
Уходя, она заметила, как патлатый вырывает из обугленных тел... Хвосты. Она не заметила прежде - но как минимум у этой троицы было по длинному сегментированному хвосту, заканчивавшемуся острым жалом, и по крайней мере у парочки из них хвосты эти сохранились более-менее.
Мелькнула еще мысль, что их даже вполне можно было использовать, как оружие. Как своеобразный... хлыст.
Она устроила мальчишку в одной из хижин. Убранство внутри ничуть не напоминало о случившейся резне - разве что вещи были раскиданы в легком беспорядке, не более того. Даже еда в плошках стояла на низких столиках-подставках - остывшая и уже собиравшая вокруг себя мух.
По большому счету, в этом поселении можно было найти все необходимое даже для небольшого путешествия. Только знать, что искать - а уж чего-чего, а у поселенцев нужного добра было предостаточно.

Жрица расположила парнишку на лежаке и накрыла покрывалом.
Для начала ей надо было переодеться. Истрепаный в лохмотья наряд жрицы ей был вовсе не к чему. Особых пристрастий в одежде она не имела, главное, чтобы было удобно. Вот с обувью было куда сложнее, ей требовалось нечто, что не будет задевать рану.
Пара лент для волос, кинжал, пара коротких сабель в замену призрачным клинкам, веревка, огниво и прочие мелочи, которые нужны в дороге и конечно же сумка, чтобы не тащить это в руках. Слишком много вещей ей было не нужно. Она должна оставаться налегке. Еще нужно было собрать еды в дорогу, а там можно выйти и попробовать, как эти странные хвосты ведут себя в роли хлыста.

Мальчик судорожно вздохнул во сне. Лет девять на вид, быть может даже чуть больше. Щеки уже вытатуированы знаком лекарского братства, а значит что-то он в лекарском деле да уже смыслил - просто так эти знаки не ставились. Голова была выбрита совсем недавно - серебристый налет отросших волос только-только коснулся практически идеально ровного черепа. Даже расслабившиеся во сне черты лица выдавали в ребенке привычку часто хмуриться - а теперь у него поводов для этого явно прибавится.
Жрица начала собирать мешок из того, что удалось найти по этим небольшим, но весьма ухоженным домикам. В сумках недостатка здесь не было - как и во всем остальном, что было ей необходимо. Правда, в поисках более подходящего из имеющегося пришлось обойти не один домик, но в итоге сумка все же была собрана, и...
Пока она примеряла мягкие сандалии, переплетая мягкие ленты вокруг ноги, перед внутренним взором вновь предстал образ Шамана. Стареющего, постепенно теряющего былую силу, статность, ловкость - и несмотря на этот ослабший образ, где-то в глубине души она ощутила, как на какой-то миг почувствовала тепло, пришедшее вместе с этим образом.
Которое затем исчезло, уступив место отвержению и непониманию.
На улице послышалась какая-то странная возня - разбавляемая тихим рычанием её нового знакомого.

Седьмая нахмурилась. Эти обрывки ощущений в ее голове... Словно кто-то с нею играет. А она очень не любила все эти игры, но пока не могла ни понять их сути, ни вспомнить. Это удручало. Она не привыкла быть беспомощной, а теперь вот уже более суток себя такой ощущала.
Девушка закончила с сандалиями и вышла на улицу, посмотреть, что там успело произойти

Любопытная картинка разворачивалась перед ее глазами. Два воина - при взгляде на осанку, на стойку, на то, как они держали оружие и двигались, других мыслей не возникало - сходились и расходились в чужой, захватывающей дух схватке. На данный момент в руках обоих с поразительной скоростью и точностью двигались совершенно безобидные на вид - но теперь в умелых руках вполне заслуживающими статус смертельного оружия деревянные шесты. И несмотря на то, что бледнокожий уступал в росте когтистому порождению Матери Ночи (имя мелькнуло в сознании подобно молнии, вновь не принеся с собой иных знаний, кроме того, что это все как-то связано с названным мальчишкой именем) , да и на вид был не настолько гибок, их уверенные движения, их продуманные удары, их манера вести себя делала двух совершено разных существ похожими на...братьев. Да, даже в том, как взлетали и переливались косички обоих, было что-то родственное.
Первый чужак, с которым они "расстались" у ручья, успел обзавестись одеждой, и вылгядел теперь куда цивильнее. И даже по-своему...красивее. Странно было об этом думать, но сейчас он выглядел явно иначе, чем даже в ту, первую схватку, во время которой жрица увидела то-самое-пламя.
И кажется, сейчас он не торопился призывать это пламя снова.
Потому что все происходящее больше походило на тренировку.
Или же на разборки между старыми знакомыми.
Девушку они не заметили. Темнокожий подпрыгнул на своих мощных ногах, и обрушив свой шест на шест противника, расщепил тот ровно надвое - после чего выкинул и свое оружие, и два тела сплелись уже врукопашную.
Она, конечно, была не самым знатоком эмоций чужих лиц, но... Если на лице ее безымянного товарища читались скорее азарт и сосредоточенность, то ее когтистый друг явно чувствовал боль.

Седьмая некотрое время с интересом наблюдала за "тренировкой". Причин вмешиваться не было по крайней мере сейчас. Она не знала чем вызваны эмоции на лицах этих двоих и отчего Карррхато испытывал боль. На вид он был цел, хотя кто его знает, успел ли схлопотать куда палкой. Но все же причин вмешиваться пока не было и жрица продолжила наблюдать, скрестив руки на груди. На стояла вполне себе открыто, не прячась. Эти двое все-равно были слишком заняты, чтобы ее заметить.

Ей давно не приходилось наблюдать за зрелищами, рождавшими именно удовольствие созерцания - удовольствие, принадлежавшее именно ей, именно ее личности. Она была вправе выбрать, на что смотреть, она была вправе чувствовать что-то еще, кроме преданности Богу и Шаману, она была вправе не думать о том, что нужно делать ей с дерущимися, когда эта драка завершится - она, свободная, просто стояла и смотрела, как два живых существа проявляли мужское начало во всей его красоте.
Особенно красивы были движения чернокожего. Они были полны кошачьей грации, и такие же стремительные и смертоносные. Вспомнилось, как боролся светлокожий с первой тварью - и сейчас хоть это и было тренировочным боем, но друг друга они не щадили. Казалось, что живые существа не могут двигаться так быстро, не могут изгибаться под такими углами - но они могли. И зрелище действительно завораживало.
Зрелище это унесло ее далеко-далеко в детство. Когда она, сидя на чьих-то плечах, смотрела так же на чьи-то дерущиеся фигуры, а толпа вокруг возбужденно кричала, подбадривала, ругалась, гудела без остановки... Сначала одна пара борцов, затем другая, затем еще... А затем пляски жрецов в огромных венках из ярко-желтых листьев, делавших их головы похожими на львиные гривы. Длинноволосые девушки в богатых нарядах сменяли их, воспевая своими чистыми голосами Бога-отца...
Бога... Бога милосердного и не жаждущего крови...
- Когда-нибудь я услышу и голос моей маленькой Лаян здесь, не так ли? - прозвучал родной мужской голос, больно резанувший где-то в районе сердца, - Моя девочка станет самой яркой вестницей рассвета, и даже превзойдет нашу Хобб.
Маленькая Лаян, в руке которой была шпажка со сладкими фруктами, уперлась свободной рукой в затылок отца, словно пытаясь подняться повыше и разглядеть представление получше. Там, среди девушек танцевала и ее старшая сестра, которой в этом году только-только исполнилось пятнадцать. Старшая сестра действительно была красавицей - и Лаян всегда хотела стать такой, как она.
Хотела...
Все это казалось сном - но когда-то давно, где-то далеко отсюда, это было правдой.

- Лаян...- тихо прошептали губы.
Между этим воспоминанием и тем, что было в ее жизни на самом деле была такая огромная пропасть, как и между теми богами, которых она должна была бы воспевать и воспевала на самом деле. И в этой пропасти тонула большая часть ее жизни, не давая восстановить события и понять, что же пошло не так? Когда все успело так разительно поменяться?
Она уже не следила за схваткой, она вроде даже вовсе выпала из этого мира не замечая в нем ничего. Лишь глаза растерянно блуждали по песку, гдето в стороне от происходившего боя, пока она пыталась осмыслить, понять, откуда это воспоминание и почему она раньше не помнила... даже своего имени.

Веселый детский смех звучал в её ушах - смех её маленькой, беззаботной и беспечной. Все вокруг завертелось буйством красок, когда сильные руки отца подхватили её, и подняв над целым миром, закружили, подобно неутомимому колесу. Сегодня они вернутся домой позднее, но мама не расстроится - ведь праздник Солнца праздновался лишь один раз за целый год, а дети так давно не видели своего отца, вернувшегося, наконец, из плавания, что казалось длилось целую вечность.
Он показывал ей их корабль! Огромный, в цветах их славной империи, на мощных парусах которого красовалось солнце, удерживаемое в двух мощных ладонях...
- Длани Раанги не страшны никакие рифы, - смеясь, рассказывал отец, когда они всей толпой с братьями и сестрами устраивались вокруг него на дорогих коврах, играя наградами отца, будто безделушками. Слуги еще не так давно унесли столы с едой, и дети, наевшись до отвала, уже клевали носом, но не желали покидать покоев отца, с которым виделись так редко.
- А морские девы? Это правда, что они могут принимать любой облик и одним своим пением заставлять моряков бросаться с кораблей? - с деланой серьезностью спросил один из её братьев, подбираясь по коврам ближе к лежавшей рядом с отцом подзорной трубе, - И не помогает даже смола в ушах?
Она снова вспомнила, как смеется отец. Его громкий, открытый смех был способен оглушать, когда он находился в добром расположении духа.
Что же он ответил... Что же он ответил тогда...
Комната накренилась, заскрипело дерево. На дорогие ковры упала и разбилась тысячей брызг соленая волна. Потолок сменился небом, в котором свозь тяжелые тучи сверкали молнии - нужно было бежать, карабкаться вверх, схватиться хоть за что-нибудь... Канаты, схватиться, подниматься дальше...
Но палуба ушла из-под ног, а за спиной разверзлась ненасытная бездна.
Рывок, окончивший падение, заставил её очнуться от странных видений прошлого.
Лицо прижало к горячему, влажному и жесткому, окавшемуся покрытым наростами-пластинами плечу, черные когтистые руки удерживали её - одна под ноги, другая за спину - у себя же в сжатых пальцах она обнаружила... Солому с крыши хижины.
Хижины, которая находилась на втором ярусе, поднимались к которым по лестницам.
По крайней мере, почему-то именно оттуда, зацепившись за обломанное ограждение, свисала собранная ею сумка, покачиваясь теперь над ними и грозясь упасть прямо на головы.
Лицо поймавшего ее темнокожего склонилось к ней - огромные глаза всматривались в неё, словно выискивая во взгляде признаки... Чего-либо. Россыпь жестких косичек следом за этим жестом приземлилась ей на грудь.
Он открыл, было, рот, желая что-то спросить... Но закрыл, передумав, продолжая смотреть на нее все так же странно.

Жрица мрачно и еще не совсем осмысленно посмотрела на темного, затем слегка недоуменный взгляд переместился на болтавшуюся сумку. Она вздрогнула, словно только что очнулась и еще не поняла, что та делает так далеко. Почувствовав, что руки чем-то заняты, она перевела ставший еще более недоумевающим и от того растерянным взгляд на свою руку.
Она вспомнила братьев и сестер, видела отца, слышала его смех... что-то горячее и большое комком подступало к горлу, заставляя щипать в уголках глаз. Седьмая медленно разжала пальцы, смотря как солома соскальзывает с ладони, с усилием проглотила ком. Она снова перевела взгляд на темного. Теперь еще более мрачный, наполненный скользящей болью и какой-то обреченностью. Она уже не была уверенна, что хочет знать, что там было дальше, да и вообще хочет вспоминать ту другую жизнь и тех, кто был с ней тогда рядом.
- Отпусти, - глухо потребовала девушка и немного даже робко попыталась высвободиться и стать самостоятельно.

Темный не препятствовал - поняв скорее язык движения, чем ее просьбу, он осторожно поставил жрицу на ноги, и только убедившись, что та стоит достаточно крепко, отошел. Показалось ли ей, но тот, кажется, и сам поспешил оставить ее наедине с самой собой, когда обнаружил в ней отголоски боли о чем-то, ему неведомом. Сделав вид, что его здесь и не было, он направился в ту сторону, где они с другим чужаком только что устраивали тренировочные бои.
- Ты в порядке? - внезапно наполненная смыслом речь заставила ее обернуться. Ее несостоявшаяся жертва, имени которой она не знала до сих пор, стояла на некотором расстоянии от нее. Лицо было мокрым от пота, сырой была и одежда, прилипавшая к телу... Демоны с ней, с одеждой. Теперь она как-то по-другому смотрела на это лицо, которое отличалось от тех, с кем она привыкла проводить дни бок-о-бок, но... Этот разрез глаз, этот цвет кожи, эта привычка заплетать волосы...
Надеть на эту голову венок из рыжих листьев, и...
Горло снова неприятно сжало.

Прежде чем она даже смогла понять, девушка отрицательно покачала головой, уставившись на чужака во все глаза.
По щеке медленно поползла капля. Девушка тут же стерла ее и словно та приковала все ее внимание теперь поглядела на мокрые пальцы с непониманием, будто такого никогда не случалось ранее и вот она столкнулась с этим непонятным явлением впервые. Седьмая, хмурясь изучала это недоразумение, растерла влагу в пальцах, а затем, словно снова вспомнив о наличии тут чужака, заторможенно перевела взгляд на того.

- Что тебе сказать...даже не знаю. Все равно...не поймешь - осознование сказанного приходило куда позже, чем звучали слова, но все же приходило. Плохо, рвано, понимала она слова не полностью, но... Общую суть все же понимала. Длинноволосый подошел к ней, его разгоряченная и влажная после стычки ладонь взяла ее руку, пальцы которой еще хранили следы вытертой с глаз воды.
- Я знал...люди... жестокие. ... чем помочь тебе, - он покачал головой, а она запоздало поняла лишь часть слов из короткого монолога. Вторая рука накрыла ее ладонь.
- Но мы должны идти по пути жизни дальше, - почти полностью она поняла его последнюю фразу, и осознала, что раньше слышала ее часто - в тех или иных вариациях. Очень часто.

Она сосредоточенно смотрела на свою ладошку в его с каким-то недоверием и отрицанием во взгляде.
- Почему?- тихо спросила девушка.

Он, в отличие от нее, вопроса уже не понял, и просто молча смотрел на нее. Пожал плечами, разве что, выражая тем самым непонимание.
Впрочем, и этот момент надолго не затягивался - несколько мгновений, и он отпустил ее руку - после чего начал карабкаться по лестнице наверх - судя по всему, забрать повисшую наверху сумку.
- Раанга и зверь опустили оружие. Как в предсказании, - раздался негромкий голос мальчугана, которого, видимо, тоже разбудила вся эта возня. Он уже не плакал, но было видно, что сдерживаться стоило ему сил, - А зачем ты лезла наверх?

- Что за предсказание?- спросила Седьмая, проигнорировав вопрос, ответа на который не знала.
Раанга... это имя в последнее время слишком часто всплывало, чтобы быть случайностью. Жрица посмотрела на свою ладонь. В том своем воспоминании она не была такой смуглой. Или же воспоминание вовсе не ее?

Когда откроются врата
Падет воды стена
Прольется алая река
Там сложат копья два врага
Раанги сын, сын Зверя
Плечо к плечу, к спине спина
Сплетется чуждое в одно
Про месть забудет кровный враг
Навстречу новому врагу
Оружие блеснет...
Мальчишка тихо напевал, прикрыв глаза и покачиваясь в такт песне. Песне, которую жрица слышала в первый раз.
Ладонь еще не зажила до конца - но в свете последних событий она уже почти забыла об этом.

- Оружие... - словно из всего предсказания важным было только это слово, повторила жрица.
Она снова побрела по поселению, выискивая пару клинков по руке.
Мысли ворочались в голове туго и все никак не складывались воедино. Воспоминания, прошлое жрицы, то, что случилось после неудачного ритуала. Поиски удобного оружия словно стали для нее спасением от этого безумия, в которое превратилась ее жизнь в последние сутки. Она была уже не уверена была ли она жрицей или той девочкой на плечах отца, или ими обеими, или никем из них. В конце концов истерзанное сознание зацепилось лишь за оружие и мысли постепенно утихли и исчезли.
Девушка нашла два обоюдоострых клинка, привычно крутанула те в ладонях, стиснув зубы. Пусть эти не призрачные, но это ничего не меняет, а боль в ладонях... уж лучше она, чем то... внутри.

Мальчик походил за ней сперва, а затем...
Кажется, обиделся. Или просто понял, что на него здесь не будут обращать внимания. По крайней мере, к тому моменту, как клинки нашлись, она его уже не видела.
В ее поисках ей никто не мешал. Оба бойца решили также предоставить ее самой себе, уйдя заниматься какими-то своими делами.
Ей даже в какой-то степени удалось отвлечься. Собраться. В конце концов, времени убиваться и жалеть себя не было.
Точнее, времени-то у нее было полно, но вот тратить его на это...
Солнце стояло в зените. Они провели здесь уже полдня.
И сейчас сидели втроем на центральной площадке, и светлокожий изображал на песке нечто очень похожее на карту этих земель. Ну, по крайней мере, пока еще пытался. По крайней мере местоположение ближайшего города и ритуальной площадки он изобразил весьма точно...
Каррхато просто молча наблюдал за обоими, периодически прислушиваясь к происходящему.
А жрица заметила, что один из хвостов свернут аккуратно у него на поясе...
А другой достался второму чужеземцу.

Карту она пока еще помнила. Седьмая молча взяла прутик и дорисовала карту дальше. Насколько знала. Она успела прийти в свою невозмутимую форму с холодным, немного надменным взглядом и лицом лишенным радостных эмоций, сосредоточенным на теперь уде не службе высшему созданию, а одной ей теперь извнстно на чем.
Завершив работу над картой, девушка окинула присутствующих взглядом, мол что дальше?

Три пары глаз попеременно встречались друг с другом взглядом в немом вопросе - очевидном для каждого из них.
Совместные художества постепенно начали выстраивать в голове определенную картину. Если верить ощущениям, если верить памяти, и судить по этому разоренному поселению - можно было сделать вывод, что теперь ближайшим более-менее цивилизованным местом был небольшой городок где-то к западу. Владения под управлением одной из знатных семей, имя которой было...которой было...
Никак не удавалось вспомнить. Но это были точно не самые знатные представители их народа - размеры угодьев заметно уступали остальным Семьям, да и горным делом там промышляли совсем немногие.
Впрочем, необязательно было стремиться к цивилизации. Можно было отправиться на юг... Туда, где собирали свои силы воины Ангра для следующего похода, способного расширить их земли еще дальше. Жрица давно не была непосредственно на линии боевых действий - но где-то в дальних закоулках памяти хранила воспоминания о том, что их бесстрашный народ, закрепив за собой северные земли, теперь продвигался на юг и на восток - уничтожая непокорных, и даруя шанс новой жизни тем, кто складывал оружие, признавая превосходство противника. Да, быть может, жизнь раба, которая была уготована сдавшимся, и не шла ни в какое сравнение с былой жизнью, но... это все же была жизнь. Тем более, истинно послушным рабам оставляли личность, не превращая в полностью бездумных марионеток.
На западе - густой, непроходимый лес, из которого не появлялись не только враги - но и никогда не возвращался ни один отправленный в те земли отряд. На юге и востоке - ветра войны, конец земель Ангра, путь к чужакам, путь в неизведанные земли - путь через лес, через горы, через реки, к землям чужих людей, тех, чья кровь достаточно окропила эти земли, и чьи руки эту же землю возделывали ныне.
Или же возвращаться в Столицу...
То, что было раньше, оказалось полной бессмыслицей. Сначала она пыталась выйти к городу на западе, будь он неладен, затем она проснулась непонятно где, и теперь, оказывается, удалялась от этого города, непонятно зачем идя на северо-восток...
Или же это темнокожий повел ее туда?
В голове все снова начинало путаться, и выяснять то, что "было", уже не хотелось.
И к тому же, кое-что не сходилось - если верить их местоположению, они удалились от ближайшего к Ритуалу города на целых три-четыре дня пути. Все трое.
Нет, об этом думать не хотелось совсем.
Размышления прервала палка, уперевшаяся в песок в той стороне карты, где на западе простирался лес, из которого еще никто не возвращался.
Светлокожий, указывавший в ту сторону, вопросительно посмотрел на жрицу, после чего перенес палку в самый низ карты - и снова Седьмой достался вопросительный взгляд.

Карта

Карта, "отложившаяся" примерно в голове.
Самый крупный "квадрат" - Столица, дом Шамана и всего прочего.
Квадраты поменьше - стратегически важные большие города-союзники.
Маленькие желтые квадратики - небольшие города, управляющие ближайшими землями - фермами, лесорубками и т.д. В каждом городе своя небольшая инфраструктура, управляются представителями Семей, самые влиятельные представители этих же Семей представляют власть городов-союзников в виде Советов.
Желтые пятна - фермерские и прочие хозяйства (возделывание полей, разведение животных и т.д.)
Пятна непонятного цвета в горах - горнодобывающие поселения.
Зеленые пятна - лес.
Красные пятна - частые/возможные места дислокации войск.
Голубые пятна - крупные водоемы.
Красное кольцо с фигуркой человека внутри - примерное местоположение на данный момент.
Ритуал проходил недалеко от места, где нарисован маленький желтый домик слева.

Карта, нарисованная на песке, намного проще - на ней не указаны города-союзники, реки толком не указаны, и тем более войска и остальные, отдаленные городки.

О несостыковках думать совершенно не хотелось. Все ее мысли были бы лишь догадками, ведь никто не мог дать ей ответа, а даже если бы и мог, она бы его все-равно не поняла. Оставалось лишь надеятся, что хаос в голове уляжется со временем, как песок в воде
.- Отсюда еще никто не возвращался,- ответила Седьмая, ткнув своей палкой в сторону леса.- Здесь,- палка переместилась на юг.- Собираются войска, расширять земли.
Все сопровождалось жестами и пантомимой, которая должна была пояснить слова или хотя бы сделать ее речь понятнее.

Судя по реакции, чужаки более-менее поняли.
По крайней мере...
Бледнокожий точно понял.
И принялся что-то говорить Каррхато.
На языке последнего. Эти жуткие звуки спутать с чем-либо еще было невозможно.
Они говорили между собой на языке черного, и вполне друг друга понимали.
И в этом было что-то несправедливое.
Палка светлого снова ткнулась в сторону непроходимого леса.
- Здесь было бы неплохо. Как считаешь? - спросил он. Ну, наверное, спросил именно это. По крайней мере, ей так показалось.

- Неплохо что?- уточнила жрица еще толком не поняв, что только что смысл сказанного был ей понят, пусть и несколько иначе обычного, но все же.

- ...Лес. Охота. Еды всегда достаточно, - то ли ответил ей знакомец, то ли просто размышлял вслух. Ох и непросто давалось ей понимание хотя бы толики слов - но даже это было лучше, чем ничего.
- ...И нет еретиков, - добавил он, и это слово жрица вспоминала долго - куда дольше, чем все остальное.
- ... Нет еретиков - нет проблем, - последовало продолжение, в котором она точно убедилась, что использовал он именно это слово.
- ...уйти... остров... корабль...
Кажется, он начал говорить сам с собой - она перестала улавливать связь, и...
Еще один кусочек воспоминания обрел некий смысл. Корабли... Ангра не знали, что такое настоящие корабли. Нет. Те хилые лодчонки, что плавали по этим рекам - разве могли они сравниться с Дланью Раанги? Нет, то была разница между куском угля и золотой рудой.
А море...
Нет, Ангра не знали, что такое море. Не могли знать.

Жрица поморщилась и устало помассировала виски. Как так получатся, что она его понимает? Почему эти слова всплывают в ее голове? К чему эти воспоминания? И насколько они правдивы?
- Откуда это в моей голове?
Все больше казалось, что она сходит сума или это запутанное видиние в продолжении ритуала. Если бы только не столь реальное.

Снова в закоулках памяти послышались ее собственные смешки. Тот праздник… Праздник их Бога-Отца… Сейчас эти мысли казались странными, но их бог был куда добрее. Он не просил крови. Он был наивен и порой рассеян, но… Он действительно был вторым отцом для каждого из них.
Она не разобрала ответа. Или же ответа и вовсе не было? Все чаще уходя с головой в свои мысли, она уже скорее просто передвигала ноги, чем осознанно шла куда-либо. Две мощные спины были ее неизменным маячком – темная спина в странной броне, такой же темной, как его кожа, да облаченная в обычную одежду не менее слабая спина чужестранца, который больше не напоминал о случившемся там, на Ритуале. Или же просто он отложил этого для будущего?
Она
В какие-то моменты она поняла, что они идут на запад. В какие-то моменты она вообще не осознавала, кто она, и что делает «здесь». И где было это «здесь».
Но иногда она все же «просыпалась» от своих мыслях, и оглядывалась вокруг.
И не всегда ей нравилось то, что она видела.
В пути им нередко попадались трупы животных. И крупных, и маленьких – каких-то выедали полностью, оставляя лишь рваные шкуры да скелеты. С какими-то просто расправлялись – бессмысленно, не воспользовавшись ни мясом, ни шкурами…
Иногда попадались и трупы людей – так же обезображенные до неузнаваемости.
Иногда что-то мелькало совсем рядом – и клекотало, шипело, но странные силуэты поодаль никогда не приближались настолько, чтобы их можно было подробно разглядеть. Лесных же обитателей практически не было слышно – только лишь птицы кричали тревожно, да скрипели от ветра деревья. Нынешний лес жил иной жизнью, не такой, как прежде – и в минуты «осознанности» от этого становилось немного не по себе. Слишком многое изменилось, и вернуть душе утраченное спокойствие было куда сложнее.
Иногда они очень резко и необъяснимо меняли направление – просто их темный друг вдруг сворачивал с намеченного «пути», и круто уходил в сторону, зазывая с собой двоих своих спутников. Спустя какое-то время это повторялось вновь. И вновь… И вновь…
Зачем она шла с этой парочкой? Куда? Зачем она согласилась? Соглашалась ли вообще?
Не проще ли было вернуться в Столицу, и рассказать Шаману все... все… все, что случилось. Что происходит сейчас…
Или все же дать себе шанс на новую жизнь? Или…вернуться к старой? Неизвестно куда, неизвестно как…
Все эти мысли уморили ее так, что как только они остановились на привал, приглядев для этого старое толстое поваленное дерево, и ее более человекоподобный спутник расстелил на земле запасливо припасенную из поселения грубо плетеную циновку, скинув там же все захваченное им, она провалилась в сон, едва опустив голову на один из свертков. Слишком много всего. Чужого, непонятного, странного. Провалилась в сон без снов – который, на удивление, принес ей странное облегчение и какую-то новую легкость – которая позволила ей впервые за это время улыбнуться. И «это время» было не последними часами бесконечной ходьбы, а… наверное, все то время, что посвящала она призыванию жрицы прежде.
А улыбаться было чему.
Уже основательно стемнело – хотя ночь еще не полностью предъявила свои права на этот мир. Где-то вдалеке меж деревьев еще пылал закат, переливаясь из ярко-пурпурного в огненно-рыжий, а не гори рядом костер, она, быть может, смогла бы разглядеть и звезды на небе.
Она проснулась там же, где уснула – разве что, укрытая простой, но уже помягчавшей от долгого использования тканью. Чернолапый – такое прозвище ему весьма бы подошло – сидя спиной к ней колдовал над чем-то у костра, и видимо это «что-то» и издавало довольно приятные мясные запахи – скорее всего и разбудившие бывшую жрицу. Когда она заметила закрепленный над костром котелок, то чуть вовсе не рассмеялась – это все выглядело так мирно, спокойно и безмятежно, что о проблемах не хотелось думать совершенно. На соседней циновке сидел другой ее сосед – скрестив ноги, он, орудуя каким-то самодельным приспособлением для письма, усердно выводил что-то на листе кожи. Он то ли почуяв, что его спутница проснулась, то ли просто услышав тихий шорох циновки поднял взгляд, и улыбнувшись, кивнул ей, как ни в че не бывало. Словно они были просто путешественниками, покинувшими родные земли, чтобы увидеть весь мир… каким бы огромным он ни был.
Все вокруг было так спокойно и безмятежно, что даже сжимавший ее грудную клетку ком разжался – позволив ей вдохнуть полной грудью.

Бывшая жрица села, прислушиваясь к этой легкости внутри. Она была такая... такая иная. Совсем новая в ощущении. Казалось, даже когда она была жрицей, не ведавшей сомнений, что-то все еще опоясывало ее душу и сжимало, не позволяя выйти за рамки, не позволяя ничего лишнего. Сейчас же все это было снято. Исчезло и расстворилось где-то там вместе с угасающими частями памяти ее кровавого прошлого.
Это была свобода? Было ли это свободой? Снова погружаться в раздумья вовсе не хотелось. Седьмая поглядела на свои обожженные руки, тряхнула головой, словно отгоняя последние сомнения. Нет, она вовсе не хотела возвращаться назад, не хотела снова видеть шамана, быть жрицей, убивать, как привыкла. Да, она по- прежнему не знала, куда они идут, зачем они идут и почему ее не убили, как других. Но почему-то именно сейчас все это стало не важно. Стало второстепенно, буд-то страница с историей той жестокой холодной особоы, которой она была все эти годы, перелистнулась. Закрылась. Навсегда.
Девушка снова улыбнулась самой себе.
- Лайан,- тихо представилась она.
Да... Ее имя должно было произноситься именно так. Словно две его части разделялись запятой, но в то же время гармонично, будто переход в песне, нежной и ласковой. Именно так завали ее родители.
- Лайан!- уже громче повторила она и подняла взгляд на своих спутников.
- Мое имя - Лайан!
Пусть им все равно, как ее звать. Пусть они никогда не спрашивали и пусть им даже не интересно вовсе, но ей это было важно самой. Было важно то, что она вспомнила свое имя, было важно то, что она почувствовала себя единым с ним и признала своим. Она Лайан! Не Седьмая, не жрица, не слуга жестокого божества. Она - Лайан!

- Лай-ан, - повторил бледнокожий, произнося ее имя так легко и привычно, словно делал это всю жизнь, - Не знал, что здесь тоже есть такие красивые имена, - поняла она больше по интонациям. Впрочем, и к самим словам она уже привыкала все больше, тем более к таким простым. Отложив в сторону лист кожи с надписями (Лайан хоть и не понимала, что там написано, но что бы то ни было, выглядело оно очень красиво), он повернулся к сложенной в стороне поклаже, и протянул девушке вытащенную оттуда кожаную флягу.
- Родер, - добавил он, и Лайан поняла, что он назвался странником. По крайней мере, именно это и означало прозвучавшее слово, которое в контексте ситуации должно было быть именем, не иначе. Затем он указал своим пером для письма в сторону темнокожего, который настолько был поглощен своей возней у костра, что не заметил ни пробуждения девушки, ни их разговора, продолжая колдовать над чем-то – и о чем-то тихо урча.
- Гронк-так. Говорит, что лекарь. Неплохой парень. Только много ест.
Уши последнего дернулись – тот обернулся, посмотрев на них буквально на миг, и совсем по-человечески ухмыльнувшись снова вернулся к своим делам.

Лайан открыла флягу и отпила, даже не понюхав прежде, что там.
При упоминании о роде деятельности темного она мельком взглянула на свою ногу и кивнула.
- Гронк-так, Родер,- повторила девушка.- Лайан не отсюда,- заявила бывшая жрица, отрицательно покачав головой.
Почему-то ей показалось несправедливым то, что этот чужак будет думать о принадлежности ее имени к этим местам и этому народу.
- Лайан...- она несколько растерянно повертела головой.
А откуда она? "Услужливая" память не давала координат и названий, да не спешила подсказывать в какой даже стороне дом.
- Корабль,- она сложила руки лодочкой и "пустила" ту по волнам.- Длань Раанги. Корабль отца,- девшука раскрыла ладони, как те были раскрыты в изображениях на мачте.- Я вспомнила,- улыбнулась она.

Ее губы смочила влага воды, едва окрашенная какими-то незнакомыми травяными привкусами. Приятный освежающий вкус только добавил ощущение уюта и тепла в этот прохладный, но безмятежный и оттого по-своему теплый вечер.
Странник слушал ее внимательно. Он ощутимо посерьезнел, когда она заговорила про Раангу, про корабли… Затем молча закивал, не отрывая от девушки взгляда. Потер пальцами обросший щетиной подбородок, перевел задумчивый взгляд на костер, затем снова на Лайан.
- Нам нужен корабль. – с непередаваемой серьезностью заявил он, и в его взгляде девушка заметила новое, незаметное прежде оживление, - Если бы ты только знала, где…
Последнюю часть фразы она не поняла – как и не старалась, а Родер, видимо, и не ожидал от нее ответа. Его взгляд переметнулся в сторону отложенной кожи с записями, а пальцы бесшумно застучали по коленке, сопровождая этим ритмом раздумья чужака.
- Корабль… Корабль…

Но она не знала. Ей были доступны лишь отрывки. По крайней мере сйчас. Лайан еще немного отпила из фляги, прежде чем вернуть ее хозяину. Тугая коса сползла с плеча. Сейчас бы помыть волосы от дорожной грязи. Внимание девушки переключилось. Она поискала глазами сумку, что собрала в деревне, вынула гребень и принялась вычесывать волосы и переплетаться.
Корабли там, где вода. Большая вода. Море. А где море?

А где была вода – она не знала. До… Прежде… Та жизнь с После и До – в этой жизни не было места большой воде. Она слышала, что где-то эта большая вода была, но… не здесь. Ангра стояла на реках, которых здесь было в изобилии, но на этих реках все и заканчивалось. На севере их земли упирались в горы, на юге и востоке – во вражественные племена, которые и сами наверняка ничего не знали про море. Да она и сама бы не знала, если бы не те видения. Не вспомнила бы. А теперь… А теперь она знала, что реки впадают в море. Да! Несомненно, маленькая вода должна была привести к большой воде…
Но если ее сородичи… бывшие сородичи за все время существования своей цивилизации не смогли добраться до большой воды, не значило ли это, что это попросту невозможно? Что реки слишком длинны, окружающие их земли слишком опасны…
А быть может Шаман что-то знал, и поэтому в последние годы бросил столько сил на захват территорий дальше по течению реки?
Пока она думала, Странник что-то рисовал. Быстро, четко, не задумываясь – и вскоре ее размышления прервало подсунутое ей изображение корабля, нацарапанное на коже. Корабля большого, мощного, сильного. Такого, каких никогда не видела «великая» цивилизация Ангра.
- Большому морю – большие корабли, - объяснил он свой рисунок, сопровождая слова пантомимой, и вновь, к сожалению, завершил объяснение чем-то непонятным.

Она непонимающе поглядела на чужака, давая понять, что ну ничерта не поняла, а затем взяла этот кусок кожи, перо и стала дополнять рисунок теми деталями, что помнила. Вот изображение на парусах, ленты на мачтах, мелочи, явно не имевшие важности для странника, но за которые она цеплялась в своих воспоминаниях, как за спасательный круг.
Густые волосы сползли с плеч и закрыли Родару обзор, не давая возможности видеть ни ее лицо, ни рисунок.
Корабельный колокол, рамы окон трюма, галеонная фигура под бушпритом. Чайка... птица, которой тут, в глубине материка, никто и никогда не видел. Рисунок чужака наполнялся жизнью из ее воспоминаний. Жаль, пером не передать звуки...
Закончив, девушка откинула волосы и заложила прядку за ухо. Снова улыбнулась, бережно прикоснувшись к рисунку обожженными пальцами. Да. Корабль ее отца был такой. В ее воспоминаниях он был именно такой...
Лайан мельком взглянула на чужеземца, снова перевела взгляд на рисунок и протянула его Родару.
- Длань Раанги. Реки впадают в море. В землях Ангра есть много рек, но ни одного моря. Их корабли...- она презрительно фыркнула,- неказистые лодки по сравнению с кораблем отца!

Она вновь вспомнила, каким захватывающим оказалось это плавание. Как боялась она первые дни, особенно в минуты особого беспокойства этого бескрайнего моря, как захватывали ее барашки волн и серебристое полотно воды, которую, оказывается, нельзя пить. В какую ярость пришел отец, обнаружив ее на корабле, а потом поместил под каютный арест… который продлился недолго, но…
Стоило остановиться на хороших воспоминаниях.
Выражение на лице Родера сменилось сперва оживлением, затем напряжением, затем на нем отразилась активная мысленная работа.
- Не может быть, - произнес он едва слышно, и в интонациях его прозвучало что-то мечтательное и взволнованное одновременно. Он забрал рисунок, повертел его перед лицом с разных сторон, вглядываясь в отпечаток памяти Лайан, и снова перевел взгляд на девушку.
-Неужели…
Он забрал перо – и принялся рисовать сам. Уверенные линии ложились стройно одна за одной – сразу было видно, что рисовать он умел, и делал это часто, и… Под его рукой – конечно, быть может ей казалось – вырисовывался образ отца. Такой, каким она помнила его – сильный, красивый, герой… Да! Для нее он был героем. Всегда был. Да и не только для нее одной. И этот шрам на щеке, про который не забыл странник…
- Вельможа Хадим Ган! - он снова протянул девушке лист кожи, указывая на нарисованного им человека, - Ты видела его корабль? Где здесь море? Мы должны выйти к морю! – скорее изображал, чем спрашивал он, явно не связав никак родственными узами человека на рисунке и девушку перед собой, - Мы должны найти его. Найти его корабль!..
И так же внезапно его азарт поубавился. Он снова нахмурился, посмотрел на протянутый девушке рисунок.
- Пятнадцать лет…

Горло снова перехватило невидимой веревкой. Лайан держала рисунок Родера в дрожащих руках. Этот его шрам... его взгляд, интонации в голосе. Все бурей проносилось в сознании, когда обзор заплыл. Размылся. А потом по щекам полились горячие капли, глухо падая на лист кожи. Она сгребла рисунок в обьятья, как остатики того горячо любимого и родного в ее памяти.
- Прости папа...
Волосы снова сползли с плечь обнимая вздрагивавшую от рыданий девушку и пряча от взгляда.

Что-то легло ей на плечи, кажется, покрывало, а потом сильные руки прижали ее к широкой груди, в которой, под слоями одежды, пульсировало не только сердце, но и расплавившийся кинжал. И пусть ей было не до этого, но даже так, от немого присутствия пусть и дальнего, но соотечественника, который, к тому же, знал ее отца, становилось немного легче.
Он был рядом, пока нахлынувшая волна не спала, и пока ее плечи не перестали трястись. Как только слезы отступили, оставив за собой лишь тупой ноющий след, ее отпустили – и она сперва услышала, а потом и увидела уважительное приветствие, в котором склонялись люди ее народа перед представителями знатных фамилий. Родер опустился на одно колено, выставил вперед руки, обхватив один кулак тремя пальцами другой руки, и опустил голову. Она даже почти разобрала слова приветствия. Почти. От неожиданности она расслышала только «приветствую», да свое имя и имя рода – а потом странник замолчал. Кажется, после этого приветствия нужно было дождаться разрешения завершить его – но она уже была не очень уверена. Слишком это было давно. Слишком. Но точно было – когда-то давным-давно.

- Серьезно?
Лаян шморгнула носом и снова заправила прядку волос за ухо. Она положила ладошку на руки странника и осторожно опустила их.
- Не надо, Родер. Прошло слишком много времени. Я только начинаю вспоминать все то, что стерли из моей памяти...
Она уже совсем не та маленькая, веселая, шустрая и невмеру любопытная Лайан, которую так любил отец. Ее руками было сделано столько всего ужасного, что он и вовсе бы наверное не поглядел больше в ее сторону. Столько смертей... напрасных смертей принесли ладошки его малютки- Лайан. И она по-прежнему не помнила как очутилась среди Ангра... Море, шторм, она пыталась зацепиться... но это все не то. Почему они приняли ее, почему она стала жрицей, а не была принесена в жертву, как ... как остальные?
- Я уже не та невинная девочка, потерявшаяся с корабля в шторм. Ты понимаешь? - она заглянула страннику в глаза.- Это,- девушка коснулась груди странника, там, где был расплавленный кинжал.- Это сделала я! - с нажимом произнесла она.- Ты понимаешь? Хадим Ган никогда бы не назвал дочерью то чудовище, которым стала я!
От этого все становилось еще более скверным, но она больше не собиралась плакать. Слезами ничего не изменишь. Лайан лишь отстранилась. Прижав драгоценный рисунок к груди и закрыв глаза, она сделала глубокий вдох и порывисто выдохнула, собирая самообладание в кулак. Когда же глаза открылись вновь в них снова отсутствовала радость, словно ее опять высосали из девичьего тела, но появилось нечто новое, скользящая обреченность и тупая боль. Рисунок был бережно сложен и запакован в сумку. Если Родеру по прежнему был нужен кусок кожи для письма, то, по всей видимости, ему придется добывать новый.