Дом, где остановилось время, игра по мотивам для Мантикоры

Запах был густой, вкусный и сытный. пахло горячим фасолевым супом, вареной картошкой с тефтелями и совсем немного компотом.
За обедом сосед не промолвил ни одного слово, ел медленно, тщательно, выпрямив спину так, будто был привязан к столбу. Покрутив головой по сторонам, Марвин заметил, что почти все вокруг едят в молчании, не обращая внимания на окружающих (исключением был столик медсестер). Один раз кто-то зашел, забрал тарелку с подноса и ушел, не желая присаживаться.

Сначала Марвин тоже ел молча, почти не отрывая взгляда от столика медсестер, словно они были телевизором, по которому шли увлекательные мультики, но под конец не выдержал:
- А чего все молчат? - шепотом спросил он у соседа в очках.

- А зачем говорить? - невозмутимо ответил мальчик, даже не повернув головы в сторону Марвина.

- Как - зачем? - растерялся Марвин. Какое-то время он даже молчал, не зная, что сказать. - Разве тебе не хочется рассказать кому-нибудь о том, что с тобой происходит? Похвастаться тем, что сделал, или разделить с другим свои неудачи?

- Мне не хочется рассказать кому-нибудь, - ответил он после долгого, наверное, минутного молчания. - Нет смысла рассказывать тем, кто не поймет. К тому же многие приходят сюда за Тишиной. Ты сильно болен?

- Tы не узнаешь, пока не расскажешь, - пожал плечами Марвин. - Если всегда молчать - навсегда останешься одиноким, но дело твое, я не лезу. Просто на меня давит эта... Tишина. Нет, болен не сильно - если ты про то, из-за чего я оказался в лазарете. Синяки и только. Меня Марвин зовут. А тебя?

- Нет ничего страшного в одиночестве. И в Тишине. Со временем, если ты это поймешь, то перестанешь бояться много. Меня зовут Шайтан, и я бы мог быть там, но мне больше нравится здесь.

- А, - только и произнес Марвин. А что тут еще можно было сказать? Для привыкшего к компании дворовых оборвышей мальчика драки казались куда как более естественным времяпрепровождением, чем чинное сидение взаперти, и он затосковал. Конечно, неприятно, что в обычных комнатах туалет раздолбали, но там хотя бы другие есть. Не эти, которым молчать приятно. Впрочем, к Крестовику Марвина не тянуло и он всерьез задумался, что лучше: Тишина или Паук. "Надо будет с остальными поговорить и попробовать к медсестрам подсесть - в следующий раз", - сделал себе зарубку на будущее и, доев и попрощавшись с Шайтаном, отправился к себе в палату.

В палате было еще тише и пустынней, чем в Столовой. Можно было зарыться в кровать или подтащить ее и смотреть в окно. И ничего, совсем ничего больше. как здесь вообще может кому-то нравится?

По крайней мере здесь можно спать и никто не пристает с идиотскими разговорами, вроде Ловчего, думал Марвин, стаскивая свитер и забираясь под одеяло. Накрывшись с головой, он попытался вспомнить... что же, что же все же произошло в часовне? Отчего-то его этот вопрос заботил очень, очень сильно. Ему трудно было поверить в слова Паука о забвении: что в часовне произошло такого, что Марвин действительно хотел забыть?

Мысли о часовне были довольно болезненными, когда он пытался сосредоточится... На какой-то момент он вспоминал увиденное, например, нишу, но буквально мгновение спустя она начинала змеиться и рябить пламенем свечей, которые пускались в дикий пляс, убегали куда-то к потолку, где начинал змеиться невиданный лес: листья трепетали, ветки тянулись по всему потолку... Голова трещала и раскалывалась от одной попытки вспомнить и представить это. Но все же это он помнил... а дальше ничего.

Значит, это не невозможно, обрадовался мальчик. Что такого произошло в часовне или сразу после? Безумно хотелось знать, особенно, прав ли Крестовик. Отдышавшись, Марвин попробовал снова - вспомнить. На этот раз - Крыс, о которых ему сегодня рассказали. Скорчившись на боку под одеялом, коснулся синяков - сначала легонько, потом посильнее, надеясь, что память тела освежит голову. Что бы ни случилось после, воспоминания в часовне драгоценны, и их мальчик отчаянно хотел себе оставить. Как случилось, что он все-таки забыл? От бессилия хотелось плакать.

Крысы... серые сальные волосы, водянистые глаза, портфели, увешанные значками и булавками, так что становятся похожи на пустынных черепах, большие ботинки, измазанные желтой краской, ботинки, тяжелые, они давят, они бьют... Ребра вспыхнули болью. О нет, он их запомнил. Их вожака, высокого, бритоголового, с пронзительными синими глазами, он был на голову выше всех, хриплый, уже сломанный голос, слыша который хотелось бежать...

Марвин вгляделся в них по очереди: один, другой, третий... Прокрутил вспомнившиеся отрывки один за другим, как киноленту, пока не высохли слезы и сердце перестало заходиться от возмущения и обиды. Какие бы ни были, это - его воспоминания. Они должны остаться с ним.

Он не мог сосчитать сколько их было - их была стая, которая когда окружает тебя, кажется бесконечной и великой. В стае все похожи друг на друга, все стоят плечом к плечу и смотрят на тебя одинаково, потому что ты не из стаи. Воспоминания были обрывочны, и все они были разными, но он не мог сказать, кто из них кто, только лишь вожак всегда выделялся, отдаваясь нестерпимой болью...

Он не из стаи... Что ж, это достаточная причина. Или была другая?.. Кто знает... Марвин устал. Устал вспоминать и плакать, но одно зацепило его особенно: почему вожак и часовня связаны? Почему они вызывают одинаковую "дозу" боли? Неужели... неужели он... видел? Вожак Крысюков видел, как Марвина заносят в часовню? От этого стало не по себе.

//если никаких воспоминаний больше нет - ждем первого события или ужина