Странник
Творец Сообщений: 4289 профиль
Репутация: 465
|
В распоряжении Регины был весь сталинский поезд. Её сердце стучало так же быстро, как колёса по железной дороге. Всё говорило ей об одиночестве: второй набор приборов, недопитый бокал вина, брошенная на пол салфетка. Тот, с кем Регина делила обеденный стол Иосифа Виссарионовича, выскочил на полном ходу, обожжённый то ли звонкой пощёчиной, то ли обидным словом. – Инвалид! – Регина повторила это слово с запоздалым сожалением. Конечно инвалид. И Регина тоже инвалидка. Гнить им на фронте, если это не так. Неизвестно чем будет громыхать четвертая мировая война, но третья шумела всем, чем можно. В ход пошло всё, что было отложено на пыльную полку истории, в том числе пушечное мясо. Оставив стол неубранным, Регина поднялась и поковыляла к выходу. В полированной мебели и зеркалах отразилось её одинокое скрюченное тело – за плечами высился горб, дававший фору любому Квазимодо. Эта неприятная особенность, хоть и не давала популярности, спасала от срочной и не очень службы. А работа в институте прошлого абсолютно объясняла её внешний вид, так как читать древние фолианты, с её-то зрением, можно только нависая над текстом. Да-да, институт прошлого, верно. Великие деятели современности были уверены, что история переписывалась слишком часто и полностью дискредитировала себя, как науку, так что отныне все порядочные учёные исследовали непосредственно прошлое. Сначала было непривычно, а потом пошло веселее. Хлопнув массивной дверью вечно качавшегося на месте вагона, Регина привычно направилась по павильонам института. На этих обширных полигонах до войны велось подробное изучение прошлого. Каждый из них был настоящим полотном, фрагментом какой-то эпохи. Вот по склону холма, рассыпались голландские домики с возвышающимися над ними мельницей и церковью. За ними ткань горизонта прорезали массивные врата Иштар, ведущие в следующий павильон. В лицо повеяло жаром: это месопотамское поселение обволакивало тебя запахами сухого песка и пряностей. А за очередным поворотом притаилась маленькая металлическая дверь, ведущая к колокольням великого Нотр-Дама. И всё это соцветие эпох и мест теснилось тут. И везде пыль и паутина. И тишина. Технологических прогресс позволил с помощью элементарной гидравлики и капельки квантовой физики воссоздавать абсолютно любой материал, существовавший на нашей бренной планете. Это была революционная технология, зародившаяся на закате научной истории. Директор Врожек – тогда, конечно, не директор, а просто академик, был большим разоблачителем. Когда-то он сказал: – Ну что такое история, скажите мне, пожалуйста? Байка, которую вы рассказываете одним, а они вторым, те третьим и так до тех пор, пока вместо оригинала не будет каша. Не лучше ли восстановить оригинал, опираясь на исторические сведения и изучать его непосредственно? Даже Регина, не будучи семи пядей во лбу, почувствовала глубиной души в этом тезисе какое-то глупое несоответствие. Однако в преддверии войны все лучшие умы пристально смотрели за границу, поэтому идею отмены истории, как науки удалось пропихнуть, что называется, без шума и пыли. Однако прекрасные павильоны института уже не радовали Регину. Неловко проковыляв к служебным дверям, она поднесла глаз к сканеру. Дверь, мелодично скрипнув, открыла вход в коридор, доступный работникам только высшего допуска. За неимением никаких сотрудников у Регины были полные регалии любого из них. Подойдя к приоткрытой двери камеры жилого типа, она привычно поморщилась ламинированной табличке у входа: «Файл: ВЛП 001 Гай Юлий Цезарь, кодовое название – Дырявый.» Из-за двери пахло свежезаваренным чаем и сдобой. – Опять поражение? – послышался голос, отдававший грубым акцентом наподобие немецкого. – Подать тортик? Регина неуклюже кивнула. Тортик после неудавшегося свидания давно вошёл в привычку. Акцент Цезаря её отнюдь не смутил, даже несмотря на то, что он был не латинским. Просто Цезарь был последним созданием института прошлого. Идея директора Врожека не останавливалась на воссоздании элементов эпох. – В шумерском городе должны жить шумеры! – стучал он по тщедушной кафедре в тогдашней академии наук. – А по холмам палеолита должны бегать кто? Правильно, неандертальцы. Только воссоздав прошлое в деталях и, особенно, людей прошлого, мы сможем его изучить как следует! Академики долго вертели носом, однако Врожек был большим оратором и, несмотря на явную противоречивость идеи, директору дали добро. Спустя долгие годы работы был собран гидравлический прототип, способный прессовать из нейтральных молекул не только кирпичи, но и людей прошлого, основываясь на археологических находках и литературных памятках. Прознав об этом, комитет по этике, конечно, закопошился, однако, предчувствуя войну, общество быстро его упразднило. Правда потом упразднили и упразднителей. Просто на фронт. Святой Альянс тогда напал на Северный Союз. Уж больно не нравилось духовенству, что просвещенные люди жгли церкви и вешали попов. Вот и пошли на север крестовым походом. От техники, правда, не отказались. Напалм, окроплённый святой водой становился столь же благодатным, сколь меч божьего слова. Сначала в битву попёрли военных. Они довольно быстро кончились. Потом гнали пролетариат, коего развелось как собак. А теперь даже интеллигенцию. Директор Врожек очень не хотел брать в руки штык, поэтому вовсю пытался пропихнуть идею штампования великих воителей прошлого с помощью его прототипа. Но Юлий Цезарь, созданный из квантовой пыли очень разочаровал руководство. Да, Цезаря делали впопыхах. Чтобы пропустить этап обучения русскому языку, его "скрестили" с Владимиром Далем. По институту шныряли вояки и в тот момент от стресса все как-то забыли, что Даль, хотя и был большим любителем русских пословиц, по-русски говорил с акцентом. Впридачу к этому, он страдал от сердечных и респираторных заболеваний, что и унаследовал Цезарь-франкенштейн. Военная комиссия, принимавшая работу Врожека, даже при своей либеральности взглядов на здоровье развела руками. К тому же, один из пяти канцлеров, которого в свое время не приняли в злосчастный комитет по этике, косноязычно, но в духе своего времени изрёк на трибуне: – Право умереть за свою родину это главнейшая ценность нашего общества, его невозможно отнять. Готовы ли вы им делиться с теми, кого и людьми-то не назвать? – и толпы были готовы идти громить новообъявленный институт прошлого. В общем, инициативу Врожека не оценили и следующим утром молодчики резво освободили его кабинет, равно как и кабинеты всех здоровых сотрудников института. Регине иногда снилось, как директор скачет по баррикадам и доказывает Альянсу, что-то об исторической недостоверности их бога. – Не волнуйся, и на твоей улице наступит праздник, – Цезарь поставил перед Региной тарелку с тортом и чайный сервиз. – Пятнадцатый век, – сказал он, указывая на чашки, – отрыл в отделе Людовиков. – Может не стоило вести его на свидание в Сталинский вагон? – пробормотала Регина, осваивая тортик. – И то верно, – усмехнулся Цезарь, – ты бы ещё в Спарту его потащила. Пар тоненькой струйкой поднимался из чашки горячего чая. Регина вгляделась в начищенный до блеска чайник, где мелькнул блик её очков. – Ну, чем тебе этот был не люб? – не без иронии спросил Цезарь? – Ах, Юлий, как тебе не надоест это спрашивать? Я же всегда отвечаю одинаково. Цезарь пожал плечами. – А какие у меня ещё есть развлечения? Только книги и ты. К тому же, меня расстраивают твои душевные страдания. Неужели твои кавалеры так уж плохи? – Просто все нормальные мужчины перевелись. – Ещё бы не перевелись, – воскликнул Цезарь, пододвигая к себе чашку. – Я слышал, что южане взяли очередной город. Скоро и этих заберут. – Да я не об этом, – воскликнула Регина. – Ты Шекспира почитай, вон там люди. А сейчас как-то обмельчали, – она задумчиво постукивала ложечкой по ободку чашки. – Как жаль, что все герои умерли много лет назад. – Не все! – возразил Цезарь. – Есть я. Регина подняла на него удивленный взгляд. Цезарь, одетый в клетчатую пижаму, сидел перед ней, гордо подняв подбородок. В его пополневшем на казённых харчах лице всё ещё угадывался профиль великого императора, создавшего римскую империю. Мысли в голове у Регины застыли, словно кисель. Идея Цезаря была безумной. – Если это то, чего ты хочешь, то не медли и возьми это как своё! – воскликнул он, прищурив глаза. – Ты хочешь, чтобы я достала кого-то из истории для себя? Эта технология очень нестабильна, однако, – моральный торг, если таковой и был, произошел очень быстро. – Кого же выбрать? Цезарь, бывший живым подтверждением того, что люди не умеют выбирать, закатил глаза. – Не можешь выбрать – скомбинируй. Уж это-то вы уже проверили на мне. Ну, пойдем!
***
В огромный павильон зашли двое: Регина и Цезарь, казавшиеся просто букашками по сравнению с масштабами помещения. Все стены были увешаны сложной системой проводов и трубок, тянувшихся к огромной фаустовской колбе. Плохо отапливаемое помещение пахло сыростью и пылью, ведь сюда не входили с начала войны. Высоко вверху зиял пустотой стеклянный купол института. Над ним колыхалась махина, потрёпанный ветрами и временем дирижабль граф Гинденбург – реплика прадедушки современных боевых махин. – Ну, с кого начнём? – Не знаю, почему-то первым мне в голову пришёл Адриан, – сказала Регина, щёлкая рубильниками огромного протонного генератора. Пузатые мониторы суперкомпьютера замерцали под плотным слоем пыли. – Тю, так он же не по девочкам был, – хихикнул Цезарь. – Зато как любил Антиноя! Его бюстов теперь, как мусора. Больше чем Венер. Кривые пальцы Регины застучали по клавиатуре, вводя имя императора. – Хорошо, тогда разбавим его Данте. Он хоть и худосочный был, но точно любил Беатриче. – И стихи ей писал, – улыбнулась Регина, не отрываясь от экрана. – Добавим Вертинского, чтобы говорил по-русски. – И пел ещё. Мадам, уже падают листья! – прокартавил Цезарь. – Кстати о песнях. Впишем Роланда, чтобы он погеройствовать мог, а вместе с ним и Тристана, – её пальцы отрывисто стучали по клавиатуре. – И, конечно же, меня! – гордо воскликнул Цезарь, выпятив грудь колесом. – Наша с Клеопатрой любовь была чем-то поистине непостижимым. – Конечно, – пробормотала Регина, вписывая в список, однако, Марка Антония. – Кого ещё? – Давай По, – предложил Цезарь. – Он был так привязан к своей кузине. – И тогда это считалось нормальным, – усмехнулась Регина. – Давай ещё Эрика Шведского. Он пожертвовал своей карьерой, ради любви. – И без Генриха Восьмого не обойтись! – Цезарь задумался. – Казанову добавим... Сама знаешь для чего. Регина молча согласилась. – Ну и как обойтись без Аполлона? – Постой! – Регина чуть не ударилась лбом об экран, – Машина ориентирована на реальных людей прошлого. Я не знаю как она себя поведет, если мы запросим материализацию бога. – Реальных, – Цезарь горько усмехнулся, – я тебе одну вещь скажу, только не обижайся. Машина ваша не разделяет правды и вымысла. Нет! Меня ведь сделали не только из реальных фактов о Цезаре. Место нашлось легендам и даже глупым анекдотам. Ты думаешь почему кодовое название такое? Ага! – выдвинул Цезарь нижнюю челюсть. – К тому же, что тогда в списке делают Роланд и Тристан? – Ну у них же были реальные прототипы. – А у Аполлона, по-твоему, не было? Добавляй всех, а хватит ли мощности – посмотрим. – Ну ладно, – пробормотала Регина, – Аполлон. Кто ещё? – Аид и Анубис. – Ты что, Юлий, с дуба рухнул? Я жить хочу. – А ты книги чем читала? – возмутился Цезарь. – Они-то как раз своих любимых и не убивали! – Нет-нет, этот мертвяцкий дух меня не прельщает, – поёжилась горбатая. – Вот у кого любовь была, так это у Шивы. Когда его возлюбленная Сати покончила с собой, он чуть весь мир не покорёжил. Вот это любовь! – протянула Регина. – Ну, как знаешь, – пожал плечами Цезарь. – Шива и... Ну, пускай будет Геракл. Я хочу чтобы он был целеустремлённым. И с прессом кубиками. К этому моменту массивная машина начала неспокойно гудеть. По внешним катушкам то и дело пробегали искорки электричества. – А теперь последний штрих, – Цезарь расхаживал по залу императорскими шагами, будто планировал атаку. – Нужна безопасность. Боги они такие товарищи, что могут заартачиться. Мол, я бог и все тут! Помнишь, что Посейдон с Горгоной сделал? А Зевс что творил? – Я тебя поняла, – Регина развернулась на стуле, скрипнувшем под её грузным телом. – Нужен кто-то настолько человечный, что перекроет божественные черты характера в нашем герое. – Не просто человечный, – поправил Цезарь. – Слишком человечный. Разрушивший и отвергнувший всё божественное. Это мог бы быть... – Фридрих Ницше, – закончила Регина. – Бог, не верящий в самого себя. Наступила тишина. Слышно было только как холодный ноябрьский ветер выл над куполом института. Регина нервозно грызла ногти. Её терзали смутные сомнения. – Получается какой-то компот, – сказала она спустя минуту раздумий. – Здесь слишком много противоречий. Это как Ганди и Гитлер. Ничего общего. Нужно что-то, что объединяло бы всех этих людей в одно целое. – Не что-то, а кто-то, – подытожил Цезарь. – Тебе нужно вложить в грудь этого голема того, ради кого он создавался – себя. Регина достала из кармана удостоверение научного сотрудника. Глядя на свое фото, она всерьез засомневалась в разумности этого мероприятия. Её вялые, просторечные мысли нерешительно переминались в ее неказистой голове. Заметив это, Цезарь выхватил из её рук удостоверение и вложил его под крышку сканера. – Жребий брошен. Рубикон мне встретился только затем, чтобы его перейти. И хотя слова эти были несомненно Цезаря, Регина узнала в его интонации нотку директора Врожека, очевидно, отпечатавшегося на своем последнем творении. – Ну, будет! – выдохнула Регина и дёрнула на себя блестящий рычаг активации. Машина взвыла, как доисторический монстр. Все её части, до последней гайки, задрожали в напряжении и трубки, раздувшись от потока частиц, выплюнули в стеклянную капсулу нечто, что можно было бы назвать светом. Чудовищный импульс сбросил с ног Регину. В машине что-то оборвалось с шумным треском. Краем глаза она увидела десятки перекошенных болью лиц, выступавшими из этого света. И снова раздался инфернальный вой, заглушенный стеклянными стенами капсулы. Этот крик был чем-то, что гранями своей формы выступало за рамки человеческих измерений, чем-то, что не могло быть воспринято трёхмерным мозгом. Регина, лежавшая под завалом, как в тяжком сне, не могла его услышать. А зря, ведь эта ужасающая нота была прекрасна, как вечная любовь к боли и ясна, как твердость пустоты. Внезапно, из света, как из тумана, выдвинулся силуэт. Сначала неясный и расплывчатый, он постепенно обрел четкость. Это было нечто, не имевшее очертаний, как будто его форма менялась в зависимости от того, кто на него смотрел. Сияние окутывало его, и он начал двигаться, плавно и легко, как бы паря над землёй, словно сам свет обрел волю. Стеклянная капсула треснула, но выдержав натиск давления, выпустила пар фильтрами и освободила новоявленное Создание. – Я всю жизнь искал тебя, моя королева, – были его первые слова.
***
Павильон викторианской Англии был по обыкновению покрыт густым туманом. Вняв наставлению Цезаря, Регина выбрала новое место для свидания. По мостовой Пикадилли шли двое: калека и бог. Знакомиться с богом было нелегко. Имени у него не было, а выбирать он упорно не хотел, как будто оно ему не было нужно. Плюнув на это дело, Регина стала называть его Орландо, сама же удивясь своему дурновкусию. Но не Вадиком же его звать! Фигура у Создания была рослой, к тому же, он шел, не касаясь пола, паря где-то над головой Регины, так что, после первых пяти минут разговора, она устала напрягать шею и тупо смотрела вперёд. – Славно звучит, – пробормотала Регина, дослушав двадцатиминутную поэму о себе. Создание с детской непосредственностью воспело рифмами ее горб, редевшие волосы и кривые пальцы. – О, как хорошо, что тебе понравилось! – бархатный голос Создания, казалось, лился со всех сторон. – Я с радостью продолжу! – Нет-нет, не стоит, – испуганно прервала его Регина, – хорошего понемногу. Расскажи лучше что-нибудь о себе. Она краем глаза посмотрела на Создание. Его черты были настолько идеальны, что смотреть долго было невозможно. Он одновременно был и мужественным, и нежным; его волосы были то длинными, то короткими, а черты лица будто менялись на глазах. Но это иллюзия, скорее он был всем одновременно. Чистая мечта. – Моя любимая госпожа, – Создание опустилось к ногам Регины, – мне нечего сказать о себе, ведь до тебя меня будто не было, а рядом с тобой я не могу думать ни о чем, кроме твоей неземной красоты. Я готов сделать всё, что пожелает твоя душа. Расскажи лучше ты мне о себе. Регина неловко улыбнулась, показав свои редкие зубы. – Ну что же, Ор... Орландо, – с трудом выговорила она, – посмотри вокруг. Это викторианская Англия — мой любимый павильон. Красивый, правда? Лицо Создания озарилось светлейшей улыбкой. – Ничто не прекрасно так, как ты, моя королева! – Спасибо, – промямлила Регина и молча повела его дальше. – Отсюда видно тауэрский мост, заметила она через время. – Его, правда, не достроили, это макет. Хотелось бы побывать там, конечно... Но уж как есть. Оттуда, должно быть, открывается волшебный вид на ночной город, когда все фонари зажжены. В эту эпоху использовались особые газовые фонари. Они почти не дают света, но выглядят очаровательно. Смотри, как славно они горят! Создание повернуло свой прекрасный лик к ближайшему фонарю и застыло, беспомощно вглядываясь в его тусклый свет. Со стороны предполагаемой, но не реализованной Темзы потянуло прохладой. Лёгкий ветерок скользнул по лицу Регины, и она поняла, что онемела от холода — и, вероятно, от скуки. – Такой ветер дует, Орландо! Я вся дрожу, – неловко проговорила она. – Наверное, нам пора расходиться, – лицо Создания выразило безмолвное непонимание. – Не навсегда! До следующего свидания. Ты можешь отдохнуть в любом из домов, который тебе понравится и я... Я тебе позвоню. Создание плавно наклонилось и Регина подставила свою шершавую щеку под его мягкие губы.
***
– Ну здравствуй, моя Орландина, – деланно улыбнулся Цезарь, оглядываясь по сторонам. – Тебе снова тортика или ты осталась довольна? – Торта. И много, – выдохнула Регина. – Юлий, объясни, как может нравиться кто-то, кто не может поддержать банальный диалог? – Неужели наш Аполлон настолько плох? – с опаской спросил Цезарь. – Аполлон прекрасен на картинах. А в реальности он абсолютнейший дурак! Не верю, что говорю это, но мне хотелось бы, чтобы он был чуть приземлённее, – выпалила Регина, плюхаясь на диван. Диван, однако, под ней провалился и её неказистый стан погрузился в вязкую липкую массу. – Юлий, что с диваном? Регина с удивлением посмотрела на свои руки. На них налипли взбитые сливки. Весь диван был тортом. – Юлий! – взревела она, яростно глядя на Цезаря. – Это абсолютно не смешно! Ещё одна такая выходка, и я запрещу тебе доступ к генератору! – Погоди, останься, – испуганно взвыл Цезарь, – это был не я, мне только нужно, чтобы ты осталась. Я всё объясню! Не надо! Но исполненный ужаса голос императора неожиданно оборвался где-то далеко, будто бы на другом конце планеты. В одно мгновение пространство вокруг сжалось, как будто воздух исчез, и, моргнув, Регина оказалась на пустынном Тауэрском мосту. Холодный ветер хлестал комочек ее тела, пронизывая до костей. Небо Лондона, покрытое бурыми закатными тучами, было готово разорваться от воя сирен. Громыхали взрывы, то там, то тут расцвечивая горизонт яркими вспышками. В вышине неповоротливо передвигались дирижабли, заслоняя собой багряные облака. Орудийные залпы гремели как раскаты грома, раздирая тишину, а вдалеке можно было разглядеть, как один из дирижаблей горит, стремительно падая вниз. Ветер выл беспощадно. Он срывал с Регины белый халат, хлестал по лицу, заставляя её крепче ухватиться за поручни. Её взгляд скользнул в грязь великой реки внизу, где волны беспокойно ударялись о камни. Она оглянулась назад — ни следа от института прошлого, где она была всего секунду назад. Создание было рядом, паря в воздухе с невозмутимой улыбкой. Его глаза светились, освещая идеальное лицо. Он молчал, но взгляд, направленный на Регину, был полон невыразимой любви и преданности, будто в этом хаосе он видел только её. – Смотри, о прекрасная, – начал он, – это тот самый мост, который ты хотела увидеть. Я рад услужить тебе всем, что угодно. Невыразимый ужас застыл на её лице, но Создание этого будто не замечало. – Я говорил с Юлием, я знаю всё, что ты любишь, моя королева! – продолжал он. – Твой взгляд всегда был направлен на вечное. Ты в восторге от звёздного неба, не так ли? Не дожидаясь ответа, Создание протянуло руку и затушило щепотью сиявшее у горизонта багряное солнце, будто это была свечка. Тьма мгновенно накрыла всю землю. Порывистый ветер холодел поминутно. Разогнав рукой густые тучи, Создание устремило взгляд на Регину. – Я назову это созвездие в твою честь, моя любовь, – он принялся скорыми движениями переставлять местами звёзды, формируя из них её портрет. – Я... Не, – попыталась сказать что-то Регина, но страх сковал её. – Я знаю как ты страдала от потери семьи, моя любовь, я могу стать ею для тебя, – лицо Создания искривилось, на момент потеряв форму. Затем его тело разделилось начетверо и Регина с неописуемым ужасом узнала в силуэтах своих родителей, бабушку и старшего брата. – Я могу быть ими всеми, – сказало Создание на четыре голоса. – Я могу быть чем угодно, если тебе это нужно. Скажи лишь как тебя осчастливить. Ноги Регины подкосились и она качнулась назад. Прямо под ней оказался её любимый диван из бабушкиной квартиры. «Думай!» – на разные голоса звучало в её голове, – «как из этого выбраться?» Впервые в жизни Регины мысли носились в голове так быстро. Нужно вспомнить что-то важное. Что-то из детских историй. Как победить всемогущего бога? Дать ему невыполнимую задачу. Ну конечно! Регине сразу же вспомнились истории о чертях, пересчитывавших песчинки или вивших из лучей верёвку. Но Создание без проблем затушило солнце, здесь нужно что-то, что сработает наверняка! – Я знаю! – выкрикнула наконец Регина. Как прилежный ученик Врожека, она построила исконно Врожековскую идею. – Я хочу, чтобы люди больше не причиняли друг другу зла! Это был парадокс. Люди не могут не причинять друг другу зла — это часть их сущности. Регина подумала, что создала неразрешимую задачу. Она замерла, ожидая реакции. Создание, которое прежде было так спокойно, впервые насторожилось. В его глазах появилась печаль, ясное лицо потемнело. – Госпожа... – голос дрогнул, и Создание нерешительно склонило голову. – Ты уверена? Регина восприняла заминку, как подтверждение своей теории. – Да, уверена! Найди самый гуманный способ прекратить все человеческие войны! Это моё единственное желание! Прекрасные черты отвернулись от Регины, будто не в силах смотреть на неё. – Как поделаешь, – прозвучали печальные слова Создания. Он взмахнул рукой и все человеческие проблемы решились самым гуманным и, возможно, самым правильным способом. В следующую минуту он парил в полном одиночестве над великим городом Лондоном. Моста под его ногами уже не было. В ход пошло всё, что было отложено на полку истории. Единомоментно сработали все системы боевой амуниции. Запас сверхядерных бомб всего человечества был выпущен в воздух и направлен обратно на землю. Сама твердь холодной планеты дрожала от многочисленных взрывов. Создание парило высоко в небе, держа в руках последнее и единственное во что он верил – удостоверение научного сотрудника с неказистой фотографией. Вокруг него и там, на горизонте вспыхивали взрывы запоздалых боеголовок. Взглянув на них из-под фотографии Регины, он печально сказал: – Действительно, они очень славно горят.
|