RPG-ZONE
Новости Форумы Путеводитель FAQ (RPG) Библиотека «Пролёт Фантазии» «Штрихи Пролёта» Дайсы
>  Список форумов · Внутренний город · Форумы Арт-пространства «Понедельник» · Литературные дуэли Здравствуй, Гость (Вход · Регистрация)
 
 Ответ
 Новая тема
 Опрос

> Нашдом, Дуэль №54 Big Fish vs Somesin
   Сообщение № 1. 28.11.2022, 11:28, Ingevar пишет:
Ingevar ( Offline )
Точно не демон

*
Сочинитель
Сообщений: 696
профиль

Репутация: 325
…а потом Еношик разом забыл и про лязгающие якорные цепи, и про мяуканье носящихся меж дымоходов сирен, и даже про бинты.
Кто-то с грохотом и треском вломился в «Нашдом» с чёрного хода.
Мерцанула встревоженно искрофейка над главным входом. Повинуясь сигналу внутреннего жилища, Еношик и Ставрёнка уставились одинаково блестящими глазами на двустворчатую кухонную дверь с окошками-иллюминаторами. Михо не изменил ни позы, ни цвета лица, ни ритма слабенького, учащённого дыхания. Обгоревший бронзовый бюст императора Адамаста был с ним солидарен.
Звякнули битые стёкла. Ещё разок.
В наступившую тишину лихо ворвались трое громадных кролеглавов с монструозным пороховым оружием в пушистых руках. Бдительно поглядев по сторонам и зачем-то на достаточно чумазый потолок общего зала, троица направилась к ближайшему столику и, смахнув на пол пепельницы и вазончик с геранью, свалила на скатерть ворох отсыревших бумаг, преимущественно свёрнутых рулонами. Кролик с массивной борцовской грудью немедленно принялся перебирать их, поругиваясь про себя. Затем воскликнул что-то на норном наречии, но с ужасным лужанским акцентом — и развернул поверх остальных документов что-то, издали напоминавшее карту.
— Знать бы, где их носит… — начал кролик повыше, поджарый, с умными лиловыми глазищами. Подстриженные когти нервно барабанили по клавиатуре компактного ноутбука, появившегося из поясной сумки. Второй рукой кролик придерживал короткоствольный «Хистрикс» и поминутно зевал.
Третий отличался иссиня-чёрным мехом, алыми зенками, наполовину отрубленным правым ухом и тёмной, скрадывающей очертания тела, одеждой. Этот держал на виду здоровенную саблю с гравированным вдоль клинка арабеском-глифом. Именно рубайла, пройдясь по залу, оказался на виду у Михо; а может, эффект снадобья иссякал и судороги возвращались — словом, Михо дёрнул ногами.
Скрипнули и хрумкнули осколки идеально надраенной буквально вчера витрины.
Кролики номер Один и Три мгновенно нависли над раненым.
— Это ещё кто? — первый кролик ткнул стволом в сторону Михо. Костлявая лапа выглядела чистой и опрятной, пистолет выглядел ухоженно и грозно, а вот кролик — кролик портил всё впечатление и походил на конченного психа. Босого конченного психа в промокшем кремовом пальто; психа, с чьего белоснежного меха натекали грязные лужицы прямо на шелушащийся старый паркет «Нашдома».
— Какой-то мудак, — не отвлекаясь от ноутбука, бросил второй кролик, горбившийся над отчаянно тарахтевшей клавиатурой. — А на что похоже, Хтон? На одалиску?
Первый кролик огляделся, изобразив недоуменное недоверие. Дёрнул длинными вибриссами с левой стороны морды, потревожив налипшую на них паутину.
— Похоже? Похоже, суслик, на второго мудилу в хорёвой хрустеловке шириной с ноздрю чумной бобрессы, я доступно излагаю, Хами? На мудилу, нацелившегося двинуть копыта вот прямо-таки и именно там, где мы…
— Добьём его, — рыкнул рубайла, — меньше песен, Хтон. Добьём, и баста. Время не ждёт!
Снаружи с неисчислимоголосым лязгом, дребезжанием, грохотом, скрипом и гулом осыпалась внутрь себя дряхлая базилика, заполняя площадь отголосками, обломками и душной известковой пылью. Белесоватое облако ринулось к «Нашдому», разрастаясь и скрадывая очертания зданий, баррикад и мародёров.
— Ни хвоста не видно будет, — мрачно оценил первый кролик. — Лишай зайчиный! Хами, ускорься, будь так добр! Хадес, стрелять, кажись…
— Да кто вы, курва…
— О, — скучным голосом констатировал чёрношерстный Хадес, занося саблю. — Мудила меняет концепцию. Ну-ну.
— Не колышет! Руби!
Пыль ворвалась в выбитую витрину грозно и непреклонно, напоминая римский легион, вступающий на поле битвы. Еношик и Ставрёнка ввинтились в помещение куда более неорганизованно и хаотично, да ещё и топоча, будто конница варварских союзников, — хоть замышляли нападение как бесшумное.
Хадес развернулся ловко, текуче, красиво, что твоя эфа, — и запросто снёс бы голову опешившему Еношику, кабы сабля не застряла в столешнице. Стол вздрогнул, переступил гнутыми ножками, мимоходом гулко ударив чёрного кролеглава в грудь, и спрыгнул, перекрывая подходы к трактирщику спереди. Под удивлённый вскрик кролеглава с ноутбуком четвёртый стол рысью подбежал к хозяину, роняя карты и бумаги, и замкнул квадрат.
Еношик пригнулся, помня о пороховом оружии грызунов.
Хтон тем временем снял с предохранителя оружие и выстрелил в голову Михо, опоздав буквально на долю мгновения: рой бокалов и тарелок плетью хлестнул и-за стойки, сбив прицел и вынуждая кролеглава отступить. Тот раздражённо прицелился в сторону стойки, щурясь и не обращая внимания на мелкие осколки бьющейся о него посуды. На медные подносы, замыкавшие эскадрилью, Хтон попросту не рассчитывал.
Эхом отозвался этот просчёт.
— Нет! — закричал кролик с «Хистриксом», поднимая игломёт. — Не-е-ет!
— Крети-и-ины! — завыл Михо в тон. — Бара-а-аны!
И тут пол вздрогнул снова — и вовсе не похоже на предыдущие дни. Что-то жутко и сладостно застонало, словно в непозволительном для постороннего уха экстазе, и дрожь повторилась, усиливаясь.
— Штурм? — спросил Хадес, а может, и Еношик. — Какого… штурм же должен был начаться утром! Без солярной энергии, без воли Ормузда — они вконец рехнулись, а?! На что они надеются? Засыпать трупами?
— Не… не обязательно, — едва слышно отозвалась Ставрёнка, вспрыгнув на барную стойку. — Штурм-то да… только я думаю: нас сейчас попробуют выволочь… ну, туда. В город.
— Якоря, — понял Еношик. — Не предотвратить бегство, а…
Поднявшийся было Михо Хврмкртчетянц пошатнулся и закатил глаза. Ставрёнка перекинула жвачку за другую щёку, подхватила парня сильными смуглыми в бурое пятно руками.
— Приляг, гууре тыы мууё, — причмокнув, велела раненому, ловко и плавно укладывая на запылившийся пол. — Сейчас перевяжуу. Бинтыы как раз…
В спинку табурета впилась полосатая — алая с чёрным, шоковый эффект, отметил западавший на разнообразное оружие Еношик; дилетанты, — игла. Ставрёнка приподняла бровь, поглядев сквозь пушистейшие ресницы. Еношик же молча скрестил пальцы на особенный манер, и один из стульев ловко подсёк сзади колени кролеглава с ноутбуком. Хами плюхнулся на сиденье, бросив «Хистрикс» болтаться на ремне и обеими руками подхватив компьютер.
— Последний раз предупредил, — сухо сказал Еношик — сразу всем. — Некогда, господа усатые, некогда. Мы считали, времени до утра, а так…
— Крысий маг, — рыкнул Хтон. — Нам скакать на том, что ты служишь Риму! Мы не покоримся! Наши дети…
Медные подносы встали на ребро вокруг кролеглава, а затем медленно покатились по кругу, привлекая внимание, пугая — побуждая к тишине. И вниманию.
— Нет, — пробурчала Ставрёнка, наматывая на голову Михо чалму из бинтов. — Никакуувские мыы не маги! Ээтууу наш дуууом. Туут и стеныы пуумуугаюут. Яснуу?
— Домовладелец, — догадливо простонал Хтон, держа голову обеими руками. На глаза стекали струйки клейкой крови. Еношик поморщился: неприятно будет отмываться, ох… но — сами пришли. Сами и виноваты. Сами.
— Домохозяин, — поправил вслух, и тут Хадес напрыгнул откуда-то сзади, растопырив руки и нацелившись острыми когтями. Еношик присел, пригибаясь уже к потолку. Где-то высоко над головой чёрный кролеглав пролетел сквозь пустой воздух и рухнул на Хтона. Хтон застонал и помянул семь лысых нутрий.
— Н-ну, — развёл руками Еношик, и стулья, пританцовывая, направились к кролеглавам.
— Стой! — крикнул сидевший, пытаясь привстать и не сумев пока переупрямить прыткий и норовистый стул. — Мы же не… Мы не бандиты!
— Вы террористы, — махнул рукой Еношик, неторопливо шагая по потолку, а потом по стене. Прежде Ставрёнка гоняла бы его веником за подобные выходки… сегодня же, когда в город впились тысячи якорей Рима, когда с минуты на минуту ждали то ли штурма, то ли полного истребления, — словом, он не спешил демонстративно и вызывающе. Дразня. — Вы те, кого ищет Рим.
— Вот уж да, — мгновенно прижав уши, согласился Хтон. — Вот уж верно. Целый Рим. Не бобронутые прихвостни, готовые жить в жиже и кланяться пониже! Рим пришёл. Пришёл, чтобы пасть.
— Кретины, — выдохнул Михо, и Ставрёнка кивнула.
— Представь себе, — сказал Еношик бессильно, выглядывая в дышащее ночным холодом окно. Площадь заливал странный золотистый свет: вторичное свечение солярных движителей, позволявших гигантскому городу-империи удерживаться в воздухе, веками не касаясь земли. — что вон то, вся та махина, — упала бы на наш Свитти-Лейк-Сити. Это, по-вашему, удачная идея?!
— Так или иначе, — пожал плечами Хадес, проверяя пальцами, не шевелится ли резец. — обсуждать такую мысль поздновато. Нас вот-вот уволокут наверх, не справившись о нашем мнении. Как и о вашем, люди. Как и о вашем.
— Надо было оставаться, — сказал вдруг Михо, глядя почти светящимися глазами на Еношика. — Мы бы сумели, я знаю! Непременно сумели бы! Величайшие философы незыблемой стороны мира, а?
— Мы сумеем, — с нажимом произнёс Еношик, топая ногой. — Мы запросто сумеем, братка. Главное — не волокитить. Справимся и так…
Мебель настороженно толпилась вокруг него и Ставрёнки с Михо, чутко реагируя на каждое движение. Еношик поднёс руки к завязкам рубашки, и тут толчок едва не опрокинул его на спину. Остальные повалились на пол; кроме Михо — тот-то уже лежал.
С площади донёсся рёв и взрывы. Где-то обваливались стены — немало. И довольно-таки громоздких. Пол еле уловимо трепетал.
А затем что-то поменялось, и Еношик некоторое время просто дрейфовал в воздухе, озадаченно прислушиваясь к ощущениям. Внутренний кров, поизрасходованный только что, вдруг стремительно наполнился странной невесомой энергией. «Нашдом» со скрежетом сжался ещё немного — будто собравшись сигануть.
Город за окном колыхался плавно, в размытом тумане сияния Рима. Заложило уши, началась тошнота. Толпа смутно различимых силуэтов на площади, размахивая длинномерными подручными средствами, погнала толпу пожиже. Обыватели потерянно бродили между двумя группами сражавшихся, при случае воруя приглянувшиеся обломки и ошметки не хуже преследуемых повстанцами мародёров и коллаборантов. Цепи, якорные цепи Рима напряжённо звенели, вибрируя.
— Приготовиться, — сказал Еношик.
— …С чем? — спросил кролеглав Хами, наклоняясь вперёд. — С чем это вы собираетесь справиться?!
— Сиди уж, — невесело отбрил Михо. — Все сидите. Шут с вами, грызуны. Но чур тихо мне!
— А ведь мы тоже можем суметь, — вдруг встопорщил усы Хтон. — Мы сейчас поднимемся прямиком туда, и не понадобится столько усилий, чтобы… Хами! Срочно сосчитай новую формулу!
— Если выы суубираетесь пуудниматься в Рим, — посоветовала Ставрёнка, отряхивая коленки и с горечью изучая облупившийся лак на копытцах ног. — Так выы быы ууже пуутууруупились быы. Мыы тууда не суубираемся.
— Экая тупая тёлка, — отчётливо и медленно выговорил Хтон, обнаруживая-таки способности к лингвистике. — Экая же глупая корова… Считай, Хами! Считай.
— Готовы? — спросил Еношик, и Михо со Ставрёнкой, кряхтя, вцепились в опорные столбы барной стойки. «Нашдом» напрягся и вдруг сошёл с корней, поднимаясь над поверхностью почвы. Медленно и величаво трактир повернулся вокруг оси и направился в сторону от центра Свити-Лейк, набирая скорость.
Кролеглавы остановились, ошарашенно глядя на Еношика и Михо поочерёдно.
— Не просто д-домохозяин, — заикаясь, сказал Хами. — Не просто домохозяин…
— Просто, просто, — пробурчал Еношик, вытирая кровь, хлынувшую-таки носом. — Просто трактирщик. Так бывает. Ты учишься девять… да не, почти десять лет, выворачивая мозги наружу, надеешься, что откроешь новое течение в философии, считаешься гордостью факультета, пока высокие чиновники из Учёного Стола не указывают тебе на твоё место. Место незыбельщика. Тебе разрешают учиться, даже учить, но только если всё, что ты отыщешь, станешь отдавать настоящим светочам. А настоящие — это те, что родились в Риме.
Михо делал пассы, прогревая запястья. Потом воздел руки — и витрина стала складываться заново, осколок к осколку, будто колдовской витраж. Начиная с ботинок и копыт, проявлялась их троица: артан, кахетинец и тавролая с милыми округлыми рожками.
— Ты пытаешься обойти запрет. Идёшь на службу, как твой старикан Хврмкртчет, но точно так же получаешь только тумаки, болячки и нагоняи… а звания идут мимо, как дорогие маркитантки, а вокруг гибнут такие же балбесы, как ты. Балбесы, возможно, не хуже тебя разбирающиеся в учениях и ремёслах, и столь же честолюбивые, жаждущие утвердить своё имя в Риме. В каждом внутри — махонькая колючая злая Империя. В каждом.
— И ни в ууднуом — внуутреннегуу круова, — хмыкнула Ставрёнка. — Ууткууда уу таких дуом? Ниууткууда.
— Остаётся только найти себе хоть какое-то место в мире, — продолжил Еношик, утирая нос рукавом и вставляя крупный осколок витрины на место. — Где-то примерно… вот так. Это будет местечко так себе, но оно окажется только твоим. И тогда…
— Хомяки! Лемминги! — заорал Хтон, вылупив глаза, но не двигаясь, не рискуя повторно огрести от подносов. — Это единственный шанс остановить… спасти… вы не понимаете!
— Ты меня слышал ли? — уточнил Еношик. — Рим подавляет, даже когда просто парит в воздухе. Если бы он пал…
— Его до хрэна, — с горским акцентом произнёс Михо и почесал бровь. — Сыльна да хрэна многа. Целыи страны, вах, целыи страны накроет, эслы эта пакастъ упадётъ. И винытъ…
— Винить будут не римлян. А нас.
В этот момент «Нашдом» резко набрал высоту, оставляя внизу шпили раненого непокорного города.
— Да они воруют целый город прямо сейчас! — прошипел Хами, напряжённо работая на ноутбуке. — Они же…
— У вас ещё минуты две, — кивнул Еношик. — Потом придётся лететь с нами. Удерживать вас мы не станем, отговаривать тоже, но…
— Вы, — с отвращением отчеканил чёрный кролеглав. — Даже. Не. Понимаете.
Он всё ещё пытался высвободить саблю, бормоча клятвы, молитвы и проклятия попеременно. Стол не уступал, чуть-чуть вертясь и мешая выбрать правильный угол. Еношик добрался до бара и придирчиво изучал уцелевшие бутылки, выбирая подходящую к случаю. «Нашдом» перестал качаться и нащупал-таки устойчивость.
Говорили, так начинались все великие державы прошлых веков. Вроде бы, Адамаст начинал Рим точно таким же манером. Вроде бы, убегал от кого-то, кто не оставил князю достойного места на земной тверди.
Вероятно, врали.
— Нэт, — глухо поправил Михо. — Панымайем. Выдым.
Он стоял, держась рукой за дверной косяк, и неподвижно глазел вниз, туда, где поднимался в небо Свити-Лейк-Сити, оставивший позади глубокий провал в земле. Провал, полный копошившихся, искалеченных и оглушённых кролеглавов. Рим не учёл их, а может, просто отбросил с презрением.
Тысячи и десятки тысяч, потерявших даже жалкую нору, служившую домом.
— Складывайте манатки, — велел Еношик. — Складывайте вон в тот шкаф… и мы отправим вас в Рим, как вы и хотели. Не медлите! Нам небезопасно ошиваться в виду Империи.
— Накаркай ещё, — укоризненно качнула рогами Ставрёнка. — Сглазь мне ещё…
Хтон поднялся на ноги, осторожно прошёл к двери, выглянул. Сошёл по ступенькам на небольшой клок земли перед входом. Глубоко вздохнул.
Когда обернулся, держал в руке пороховое оружие.
— Есть идея получше, — ухмыльнулся Хтон. — Мы набираем высоту и летим в самый Форум! И там…
«Нашдом» тряхнуло. Кролеглав удержался на ногах и выстрелил прямо сквозь стекло. Пуля расплескалась о витрину и стекла горячими дымящимися капельками.
— Кретинский план, — объяснил Михо. — О чём мы там ни мечтали в университете, чтобы насладиться славой и почтением, нужно жить. На кой ляд мёртвым почести? Вот именно. Так что риск нашим задницам не входит в наши собственные планы. И пока вы в нашдоме…
— А вот если бы ты проверил заднюю дверь, — хитро подмигнул Еношик, — не пришлось бы им втолковывать очевидные вещи.
Михо вздохнул и поднял руки.
— Вхууди, — сказала Ставрёнка, возясь с кофейником. — Вхууди, не мюорзни. Вхууди.
— Кофе, — вздохнул Хами мечтательно, но Еношик только пожал плечами и ткнул пальцем в шкаф:
— Потом! Если захотите, то можете и успеть…
— Крысьи домохозяева, — ворчал Хтон, пока коврик у дверей настойчиво оттирал от мощных лап грязь и сырость. — Крысьи трусы. Крысьи чистоплюи…
Еношик молча пил, долгими глотками цедя жгучее пойло. Хотелось забыться. Этот вариант его самого не устроил бы даже последнее быдло с помойки… но вот они все живы, полным составом, и даже кое-что сохранили, сберегли за душой и для души, и… значит, не было другого выбора.
Смерть — не выбор. Вот что написал отец Еношика, попавшийся рою перелётных драконов. Смерть — не выбор. Ты можешь ударить в ответ, пока жив. И ударить первым — пока жив. И убежать, уклониться, отразить удар. Пока жив.
Троица кролеглавов ещё поймёт эту истину. Если останется в живых достаточно долго. Он украдкой изучал их, отмечая болезненную худобу и необычно сильные, закалённые мускулы. Кролеглавы не походили на засланных из Вавилона, Теночтитлана или Петры. Походили на решительных бойцов, идущих на верную смерть ради собственного народа. На безумцев и кретинов. На психов.
Но смерть не стала выбором. Да и не могла стать.
Смерть — отказ от выбора, говаривал старик его закадычного друга Михо.
— Две минуты готовность, — каркнул Еношик, подгоняя кроличью банду. — Примерно, но… Потом уже не потянем. Как бы самим не свалиться.
— Рим всё равно падёт, — убеждённо известил Хтон. — Квок-ки и кап-пибары! Рим несёт только смерть и прозябание. Уродство и стагнацию. И только и знает, что грести, грести, грести. Поглощать и грабить.
— Минута, — сказал Михо, пряча скорбь за улыбочкой. Кролеглавы подчинились, забираясь на улёгшийся плашмя шкаф. — Вот… так.
Еношик развернулся, уловив странно изменившуюся интонацию названного брата. Тот стоял, изучая длинное чёрное жало, пробившее его насквозь откуда-то снаружи. Потом из жала проросли четыре изогнутые якорные лапы.
— Осторожно! — крикнул Михо — и сломанной марионеткой вылетел во вновь разлетевшуюся витрину. Дюжина других якорей тут же влетела вовнутрь «Нашдома», безжалостно загарпунив свободолюбивого жизнерадостного трактира. Кролеглавы ринулись врассыпную, отчаянно стреляя по цепям и якорям. Разлетелось в щепки три стола и пять или шесть стульев.
Еношик выдернул длинную щепку из щеки, и вскинул руки. Цепи лопались одна за другой, якоря осыпались ржавой трухой, и Ставрёнка уже достала было полную флягу контрабандной солярной энергии, как передняя стена трактира взорвалась десятками якорей — и вот уже их-то Еношику оказалось не под силу перебить.
«Нашдом» стремительно понёсся через небо в обратном направлении. Крохотный хрупкий дом на фоне колоссального парящего города, крупнейшего государства в мире. Чудовищного Рима.
— Берегите снаряды, — Еношик закусил губу и перебирал мысленно всё, что мог бы использовать против римлян. Мог, как оказалось, очень, очень мало. — Как только мы окажемся там… пригодятся и брегет, и гольфийная клюшка.
Кролеглавы коротко шумнули: смех грызунов практически никогда не совпадал с представлениями о смехе, бытующими у людей как наверху, так и внизу.
— Не учи, — сказал Хадес, свободно доставая саблю. Надщербленный стол гордо встал рядом, притопнув двумя ножками. — Знаем.
— Всё планировалось не так, — сказал Хами, захлопывая ноутбук. — Кстати, да: мы бы сумели. Но раз нас волокут такими силами…
Хтон кивнул, помянув бурундучьих матерей.
…Город казался почти нетронутым. Почти привычным. Почти живым и безмятежным.
Потом длинный стяг света от ближайшего окраинного маяка вновь проходил по площади, выхватывая из глубоких сумерек тела не выживших в ожесточённых схватках на улицах.
Кролеглавы двигались уверенно, хищно и точно, целились в трёх направлениях, дышали яростно и азартно. Запах разгорячённого меха покатился в сторону баррикад и дальше вдоль извилистых, ставших уже родными для Еношика улочек и проулков. Оттуда же несло совсем другими ароматами: потом, кровью, мочой, гноем, мазутом и бензином, флогистоном и гоморрским огнём… дерьмом шести разумных видов. Ёдким, на ощупь чувствуемым ужасом. Болью, изрыгаемой голосом, бегом, скребущимися по кирпичам и штукатурке ногтями.
Смертью, шагающей в ногу и держащей строй.
Легионеры не спешили, поэтому площадь успели заполнить разбитые и деморализованные повстанцы, потерянные горожане и беженцы из причудливых или тоскливых мест. Кролеглавы пугали бегущее стадо ничуть не меньше, поэтому их не толкали, не сбивали с толку. И поэтому они смогли прицелиться как следует.
Очереди и отдельные выстрелы, поток игл — чёрно-белых, убивающих насмерть, — залили строй легионеров, исторгнув из железных истуканов вой боли, непонимания, страха. Еношик, выглянувший в витринное окно, прищурился.
Рим, стало быть, и вправду ставил в строй отребье и жуткий, лишённый чести сброд?
А спустя ещё мгновение строй легиона дрогнул, пошёл рябью и распался. В провалы полетели булыжники, выломанные из мостовой, бутылки с ёдким секретом саламандры и кости горгулий, взрывающиеся тучей мелких осколков, прожигающих металл. Из провалов стали высыпаться нехитрый скарб вперемешку с награбленной домашней утварью и драгоценностями. Повстанцы радостно завопили и начали собираться в стаи.
Еношик встряхнул плечами и в три приёма отсёк абордажные цепи, удерживающие «Нашдом». Обернулся, ища глазами Ставрёнку, но обнаружил её лишь далеко впереди, рвущуюся побыстрее налететь на легионеров.
— Силы земные, — рыкнул Еношик, выпрыгивая наружу. — Да что же ты творишь, девчонка?!
Длинными прыжками он помчался по площади, сам не помня, как и где разжившись изогнутым горским клинком, удивительно лёгким и подходившим для бешеной рубки. Клинок помогал отпугнуть горожан и пробраться сквозь сгущавшиеся отряды бунтарей.
Клинок придавал силы и надежды сквитаться за Михо.
Клинок… клинок выпал из руки Еношика, когда на площади появился чёрный силуэт, властно раздвигавший смешавшиеся ряды легионеров.
Кролеглавы восторженно завизжали и хлестнули по силуэту всем, чем могли, — не исключая ручные гранаты. Из зыбкой пелены пламени, дыма и осколков чёрный силуэт вышел невредимым с виду. И двинулся дальше.
Хами встревоженно упал на одно колено, рывком распахнул ноутбук, включил — и так и умер, пристально и бесстрашно вглядываясь во внезапно взорвавшийся экран. Не успев даже удивиться.
Чёрная фигура пинком откинула тело Хами с дороги, ускорив шаг.
Хадес успел рубануть с дюжину раз кряду, молниеносный, будто кара божия, неотвратимый, словно рушащаяся луна, смертоносный, как улыбка самой бездны. Чёрный ударил единожды; верхняя половина тела Хадеса, так и не выронив сабли, отлетела в сторону. Нижняя подпрыгнула ровно три раза.
Упала.
Больше не шелохнулась.
— Нелюди, — пророкотал чёрный силуэт. — Зажравшиеся, расплодившиеся нелюди. Живущие в животном счастье, в тварном уюте и удобстве, пока честные римляне отказывают себе во всём ради победы Империи и возвышения её славы! Смерть нелюдям. Смерть зверочеловечеству.
Хтон оказался за спиной чёрного силуэта невероятным, сверхъестественно ловким кульбитом. Выстрелил с обеих рук, целя в затылок, в шею, в спину, даже в подколенные ямки.
Чёрный силуэт качнулся вперёд, замолчал и заметно пошатнулся. Ропот пробежал и среди повстанцев, и среди легионеров.
— Смерть тебе, — сказал Хтон спокойно и умиротворённо. А потом рухнул вперёд, зажимая руками страшную рану в горле. Чёрный развернулся и подошёл к хрипящему кролеглаву. Ударил сверху, бросая агонизирующее тело наземь. Занёс ногу — и тут же повалился-таки на спину, сбитый стремительным броском другого зверочеловека.
Тавролая Ставрёнка скользнула мимо, на бегу влепив копытом в голову чёрного силуэта, потом вернулась, добавив удар по плечу, потом… Потом замерла, едва не упав ничком. Левая нога Ставрёнки оказалась в кулаке чёрного силуэта, не потерявшего мощи и хватки.
Он поднялся легко, словно скользил вдоль воздушных нитей, незримых глазу. Так не поднимаются люди, подумал Еношик, чтобы не заорать.
Он не успевал и не успел ничего, кроме как запомнить последний хлюпнувший хруст, с которым чёрная фигура разодрала Ставрёнку пополам.
Тело свалилось по обе стороны от чудовища, а легат уже подошёл ближе к последнему кролеглаву, ещё дышавшему и царапавшему когтями брусчатку.
— Теперь, — молвил чёрный силуэт, с хрустом вминая в брусчатку площади грудную клетку Хтона и игнорируя плеснувшую из-за острых резцов кровь: — ваша очередь.
Еношик испытывал потребность прислониться к чему-нибудь, или хотя бы пасть на колени. Будь «Нашдом» чуть подальше, так бы и случилось. Но позади оставалось всё то мелкое и глупое, что он складывал камушек к брёвнышку всю недолгую жизнь. И оно — пусть и не могло уже говорить — нашёптывало в самое основание черепа: осталось-то не долго, можно и постоять, а?
И Еношик стоял, постепенно чувствуя присутствие других горожан позади и по сторонам площади. Жадное, завистливое, хитро вылепленное, недалёкое, самодовольное присутствие. Это люди. Не римляне, разумеется… но — люди.
Потом загорелся свет, солярная энергия заливала площадь, растекаясь плавно, мягко, будто сочный, искристый мёд. Ормузд, думал Еношик, даже не пытаясь понять, почему священное имя так легко ассоциируется с полным и окончательным фиаско сокрушительного свойства. Нам всем Ормузд.
Легионеры стояли рядами — и из-под кованых полумасок торчали неаккуратные штопанные губы, кривые клыки, жиденькие бородки… их, кажется, можно было бы бояться и без доспехов со шлемами. Просто — чуточку другим страхом. Затем свет достиг чёрного силуэта, и Еношик оцепенел.
Это был легат. Легат тысячелетнего Рима, довлеющего в небесах.
— Недочеловеки, — мягким, бархатным голосом, ласкающим вечные потёмки глубин души, укорил легат. Еношик смотрел на мужественное обветренное лицо воителя, густые брови, карие глаза, тонкогубый широкий рот и массивный подбородок, и на ослепительную броню с потрясающе подробной гравировкой, воссоздающей едва ли не все Семь Книг Николаичей, и на клинок, способный менять длину и форму… Да, они уже были в Риме, великом, тысячелетнем парящем городе, повелевающем миру. Когда находишься в Риме, даже простому ликтору хочется отдаться, будь ты младенец, старуха, мужчина или мелкий домашний скот. Внутренняя империя потомственного римлянина велика и подавляюще властна.
Не внутреннему крову незыблян соперничать с этим давлением, с этой силой, с этой мощью.
Вот и Еношик тоже вожделел легата, всё, как и рассказывал старик Хврмкртчет, и ноги наливались странной тяжестью — ничего общего с усталостью, наоборот! но разве не удобнее немножко прилечь, и вот так вот ослабить узел галстука, да и к чёрту галстук вовсе… — только вот видел Еношик лицо Михо. Вдохновлённое желанным, манящим успехом, одухотворённое славой, что сохранит их имена в веках — великих, да что там, величайших философов незыблемой стороны мира!
Михо, стоявший перед Еношиком, отверз уста, выпуская густую, почти чёрную кровь, стекающую на подбородок, и проговорил упоительным голосом легата:
— Отныне Рим – ваша обитель! ваше жилище! судьба ваша и награда! Служить Риму, не щадя сил и дней своих — ваше огромное счастье!..
Господи, подумал Еношик, и все наши мечты, вся наша судьба, нарисованная хмельными словами посреди бесконечных вечеров в обычной маленькой таверне… вот это вот всё: прогресс и величие, и культура, и гордое ощущение сопричастности… вот это вот всё — эти мрази, убивающие косных и отупелых пейзан и мещан его родины? Эти голозадые носильщики, утаскивающие статуи из базилики и простыни из лупанария? Мне же нельзя смеяться, мне неудобно хохотать, рот же у меня разбит!
— То есть, — устало лопотал Еношик, гнусавя и кривя разбитый рот; лопотал, сознавая, что расшнуровывает воротник рубашки. — То есть, Рим теперь — мой дом?
— Именно! — снисходительно согласился легат. — Се есть твой дом, и более не нужен и не положен тебе дом иной, — классический нос чуть морщился, предваряя следующее слово, которым, наверняка, стало бы «раб». У римлян вообще поразительная способность требовать любви от рабов.
Невозможно не верить легату, и сердце Еношика на какое-то мгновение остановилось, так что во всей ойкумене остался только голос «Нашдома». «Нашдом», меж тем, отчаянно ликовал на родном наречии Хтона.
Еношик разорвал рубашку легчайшим движением, без малейшего усилия. Обнажил татуировки, несколькими слоями покрывающие грудь и живот, и почувствовал, как солнечные лучи немедленно и жгуче впились в узоры. Ормузд услышал, думал Еношик отстранённо. Ормузд действительно их слушает…
Как они заставили солнце повиноваться себе?
Впрочем…
Это.
Уже.
Не важно.
— Мой дом, — заговорил Еношик, и пыль медленно поднималась с брусчатки, с доспехов легионеров, с баррикад и трупов, с уличных фонарей и решётчатых оград, с бронзового Адамаста внутри «Нашдома». Пыль слушала. Пыль, поправил Еношик, плача, слушалась.
— Нашдом, — грустно сказал он. Так-то оно лучше.
Легат взмахнул клинком, мгновенно и разительно переменившись в лице. Меч не остановился, указав на Еношика, а продолжил движение, изящно и затейливо перерубая нагрудник легата, рёбра, сердца, шею, а затем и саму руку.
Легионеры смотрели на окровавленные останки молча. Что ж, римлян может образумить лишь собственная кровь, лишь собственная гибель. И это должна быть кровавая гибель, подсказал кто-то в основании черепа Еношика — голосом Михо. Как можно более кровавая.
— Нашдом! — патетически воскликнул Еношик, чувствуя себя дурень дурнем, но в жилах ощущая полновесную власть Ормузда. Легионеры шевелились, злобно рыча и щерясь на разрозненные кучки повстанцев и обывателей, легионеры обнажали оружие, рассчитывая, что простонародье падёт на колени и покорно подставит выи под сталь.
— Начнём, — уже спокойно и деловито велел Еношик, и весь колоссальный Рим, уходящий за горизонт, содрогнулся в пароксизме солярной энергии, поддерживающей саму его жизнь. Рим подчинился новому домоправителю. Новому хозяину.
И пал наземь.

   Сообщение № 2. 4.12.2022, 22:57, Элен Мэлиан пишет:
Элен Мэлиан ( Offline )
майа

*
Классик
Сообщений: 3112
профиль

Репутация: 830
И какой гений догадался вот так выложить текст, что прям глаза поломала на мелкие кристаллики. А если это лихо закрученный словесами под венецианские кружева текст сами знаете кого, потому как автора данного текста не узнает тока глухо-слепо-непролётовец! То ничего хорошего, как говорится. Тяжко мне было, тяжко.
Текст прекрасен своей цветистостью и оригинальностью. Но, огорчу автора, хотя он и так знает, мне такое заходит крайне тяжело, это если взять и залить в одного банку сгущёнки. Тут и пафос, и эпатаж и тайный смысл запрятанный в татуировки Еношика)))
Но тему дуэли он взял основательно и справился с ней)))
За такой стиль не спрячешься, чем-то напоминает тексты зазеркалья)))
Но это общее впечатление. Хотелось бы прочесть мнение других!

   Сообщение № 3. 7.1.2023, 13:17, TbMA пишет:
TbMA ( Offline )
чайный тлен Коза Ностры

*
Поэт Слова
Сообщений: 1514
профиль

Репутация: 631
Ну штоуш... Будем честны?
Если стояла задача написать проповедь о падении Рима, то проповедник разошёлся на славу. )
Тут нет ни одного самого маленького шажочка навстречу читателю, ни одного реверанса и ни одной попытки облегчить участь забредшего на огонёк.
Есть набитая рука для крупной формы, которая дрогнула в средней, впихивая невпихуемое.
С разбегу масса персонажей, в которых я начала ориентироваться лишь к середине повествования.
Чтобы это вкурить, нужно несколько подходов. Но я сыграю отступление и позавидую автору, потому что сама так никогда не сумею.

0 Пользователей читают эту тему (0 Гостей и 0 Скрытых Пользователей);
« Предыдущая тема | Литературные дуэли | Следующая тема »

Яндекс.Метрика