Недавно Bioskeptic отписывался в разделе ОК о своей нелюбви к позитивной повестке в современной фантастике, и мне кажется, будущий ОК2022 — хороший повод поднять эту тему несколько более развернуто.

Признаюсь, я тоже достаточно устал от повтора идей о том, что научная фантастика должна являть собой образы позитивного представления о прогрессивном обществе или науке как таковой. И когда в теме ОК2022 прозвучала фраза о том, что на следующем конкурсе в вопросе бессмертия «должен быть позитивный взгляд на проблему», у меня сразу сложить представление, что речь идёт о примерно следующем:

1) Фантоп не должен дискредитировать науку как культурный институт;
2) Идея бессмертия не должна подлежать безоговорочной критике;
3) Следует сохранить классическую научно-фантастическую преемственность идеи о том, что научные открытия делают мир лучше.

И так далее.

В чем я тут вижу проблему?

Научная фантастика родилась из восхищения наукой. И «позитивный взгляд на проблему», как мне кажется, — это не какие-то озвученные организаторами идейные рамки в духе «мы запрещаем вам писать о плохом, пишите только о хорошем», а стремление сохранить то, что породило научную фантастику: восхищение наукой. Уверен, что своей фразой bsv имела ввиду именно это. Во всяком случае, это было бы расхожей трактовкой.

Но имеет ли место «восхищение наукой» в науке 21-го века?

Когда в начале прошлого века Пастер открывал вакцинирование, а Эйнштейн — теорию относительности, то об этом писали все газеты, закрепляя в литературе образ ученого, как вершителя судеб, который мог либо спасать, либо уничтожать цивилизацию. И это сформировало настолько стойкий стереотип, что он остается жив даже спустя более сотни лет. Хотя он не был реальностью тогда, и, тем более, не является реальностью сейчас. А главное — тогда и 100 лет назад жизнь этому стереотипу обеспечивают совершенно разные культурные процессы.

Сто лет назад, в начале 20-го века, наука была рок-звездой культуры и об одном научном открытии могли написать сразу все газеты мира. Но сегодня процесс открытия чего-то нового перестал быть столь сенсационным, а медиа-среда стала настолько широкой, что всплывают в ней только вирусные видео про котов.

Сто лет назад многие страны жили аграрной экономикой и переход на индустриализацию воспринимался не только как заслуга науки — но и как безоговорочное благо. Но в 21 веке наступила эпоха айти-корпораций, и ни один человек не станет называть компании вроде Гугл и Эпл безоговорочным благом человечества.

Когда давным-давно деды наших дедов восхищались наукой. Но эта искра восхищения давно погасла и осталась лишь жанровым каноном научной фантастики. Мы восхищаемся наукой по привычке. Полстолетия назад Станислав Лем изображал космический корабль по аналогии с морским судном, потому что для его поколения путешествия в космос были сродни эпохе географических открытий. Сегодня же космос научной фантастики полон реализма, а космическая романтика стала в большей степени ассоциироваться не с фантастикой научной, а фантастикой приключенческой.

Но то, что наука перестала быть медийной рок-звездой вовсе не значит, что научная фантастика перестала быть популярной. Уже во второй половине 20-го научпоперы вроде Хоккинга заново переоткрыли науку в медийном пространстве.

Научная фантастика живее всех живых.

Но она уже другая. Слово «позитивный» для нее сродни вышедшему из моды пальто.

Сотню лет назад мы закрывали глаза на то, что разработчики атомных бомб бегают от государства к государству, а создатели гитлеровских газовых камер после войны становятся владельцами фармацевтическими компаниями. Но мир уже давно другой.

И нет, мы не перестали любить науку. У нас просто закончился с ней медовый месяц.

В итоге когда я слышу про то, что конкурс про Человека Бессмертного должен быть позитивным, то у меня ощущение, что мне предлагают забыть о последних 400 лет истории науки, и вернуться к представлениям о науке в том виде, в каком она подавалась в периодике начала прошлого столетия.

Научная фантастика родилась из восхищения наукой. А наука движется вперед. Два столетия назад назад русский философ Николай Федоров мечтал о том, что наука воскресит людей и расселит их по чужим планетам, потому что, подобно средневековым фантазерам о философском камне, верил, в бессмертие как безоговорочное благо. Двести лет спустя современные иммунологи считают, что человеческая смертность — одно из благ, обеспечивающих нам выживание как виду, ведь процесс размножения и умирания повышает выживаемость в борьбе с бактериями нашей планеты.

Я призываю не оглядываться на жанровые каноны научной фантастики прошлого, а смотреть на литературу и науку такой, какие они есть сейчас. У науки нет слова «позитивный». Ведь наука стремится к непорочной объективности. Сотню лет назад наука была еще достаточно наивной, чтобы считать бессмертие чем-то позитивным, потому что грезила учеными, возвещающими о приходе Заратустры. Но сегодня она выберет другие слова.

Я прекрасно понимаю, что переломить этот пучок мнений — значит, переломить не мнение каких-то конкретных организаторов, а мнение чуть ли не всего фантастического комьюнити России. Но если мы хотим, чтобы жанр развивался, он должен дышать воздухом современности.

П.С.

Я на форуме не так давно, но уже раз пять разговор на тему нф скатывался в спор о том, «а что там с фантопом и как нам надо относится к фантоду». Именно поэтому я написал так развернуто. Я считаю, что проблема начинается не с формальных критериев того, что следует считать научной фантастикой, а с того, что устоявшиеся воззрения вступают в конфликт с меняющейся современностью.

Вискас.