Белый снег, серый лёд, сон для Screamer'a.

Была ранняя зима, но лужи уже схватились льдом, а где-то были запорошены снегом. Люди спешили по своим делам, иногда поскальзываясь на льду, день шел к своему завершению.
Все было хорошо. Все было вполне неплохо - они встретились со старым приятелем, посидели, задушевно поболтали, дошли до площади, на которой должны были разойтись... Пока тот, прервавшись на полуслове, не распахнул пальто, достал откуда-то нож и начал резать себя. Быстрыми, отточенными движениями.
Один глубокий порез по животу... Другой... Самым жутким было то, что друг при этом улыбался, и неотрывно смотрел на него, скаля зубы.
- Правда, здорово? - с ненормальным задором в булькающем голосе спросил он, сделал еще один надрез, и завалился на укрытую снегом землю, после чего вокруг него начало разрастаться темно-красное пятно.
Снежинки, падавшие с неба во внезапно начавшемся снегопаде, падали вниз - на землю, на лужу крови, на друга... Казалось, они способны засыпать и его самого полностью, но тут он смог наконец выйти из странного ступора, в котором он был все то время, пока друг резал себя. Он - один на площади, на которой больше нет ни души - только машины несутся по трассе рядом, оставляя после себя снежно-водную грязь и запах выхлопов.

Он все смотрел на тонущие в крови снежинки, и пытался ухватить ускользающую мысль. Мимолетное осознание звенящей иррациональности происходящего очень быстро сменила искрящаяся веселость. Но веселье продолжалось недолго и тягучая неловкость снова повисла вокруг. Леонид все пытался найти хоть что-то смешное в происходящем но, похоже, всегда великолепное чувство юмора Сергея на этот раз дало осечку.
"Ну что за нелепость" - подумал он. Секунда тянулась за секундой, а Леонид не мог выдавить из себя даже вежливого смешка. Он подобрал нож и вытер его, оставив на снегу длинные бледно-розовые полосы.
Самое обидное - шутить в ответ уже бессмысленно. Даже ткнув в тело друга пару раз ножом(Леонид с трудом подавлял в себе это нелепое желание), вернуть былую веселость уже не удастся. Друг больше никогда не оценит ничьих шуток. То что друг прямо на его глазах совершил самоубийство слегка тревожило Леонида, но казалось совершенно не существенным. Сергей только что от души веселился над чем-то по прежнему недоступным Леониду. Вот это было сейчас важно.
Леонид повертел в руках нож и затем, расстегнув дубленку, внимательно осмотрел свой обтянутый зеленым свитером живот. Кончиком ножа он коснулся свитера, затем улыбнулся, резко отвел в сторону руку для замаха и...
Леонид, сжимая нож в руке, направился к трассе. Снег все сыпал и сыпал. Снежинки опускались на лысину Леонида, и стекали по седеющим волосам за шиворот, капали с усов. Подойдя к дороге, Леонид перехватил нож лезвием вверх и принялся "голосовать" проезжающим мимо машинам, отчаянно тряся рукой и пронзая клинком воздух. Сейчас его просто распирало от смеха и желания поделиться шуткой с кем нибудь еще.

Снегопад постепенно усиливался, да и температура ощутимо понизилась - наверное, это было то самое приближение вечера, до которого нужно было что-то сделать. Только вот что именно - было непонятно, и это “непонятно” витало в мыслях, не давая зацепиться ни за что конкретное.
Нож оказался увесистым. Но на досаду Леонида, ни один автолюбитель не собирался разделять с ним его шутку - то ли они слишком спешили, то ли осыпаемая снегом дорога была более занимательным зрелищем, нежели размахивавший ножом Леонид... Они просто игнорировали его, словно его там и не было, давая ему повод усомниться в том, а стоит ли он действительно у дороги, и размахивает ли ножом. Вроде, стоит... Да только вот нож куда-то делся, и махания производились пустой рукой в толстой кожаной черной перчатке.
Порыв ветра бросил пригоршню снега Леониду в лицо, запорашивая тому глаза. Снега намело уже больше, чем по щиколотку - замело и всю площадь за ним, и замело так, что тело друга казалось уже просто небольшим белым холмиком, едва выделяющимся из ровного белого поля. Там, где по правую руку кончалась площадь, параллельно трассе стоял такой же побелевший девятиэтажный дом, в некоторых окнах которого горел снег. За спиной, в конце площади, высилась...точнее, низилась маленькая мэрия - такая же белая, правда чуть грязнее. Белым было все - даже Леонид в своей совсем не белой дубленке постепенно маскировался под общий пейзаж. А тут еще и снег в лицо...

Леонид еще махнул несколько раз рукой без всякого результата и отступил от дороги. Он задумался о том, а что он, собственно, делает? Если собирается тормозить машину, то куда он собрался ехать? Мысль о том, чтобы только ради шутки остановливать машины, теперь казалась нелепой. Нет, ему определенно нужно было куда-то ехать.
"Так, так, так" - подумал он - "А чего это я собрался на ночь глядя, дом-то вот он мой"
Леонид взглянул на девятиэтажку. Ну конечно! И, повыше подняв воротник, Леонид зашагал к дому. Дома его непременно ждало неотложное дело, которое нужно было успеть сделать до вечера.
Он уже увязал в сугробах, в его туфли уже забился снег и теперь начинал подтаивать.
- Да, нужно было шапку одеть - бубнил Леонид себе под нос, вытирая усы - Вид у меня сейчас еще тот.
Ему представился морж на льдине и Леонид, не стал сдерживать подступивший смех. Отсмеявшись, он оглянулся на площадь, которая осталась за спиной, на белый холмик посередине. Мысль о том, что труп Сергея, нельзя вот так запросто оставлять на улице, Леонид скорее прогнал из своей головы, как надоедливую муху. Это казалось странным, но теперь он помнил, что труп Сергея лежал там всегда и был неотъемлемой частью окружающего пейзажа. Из грубин памяти услужливо вынырнули воспоминания, о том, как Сергей лежал там сколько Леонид себя помнил. Летом, по случаю теплой погоды, Сергей был одет в гавайку и шорты, а по осени на трупе, обычно, был плащь-дождевик. Вокруг трупа суетились дети, совали ему в ноздри соломенки, а старухи, проходя мимо, ворчали, по поводу бесстыдных татуировок Сергея, коими были покрыты его руки.
Это казалось так же странным, но Леонид не помнил, стоит ли на его подъезде домофон. А может там код, или дверь закрывается на ключ? Но он твердо помнил, что его подъезд второй, третий этаж и квартира - дверь сразу направо.
- Ладно, разберемся - проговорил Леонид, он как раз подходил к дому.

На подходе к дому уже начинало становиться все равно, домофон там, или что бы то ни было. Он там жил - а значит мог без проблем зайти. Это же было так просто - стоило ли на это тратить мысли?
Зайти в арку, дойти по дорожке среди клумб до подъезда...
Он шёл своей дорогой, привычной, оттоптанной уже многие годы. Вот и площадь заканчивается, скоро арка...
Снег подозрительно похрустывал. Конечно, он всегда похрустывал - в том была его природная сущность и самоцель, но конкретно в этом похрустывании было что-то по-предательски предательское - хуже, чем ворчание бабулек касательно летнего трупа Сергея. Хрум...хрум... В какую-то долю секунды Леонид ощутил, что уровень заснеженного асфальта стал почему-то выше. Намного выше. А ещё через долю секунды он понял, что находится по шею в ледяной густой жиже из холодной воды и талого снега. Мало того - он был в центре этой жижи, которая была метра три диаметром, а он каким-то образом умудрился свалиться в самую её середину.
Холодно стало. А ещё Леонид вдруг подумал о том, умеет ли он плавать. Почему-то сейчас мысль об этом казалось очень важной.

Обжигающий холод быстро обшарил тело Леонида, от кончика носа до мошонки. От него перехватывало дыхание и накатывал волнами страх.
Леонид сделал пару судорожных гребков руками и ногами, и чуть не лишился обуви. Туфли теперь болтались на его ногах и вязкая снежная жижа все время норовила их стянуть. Вода набралась в рот, он закашлялся, и погрузился под воду с головой. Преодолевая панику, Леонид начал аккуратно грести. Он, как гигантская лягушка, разводил жижу в стороны руками и ногами, и, хвала небесам, перестал тонуть.
"Вода холодная, значит не кровь, кровь была бы теплая" - неожиданно пришла мысль. Леонид тут же вспомнил про Сергея, про стынущий на площади труп и растекающуюся под ним лужу крови. Воспоминания вызвали почти физическую боль, Леониду мучительно захотелось снова все забыть.
- А-а-а-а - застонал он, плотно зажмурившись - А-а-а-а-а!
Внезапно до него дошло насколько чудовищно все произошедшее. Он вспомнил стекленеющие глаза друга, его бледное лицо с застывшей ухмылкой. Он представил как труп сейчас остывает, покрывается снегом, руки Сергея коченеют, становятся холодными, ледяными как вода вокруг Леонида.
Нечаянное сравнение вызвала очередной приступ страха. Леонид живо представил как ледяные пальцы тянутся к нему из глубины, хватают его за ноги, обжигают холодом кожу. Тянут вниз.
- А-а-а-а! - снова закричал Леонид, вытаращив глаза, на этот раз уже от накрывшего его с головой страха. Он кружил на месте и лихорадочно всматривался в воду под собой - не мелькнет ли в глубине бледное лицо Сергея?
- А-а-а!!! - истерически взвыл Леонид и отчаянно, задыхаясь от страха, поплыл к "берегу" лужи. Иррациональную обиду на друга, ощущение чудовищного предательства, которого он никак не ожидал от Сергея("Решил утопить меня, мерзавец!"), перекрыл леденящий ужас.
"Домой, скорее домой, запереть за собой дверь... Нет! Запереть и подпереть изнутри шкафом!" - думал он.

Он почти слышал веселый хохот Сергея, словно ему сложившаяся ситуация доставляла удовольствие не меньшее, чем процесс разрезания самого себя. Хохот оглушил его пару раз, когда вода затягивала его в себя по уши, в эти самые уши заливаясь, а потом Леонид понял, что это вовсе не хохот, а булькающие откашливания кого-то рядом. И точно - рядом с ним в воде бултыхался ещё один непонятно откуда взявшийся прохожий. Может, со дна поднялся? Быть моржом в последние годы становилось все популярнее...
- Спокойнее греби, - произнёс тот, на собачьий манер задирая подбородок над водой, - а то того, самого.
С этими словами незнакомец в шапке-ушанке и одной футболке подтолкнул Леонида к берегу, одновременно гребя отсыревшими варежками в том же направлении. На спине прохожего висел аккордеон - удивительно было, как тот того не утягивал на дно. Аккордеон был обледеневший и сырой одновременно, и одним видом своим навеевал мысли о самоубийстве.
- Вот же... - открыл прохожий рот, но не договорил - раздался сдавленный стон, громкий бух - и прохожий резко ушёл под воду вместе со своим аккордеоном.
А через пару мгновений ещё один плюх раздался в нескольких сантиметрах от Леонида, почти добравшегося до берега - на его глазах откуда-то сверху прилетел большой бетонный блок, и орошая все вокруг брызгами и слякотью, одиноко устремился на дно водно-снежной ямы.

Неожиданный брат по несчастью значительно успокоил Леонида. Одно то, что Леонид здесь не один, прибавляло немало уверенности.
Как только незнакомец появился, Леонид внял его совету и его гребки стали более плавными, не такими судорожными.
"Дворник" - решил он про себя. По каким таким признакам он определил профессию незнакомца, Леонид не знал, но, не смотря на оледенелый аккордеон, или может быть благодаря ему, он был почти уверен, что это дворник. А вот причина по которой дворник ушел под воду сомнения не вызывала. Сергей. В том, что там в глубине притаился его недавний друг, а теперь смертельный враг, сомнений быть не могло.
Доплыв до берега, Леонид ухватился руками за край не то льда, не то асфальта, сделал рывок, и поднявшись над водой по пояс, рухнул на берег. Он откатился от лужи как можно дальше и попытался вскочить на ноги. Вода лила с него в три ручья, и мокрая одежда тут же начинала примерзать к земле.
"Бежать, бежать, бежать!" - мысленно приказывал он себе. Немного ослабшая паника, сейчас возвращалась с прежней силой.

Было сыро и холодно. Холодно и сыро, да еще и начинало леденить - как тело, так и душу. Ведь сам Леонид не отличался особой стратью к моржеванию...
Откуда-то сверху послышался детский смех, переходящий в хохот, и с неба упала очередная бетонная плита. Точнее, плитка. Нет, блок. Большой квадратный тяжелый блок, врезавшийся в асфальт и обдавший Леонида грязево-снежными брызгами. Опять пронесло...
- Почти попал, чувак! - донёсся до него восторженный детский голос, а затем к нему присоединился еще один.
- Вреешь, не уйдешь... - и два мальчонки на крыше девятого этажа уже замахнулись новым бетонными блоком.
- Рааазз... двааа.... три! - и они выбросили "снаряд" так, как бросают обычно друзей в воду с берега для острых ощущений - за ноги и за руки, с веселым задором.
До арки, ведущей во двор, оставалось несколько метров.

Леонид отпрыгнул в сторону и отвернулся от брызнувших осколков льда. Он хотел было рвануть что есть силы к арке, но арка таила в себе не меньше угрозы чем летящие сверху бетонные глыбы. Выщербленный уродливый зев ждал новых и новых жертв. Сразу вспомнился бородатый пошлый анекдот: "Слюшай, дарагой, тэ что навэрху просто загоняют сюда".
Да и кто сказал, что за аркой будет безопасней? В узком бетонном колодце двора попасть по нему будет гораздо проще.
Леонид представил как во двор летят каменные глыбы, чиркая по стенам дома, выбивая стекла, обваливая балконы, вызывая лавины осколков. Следом за этим, стены дома начинают крошиться, осыпаться, дом схлопывается внутрь и вверх поднимаются тучи пыли.
То что можно забежать в арку и просто переждать "бомбардировку", Леониду в голову не приходило.
Он взглянул наверх, и щурясь от уличных фонарей попытался получше рассмотреть "загонщиков". Так вот оно, что. Детки шалят.
- Эй, вот сейчас поднимусь, уши надеру! - крикнул он детям. То, что эти "детки" с легкостью метали сто килограммовые блоки его больше не пугало. Это были просто дети. Кроме того, теперь он видел падение глыб с самой первой точки траектории и увернуться от них теперь не составляло никакого труда.

Дети ответили ему смехом - как же много уже было смеха на сегодня, он становился все неприятнее и неприятнее.
- Ещё есть? Тащщиии! - выпалил один, и другой исчез где-то в недрах крыши. За новым блоком пошёл, не иначе.
- Побьем рекорд! - выкрикнули они хором, снова бросая очередной блок. Они-то не очень разбирались в психологии, реакции, физике... В общем, после обнаружения броски их перестали быть точными, и больше не представляли такой опасности, которая настигла прохожего с аккордеоном в луже.
Взгляд Леонида скользнул по стене дома - там среди прочих светлых окон вдруг загорелось и его собственное. Наверное, родители вернулись, скоро позовут на ужин. Да и арка не казалась такой опасной... Хотя кто знает, может это тоже проделки Сергеевого трупа?
Холодно, голодно, сыро.

С опаской поглядывая наверх, Леонид поспешил к подъезду.
Он несколько раз оглянулся назад - не покажется ли над водой голова Сергея, но похоже никто не собирался его преследовать. Ноги сводило от холода, его била дрожь, зубы выбивали лихую дробь мешая вдохнуть воздух, а голова тряслась так, что сводило шею. Он продвигался к двери подъезда с предельной для него скоростью, но все равно приближение к арке казалось невыносимо медленно. Взгляд Леонида, как военный радар непрерывно обшаривал крышу-арку-лужу позади, что тоже мешало, не давало сосредоточиться и Леониду все время казалось, что он упускает нечто важное.
"Интересно, что сегодня на ужин мама приготовила?" - думал Леонид. Мама всегда замечательно готовила запеченную с черносливом утку. Вот бы и сейчас на ужин была утка... До того как Леонид съехал от родителей это блюдо готовилось только на праздники. Новый Год, Рождество, Первое Мая, а после, каждый раз, когда Леонид с женой навещал родителей. Жена была равнодушна к кулинарии, вся её готовка ограничивалась кашами из пакетов да разогретыми в микроволновке купленными салатами. Поэтому после смерти родителей, Леонид очень скучал по НАСТОЯЩЕЙ домашней еде, а воспоминания о родителях у него прочно асоциировались с выпечкой и мясными блюдами. И когда ездил в Поминальный день убраться на их могилах, всегда на обратном пути заезжал к любовнице Машке. Машка отлично готовила, кроме покладистости это было её самое главное достоинства. Леонид даже был до конца не уверен, а не только ли из-за домашней еды он к ней ездит?
"Вот бы сегодня на ужин была утка" - вновь мечтательно подумал Леонид.

Добродушные детки еще кинули вниз два-три блока и, кажется, успокоились. По крайней мере, громкого их смеха и не менее громких разговоров слышно больше не было. Устали, наверное. Детское ли это дело - такими блоками швыряться, пусть даже ради потехи?
Меж тем время усиленно двигалось к вечеру. Оно словно стремилось обогнать Леонида, потому что ему тоже хотелось сделать что-то до того, как Леонид попадет домой. Только вот что...
А вот и родной двор... И подъезд почти рядом...
На двор стремительно опускались сумерки. Леонид буквально моргнул - и оттенок неба стал намного, намного темнее, чем это "мгновение ока" назад. Но стемнело еще не до конца.
Как по команде, загорелись фонари, и осветили двор своим теплым желтым светом. Загорелись - и постепенно, мигая в конвульсиях, начали гаснуть, один за одним, начиная с самого дальнего в этом дворе. Кто знает, может это имело отношение к тому, что с другого конца двора в направлении Леонида двигалась какая-то неясная фигура? Почему-то хотелось просто стоять и неотрывно смотреть на нее, вглядываться в нее, узнать, кто это...
С очередным потухшим фонарем - перехотелось. Слишком дергано и резко та фигура передвигалась. Она даже шла не по прямой - ее мотало из стороны в сторону, словно игрового персонажа в лагающем компьютере.

Когда стемнело Леонид невольно взглянул на небо, чтобы проверить, что же за тень накрыла землю? Оказалось просто у него украли довольно большой кусок времени, и бог весть что могло за это время произойти. Возможно Сергей уже выбрался из воды...
После того как погасли фонари, Леонид вошел в арку и прислонился спиной к стене, в полумраке стараясь слиться с окружающей обстановкой. Вот только дрожь от холода по прежнему сотрясало его тело и только мокрая дубленка смягчала удары о стену, отчаянно пытавшегося согреться, тела. Он вглядывался в приближающуюся фигуру но никак не мог уловить ничего знакомого - походки, характерных жестов, знакомых пропорций.
"Только бы не Сергей" - подумал он. Он прикинул, сумеет ли добежать до подъезда, если побежит прямо сейчас. По всему выходило, что да, даже был небольшой запас времени.
- Подпустим ближе - пробормотал он себе. А вдруг не успеет? Он соображал что же можно использовать в качестве оружия и вспомнил шалящих на крыше мальчишек. Неплохая идея. Леонид начал осматриваться - не валяются ли поблизости куски бетона. Не циклопического размера плиты, конечно, с ними могли справиться только дети, а что нибудь поменьше.

Куски бетона отсутствовали. Да чего уж там... Никакой площади и не было вовсе. Был ещё один двор - похожий на двор Леонида, но отличавшийся бОльшей облагороженностью и более светлым временем суток. Так забавно... Стоит вернуться через арку назад - и окажешься под солнцем. Обратно во свой двор - и под луной. Последняя, кстати, висела огромным тяжелым растущим серпом, и этот серп как никогда напоминал улыбку. Недобрую такую улыбку.
Погас ещё один фонарь, а фигура все продолжала приближаться рваными движениями. Она была одета во все чёрное, и была именно что силуэтом - нормального, логичного и полноценного человека в ней не угадывалось.
- Лёня! Ужин готов! - раздался голос мамы, как из детства, и Леонид на какой-то миг почувствовал себя маленьким мальчиком - даже младше тех, кто только что игрался с бетонными блоками.

Велик был соблазн сбежать от темной фигуры на "светлую сторону", переждать там пока опасность не минет. Очень хотелось опробовать новые качели в светлом дворе, во дворе Леонида качели были погнуты, буйствующей по ночам, алкашнёй. Как лесенки и ржавая горка. Пока двор пуст и не вышли гулять старшие ребята можно было бы воспользоваться моментом, и покататься на горке, слепить снеговика. А может чуть позже вышли бы гулять дети его возраста и можно бы было поиграть в снежки или построить крепость. Жаль песочница вся засыпана снегом... А там авось страшная тень и ушла бы с темного двора.
Если бы не мокрая одежда и лютый мороз Леонид так бы и поступил. Да и мать будет ругаться - уже почти ночь на дворе, а он все гуляет, заставляя маму волноваться. Хорошие мальчики так не поступают. Она то там сидит и не видит, что в соседнем дворе день.
Решившись, он оторвался от стены и со всех ног помчался к своему подъезду.

Бежать было трудно. Очень трудно - словно Леониду на каждую из ног повесили замедлители, как бега, так и времени. Было тяжело даже передвигать ноги, а один раз он и вовсе упал на одно колено, и только со страшными усилиями вернул себя в вертикальное положение. Колено было словно затекшим - и ступать на него было чертовски больно. Передвигать - еще больнее. Зато, пока Леонид разбирался с новой напавшей на него напастью, мрачная фигура, до того так спешивашя к нему, застыла на одном месте, и замахала тому рукой - медленно, размеренно - словно маятник часов. Фонрари-то гаснуть не переставали...
И все же, с грехом пополам, он добрался до домофонной двери, которая, к его радости, была открыта.

"Подниматься по ступенькам будет еще больнее" - подумал Леонид. Лифт вызывать он побоялся, уж очень велика была вероятность обрыва троса или заклинивших дверей, а то и просто погаснет свет. Он не мог объяснить почему именно сегодня лифт был подвержен стольким неисправностям, но был уверен - что нибудь обязательно случится.
Он побежал наверх, тяжело дыша и повыше поднимая ноги, чтобы не споткнуться в самый последний момент. Леонид поднялся на третий этаж, повернул направо и забарабанил в обшитую вагонкой дверь. Справа от двери была кнопка звонка. Он помнил, что до звонка дотянуться не может, так что не стал даже пытаться. Мама всегда открывала на стук.

Дверь ему открыли довольно быстро - только вот на пороге стояла не мама, а другая женщина, в фартуке и с поварешкой. Она удивленно смотрела на Леонида, а тот вдруг понял, что это хоть и его этаж, но его квартиры на этом этаже почему-то нет.
И дверь внезапно стала полностью металлической.
"Может быть дом не наш? Может, не наш этаж?.. Просто приходил Сережка, поиграли мы немножко" - вдруг всплыли в голове Лени слова из старого детского стихотворения.
А женщина с поварешкой все продолжала стоять и смотреть на него.

- Э... А Сергея Антоновича можно? - спросил Леонид, поглаживая заледеневшие усы но уже не трясясь от холода. Он немного согрелся пока бежал по лестнице и в подъезде было заметно теплее чем на улице.
Если это не его дом, то уж наверняка дом Сергея. Насколько помнил Леонид, Сергей женат не был, но мало ли с кем он сожительствует. Не его Леонида это дело. Сейчас были дела и поважнее.
"Нужно все таки было идти в солнечный двор" - с грустью подумал Леонид. Там, если хорошо поискать, нашелся бы и его подъезд и его квартира.
- И еще, если можно, чаю горячего - попросил Леонид незнакомую женщину и жестом указал на свою промокшую одежду - Черный, без сахара. Без бергамота.

- А! Сергея! - заулыбалась женщина, и просто молча отошла в сторону, запуская его в квартиру, которая оказалась полна ребятишек разного возраста - и все занимались чем-то своим. Кто-то играл на компьютере, кто-то рисовал, кто-то резвился в догонялки в большой комнате... А кто-то просто сидел и читал книжку. Сергея ж, однако, среди детей он не встретил.
- Ты опять дверью ошибся? - спросил его один из малышей, на вид лет пяти. Он как раз старательно выводил на белом листе бумаги машинку. Ну, в его представлении это должна была быть машинка - непосвещенному взгляду увиделись бы только каракули.
На столе стоял горячий черный чай. Без сахара.

Леонид подошел к столу и отпил из чашки чай.
- Почему опять? - недоуменно спросил он у мальчика - Я у твоего бати впервые.
Чай мог согреть, но мокрую одежду он все равно не высушит. Нужно было как-то решить эту проблему, так как поиски собственной квартиры Леонида могли занять очень много времени и наверняка придётся долго ходить по морозу.
- Давай меняться - предложил он мальчугану - Я тебе нарисую красную Ламборджини Дьябло в пол-оборота, а ты мне покажешь, где у вас теплые вещи висят. Идет?

- А ты правда знаешь, как выглядит Ламборджини Дьябло? - подозрительно посмотрел на того мальчуган, - ну одежду, так и быть, покажу. Только без обмана - я хочу именно Ламборджини! Пошли пошли пошли, - парнишка вскочил со своего места, и подвёл его ко входу в другую комнату, указав рукой на шкаф в ней, - вон там, в шкафу висит... Ламборджини! - снова выпалил он, вытягивая перед собой листок и карандаши. Запасся...
- Да я знаю, ты мастер двери путать, - добавил он как бы между делом, - постоянно забываешь, что не место важнее, а дверь. Вот и ошибаешься, - явно гордый своими познаниями разъяснил малыш.

Леонид только хмыкнул. Он взял листок, положил на стол и сгорбившись над ним начал рисовать. Поначалу он никак не мог вспомнить силуэт машины. Потом, когда это наконец удалось, никак не мог решить как её нарисовать. Разворот на 45 градусов спереди или сзади? Все Ломбарджини сзади выглядели не менее круто чем спереди. Сзади может даже круче. Пока Леонид решался он снова забыл как выглядит машина. Он точно знал, что знает как выглядит вся линейка суперкаров Ломбарджини и помнил их характеристики. Да что там, он даже знал как выглядят их трактора. Это в конце концов была его работа.
Да что же это такое? После неимоверных усилий ему таки удалось сосредоточиться но и тут были трудности. Вместо машины все время получались какие-то каракули. После множества попыток рисунок был завершен. Леонид взглянул и охнул. Результат превзошел все ожидания - машина была нарисована практически с фотографической точностью и в то же время хорошо было видно, что это рисунок. На столь тщательную проработку деталей у Леонида, обычно, уходила в лучшем случае неделя. Трудно было поверить, что сейчас это ему удалось за десять, ну пусть пятнадцать минут.
Не глядя он протянул рисунок мальчугану.
- Держи - затем он подошел к шкафу и распахнул дверь.

- Это точно Ламборджини Дьябло? - сомнительно произнес мелкий, - по мне, так трактор какой-то. Вот знал же, что взрослые обманывают, - надулся тот, и ушел обратно к своему столу, продолжая бурчать что-то себе под нос.
Дверь шкафа открылась, и Леонид вышел на площадку своего подъезда. Чувствовал он себя довольно сухо и комфортно - тулуп, надетый на голое тело, очень даже хорошо сохранял тепло. Ну и что, что кроме семейников и резиновых сапог на нем ничего не было - кого это вообще могло волновать?

"Как я мог так оплошать" - думал Леонид - "Ведь на рисунке совершенно точно был суперкар... Может мальчик совсем того? Суперкар с трактором спутать... А может... Может это я, 'того'? Ну или не совсем 'того', а просто по рассеянности нарисовал два рисунка: суперкар и трактор. И отдал мальчугану не тот лист."
Решив, что так и было Леонид зашагал по лестнице вверх, по пути осматривая все двери. Он искал светло-коричневую, оббитую вагонкой дверь с медным номером 33, дверь его родного дома, ведь в одном мальчуган был прав - нужно было искать дверь, а не подъезды, этажи и дома.
Леонид решил, что после того как дойдет до самой верхней площадки и не найдет дверь, спуститься вниз и продолжит поиски в другом подъезде.

К счастью Леонида (наверное, к счастью, потому что окна подъезда вели в абсолюно темный двор - солнце уже село, и теперь подъезд ощущался крепостью, которая должна была его от чего-то защитить), нужная ему дверь обнаружилась парой этажей выше. Обитая вагонкой, светло-коричневая, приоткрытая... Да, скорее сюда он пришел так быстро из-за запаха, который исходил из этой квартиры с приоткрытой дверью. Пахло мясом. Пахло очень вкусно - сложно было избежать повышенного слюноотедения. Как же волшебна была мамина кухня...
- Ой, Лёнька, это ты! - встретила его на пороге симпатичная Светкина мордашка. Светка была его подругой детства, и они всегда поддерживали отношения, в независимости от того, какие сложные периоды они переживали. Вот и сейчас она, видимо, предчувствуя позвращение старого друга, наведалась к его родителям - сделать сюрприз, - заходи, скорее.

Очень неловко было предстать перед Светкой с голыми ногами в одних семейках. И хоть Света и не заметила этого, или сделала вид, что не заметила, Леонид сделался пунцовым до корней волос. Было стыдно перед ней и как перед другом детства, но особенно как перед очень красивой женщиной, сохранившейся для своих лет ни в пример лучше чем Леонид. Можно сказать даже наоборот, расцветшей. Не то, что его не отличавшаяся красотой жена, или еще более невзрачная Машка.
Но делать было нечего, он вошел в квартиру, стянул сапоги.
- Я пойду переоденусь - сказал он Светке, не то просто информируя, не то прося разрешения, и шмыгнул в свою комнату.

- Ну давай, давай, мы ждём, - улыбнулась Света, и прошла вслед за ним, но в комнату не заходила - осталась в зале, и даже несмотря на это Леонид чувствовал ее очень близкое присутствие.
Комната его была неизменной - та самая комната, в которой он учился, прятал дневник с двойками, водил знакомых девчонок в старших классах... Шкаф с одеждой тоже был на месте.
- У нас здесь очень здорово. Не ждали мы тебя, - донёсся голос Светы из зала, и пока Леонид натягивал штаны, в его памяти стали возникать воспоминания - вот он с друзьями собирается отмечать день рожденья, и ждут все только опаздывающую Свету, вот его телефон звонит, и рыдающий голос с того конца сообщает ему, что Света разбилась на машине, насмерть... Светка, спешившая к нему с подарком, от которого тоже ничего не осталось - как и от самой девушки.

Выходит Светка сейчас такая же мертвая как и Сергей. Но это казалось полнейшей нелепостью. Светка вот она, стоит в коридоре, красивая, нарядная, сексуальная. И он тут же представил себе закоченевший труп Сергея, колышущийся в слабых подводных течениях на дне лужи, или Сергея лежащего ничком на площади под снегом. Ничего общего со Светкой.
Он ощупал карманы тулупа и только тогда сообразил, что одежда не его, и ключи, деньги и презервативы остались в квартире Сергея.
На миг растерявшись он сообразил что нужно делать. Леонид подошел к своему письменному столу, наклонил древнюю настольную лампу и отвинтил бронзовый колпачок на верху плафона. Так и есть, в тайнике лежала стопочка новых презервативов. Здесь он прятал их от родителей даже будучи уже студентом. Не потому что родители ему что-то прямо запрещали, а потому что было стыдно и неловко. Не было у них с родителями открытости и понимания в этом вопросе.
Теперь он тоже прятал презервативы но уже от жены. Некоторые вещи с годами не меняются.
Он положил один презик в карман, вернул колпачок лампы на место, и вышел в коридор, осмотревшись перед этим в зеркало. "На всякий случай" - мысленно сказал он себе.

Света сидела в зале на крутящемся кресле отца - у отцовского рабочего стола. Увидев, что Леонид вышел, она встала и направилась на кухню, зовя того за собой.
На кухне уже сидели за столом и ждали его родители. Мама - красивая, молодая... По виду, так и не так уж сильно старше Светки, отец - как всегда улыбчивый и любящий пошутить на темы, понятные только ему самому и Леониду...
- Как же мы ради тебя видеть, - его мать улыбалась. Она как раз накрыла его порцию на стол. Улыбка ее вдруг перестала быть такой радостной.
- Но как же ты к нам попал? Ведь еще так рано.

- Еще рано для чего? - удивился Леонид. Он галантно пододвинул табурет Светке и сам сел к столу.
"У не думают ли они, что я тоже умер" - ухмыльнулся про себя Леонид. Хотя... А какие у него были, собственно, доказательства того, что он живой? Да совершенно никаких.
Леонид начал лихорадочно перебирать в уме все варианты. Свидетельские показания? Но мама вон тоже выглядит живее живых, выходит свидетели не вариант - их запросто можно обмануть. Остаются гос-учреждения, в которых можно было получить соответствующую справку... Но где такие дают? Да и как об этом разузнать? Неужели кто-то еще сталкивался с такой же проблемой? Вот в том же паспортном столе - как отреагируют если он обратится с такой просьбой? "Здравствуйте. не могли бы вы мне дать справку о том, что я жив?". Нда, полный абзац.
"Нет, нет, все не то... Как же быть, как же быть..." - мучительно думал он, очевидность его живости и в то же время невозможности это доказать, поднимала в душе очередную волну страха. Как будто он по прежнему барахтался в луже, тонул и все никак не мог всплыть.
- Мама, да я живой! - истерически взвизгнул он, не выдержав внутреннего напряжения и ожидающих взглядов, собравшихся за столом.

Лицо мамы из грустного стало еще более озабоченным. Она выпрямилась - как по струнке, а руки еще сильнее вцепились в ложку, которой она накладывала еду. Отец тоже помрачнел... Помрачнела и Светлана.
- Но... Этого не может быть, - дрожащим голосом произнесла она, выходя из-за стола и протягивая к нему свободную руку, - если ты говоришь, что ты жив, тебе нельзя здесь быть. Нельзя.
- Нельзя. - в один голос подтвердили и отец, и Света, и тоже встали, глядя на Леонида.
Половник выпал из руки матери - теперь она протягивала к нему обе руки - но в то же время старалась сдерживать себя, словно и хотела обнять сына... и в то же время не могла этого сделать.

Ему верят, и это главное. Леонид почувствовал огромное облегчение. Не нужно было никому ничего доказывать. Завтра он сутра пойдет и возьмет на всякий случай справку в ЖЭКе. Уж там то должны знать, что оплату коммунальных можно требовать только с живых, да мертвый и не стал бы все это оплачивать. Следовательно, если он платит за газ, то он существует. И завтра это будет подтверждено документально.
А сейчас Леонид надеялся с легкостью покончить с этим досадным недоразумением и успокоить родных.
- Почему нельзя? Да кто же мне запретит? - улыбнувшись проговорил он. И тут он подумал вот о чем - если его посчитают мертвым, то и отнесутся соответствующим образом. И делать будут с ним то, что положено делать с мертвыми. Отвезут в морг, нацепят бирку на большой палец ноги и оставят на каменном столе до прихода дежурного патологоанатома. А потом вскрытие. А еще позже его набьют ватой как куклу, зашьют, обмоют, побреют. Переоденут в его лучший и единственный костюм - тот который он купил перед выступлением на конференции представителей официальных дилеров. Положат в гроб. А дальше - похороны, пирожки. Рыдающая жена, потерявшая всякое здравомыслие, припершаяся на похороны Машка... А потом, конечно, могила и склонившиеся над ней могильщики, с небритыми, испитыми лицами.
Черт, почему только он не взял эту треклятую справку из ЖЭКа еще вчера?!
Воображение живо нарисовало ему две крепкие фигуры могильщиков, вот только лиц было не разглядеть под страшными, остроклювыми масками чумных докторов. И одеты они были не в линялые ватники, а в темно-серые средневековые балахоны, на голове - черные широкополые шляпы. Лопаты наперевес. Такие не будут слушать его, Леонида, невнятные оправдания. Дескать "Жив, я, не закапывайте, завтра, ей-богу будет справка...". Его прошиб холодный пот. А может они уже пришли за ним? Может они уже стоят на пороге?
Леонид испуганно всмотрелся в лица родителей, перевел взгляд на Светку.
- Они... уже з-з-здесь?! - запинаясь прошептал он.

Мать опустила руки.
- Они... это кто? - спросили все они хором, а затем послышалось журчание воды. Журчание раздавалось из ванной - оттуда, переливаясь через порог и бурля, подобно горной реке, переливалась вода, разливаясь по залу, по кухне...
Все, кроме Леонида, сели на свои места, а вода поднималась с невообразимой скоростью - и уже достигала высоты коленей. И нет, источник ее был вовсе не в ванной - взгляда, брошенного на окна, достаточно было, чтобы понять, что затапливает не только квартиру, а все вокруг. Что уже затопило и двор, и погасшие фонари, и ту черную фигуру. В прибывающих водах, там, где раньше был двор, плавали обломки лавочек, корпусы автомобилей, куски деревянного забора, люди...
Вода дошла Леониду до пояса.

То что было Леониду по пояс, то у сидящих за столом плескалось в районе макушки. Причем ни родители ни Светка какого-либо видимого дискомфорта не выказывали.
"Оно и понятно, мертвые ведь, что им будет?" - подумал Леонид. А вот Леониду нужно было спасаться и срочно. Не прощаясь с родными он побежал, а точнее с трудом побрел в воде к двери. Надевать обратно тулуп смысла не было, все равно он уже был мокрым, а если и нет, то как уберечь его сухим Леонид не знал. Он вышел на лестничную клетку и побежал по ступенькам вверх. Леонид надеялся, что вода рано или поздно остановится. Хотя-бы на уровне 8-го 9-го этажа. В случае чего можно было забраться на крышу, или, выбив стекло, нырнуть в воду из окна на лестнице. А дальше добираться вплавь до телевышки или что там повыше?

Неприятным открытием стала дверь на крышу - из металлических прутьев, через которые не протиснулся бы и пятилетний ребёнок, и что неприятнее всего - запертая.
Хотя... Самым неприятным было то, что вода буквально гналась за Леонидом по пятам - она уже заполняла собой площадку девятого этажа, что намекало ему о невозможности совершить побег через входную дверь дома. С другой стороны, эта версия отпадала уже тогда, когда он покидал свою собственную квартиру.

Выхода не было. Леонид нырнул в мутную воду и стал подтягиваться руками за металлические опоры перил. Руки сводило от холода, а задерживать дыхание в ледяной воде казалось почти непосильным делом. Но были и плюсы в сложившихся обстоятельствах - могильщикам теперь поймать его будет гораздо труднее. Да и как они собираются копать могилу под водой?
Он опускался ниже и ниже, пока не достиг смутного прямоугольного пятна света, которое было окном на площадке между восьмым и девятым этажом. Глубина была небольшая, но от непривычки уже болели уши и давило на глаза, которые нужно было держать открытыми. Открытыми чтобы понять какое перед ним окно. Хорошо если это обычное стекло в деревянной раме - один удар ногой и Леонид на свободе. Хуже если окно заложено стеклоблоками. Когда он поднимался он, конечно видел окно, но воспоминания двоились и даже троились. Он одновременно помнил и старое грязное окно с пыльными стеклами и зеленоватые стеклоблоки и металлическую решетку на месте дыры в стене.

Окно... Окно на вид было достаточно обычным. Обычным стеклянным окном в деревянной раме - кому нужно в такой дом в подъездные окна ставить пластик? Вода вот только давила, сковывая движения. Окно вполне можно было разбить - это было таким же знанием, как и вечный труп Сергея.
Двигаться становилось все сложнее - голова стала тяжелеть, а от отсутствия воздуха стягивало грудь.

Леонид ухватился за подоконник и со всей силы лягнул стекло. Раздался хруст и осколки стекла, плавно кружась, как клочки бумаги, стали падать вниз. Леонид увидел сквозь толщу воды двор, детскую площадку, деревья и испытал легкое головокружение. Казалось он вот вот сорвется и упадет вниз, но вместо этого его тянуло вверх. Он представил себе как далеко, на пригородном кладбище, на самом дне этого нового моря, стоят могильщики. Они копают могилу, черпая лопатами грязь в которую превратилась промерзшая земля. Они швыряют землю справа от могилы но вместо того, чтобы падать вниз аккуратным холмиком, земля уносится подводным течением, образуя черную тучу, оставляя клубящиеся дымные разводы. Как будто какой-то гигантский малыш рисовал что-то черной акварельной краской в альбоме, а теперь моет кисточку в воде. Над могильщиками проплывали стаи рыб, полы их шляп колыхались как мантии медуз. Могильщики проводят рыб взглядом, а потом снова опускают свои клювы вниз и, преодолевая сопротивление воды продолжают свою неспешную работу. Леонид представил что его опустили в такую могилу и пытаются закопать, но он легко, смеясь, выбирается из могилы, из грязной мутной жижи...
Леонид пролез через окно и поплыл вверх.

Неприятности не собирались оставлять его так просто - следующей неприятностью оказалось расстояние, которое совершенно не собиралось заканчиваться. До поверхности было далеко, очень далеко. Приходилось грести изо всех сил, искать где-то в глубинах организма волшебные силы третьего легкого, только вот грудь болела все сильнее, и эта боль строго по центру тянула вниз - на дно, где ждал покой и отсутствие какой-либо борьбы. Где тепло, мягко...
Сквозь толщу воды до него донесся чей-то голос. Чей он был - понять не представлялось никакой возможности, но он точно звал Леонида, пусть даже голос и не называл его имени. С каждым новым звучанием голоса удавалось с новой силой отталкиваться от толщи воды, и плыть вверх, к свету, к борьбе и вечному отсутствию покоя. Толчок, еще толчок...
Он добрался до поверхности, его рука уже вынырнула наружу, как вдруг резкой сильной волной его откинуло назад - и он ощутил, что лежит на сыром полу в Машкиной ванной, та зачем-то бьет его в грудь, а ноги его упираются в порожек душевой кабины. К горлу подкатила тошнота - и он с силой откашлялся, извергая из себя потоки воды.
- Леня, Леня... - рыдающим голосом дала знать о себе Машка, - господи, слава богу, слава богу...
Сознание постепенно возвращалось к Леониду, вместе с последними картинками-воспоминаниями. Вот он у Машки, вот он принимает душ, слив в кабине засоряется, он хочет разобраться, в чем дело... И одна нога поскальзывается, отправляя Леонида в полет головой о стену кабинки. А потом Сергей с его трупом...
И рыдающая Машка.
И до жути жгучая боль - в груди и в затылке.

Сон закончился. С Леонида - последний пост.:)

Леонид посмотрел в зеркало, чтобы оценить ущерб. Вроде бы ничего. Он ощупал затылок и вскрикнул от боли. Ничего себе шишка. Такую жена сразу заметит. Леониду вспомнился пошлый анекдот про "Ну и как это объяснить?". Да уж. Жене он сказал, что задержится на работе, ага...
"Значит так - нужно было перенести старый сейф из бухгалтерии, в соседнюю комнату, ну и значит позвали меня и еще троих мужиков, чтобы грузчиков не вызывать. У сейфа дверца не заперта, а ключ давно потерялся." - думал Леонид. Получалось вроде бы правдоподобно - "Нужно было поставить сейф на деревянные бруски, чтобы плитку не повредить. Те трое значит держат, а я бруски выставляю, на корточках ползаю. И тут дверца открывается и бабах меня по затылку!"
Леонид вспомнил про всхлипывающую Машку. Он нежно обнял её и попытался успокоить.
- Ну перестань. Не случилось же ничего страшного. Ну подскользнулся, ну упал... - не переставая говорить, он повел Машку на кухню, усадил на стул и налил ей чаю. Они посидели еще минут пятнадцать, сидели бы и дольше но Леониду уже нужно было собираться.
Он оделся, обнял, поцеловал Машку... Поцелуй всё тянулся и тянулся. Леонид погладил обтянутый халатиком зад Маши, но та отпрянула.
- Тебе уже пора, и так задержался - сказала она укоризненно, но как-то неуверенно.
- Давай еще разик - Леонид обнял Машку сзади и поцеловал в шею. Она улыбнулась и пошла к кровати, увлекая Леонида за собой.

На обратном пути Леонид решил поехать мимо площади. Шел снег и все очень напоминало недавний сон. Он припарковался возле злополучной многоэтажки и до самой площади шел пешком. Снег все мел и мел.
"Как бы дорогу не замело. Тогда вообще только к ночи домой попаду" - думал Леонид на ходу. Он прошел еще немного, но затем сбавил темп и остановился. Дальше идти не было смысла - даже с того места, где стоял Леонид было видно небольшой холмик снега, возвышающийся посреди площади.

THE END