На создание Кабочара Джо потратила всё лето.
Смешала во флаконе шесть ингредиентов, а выбор седьмого, последнего, оставила мне.
Злость
По Ардо давно ползли слухи, что мадам Грёз — следующая, кого заберут «железные когти». Чистокровная ардорианка и сильный донор для военных машин бруггов, она к тому ж не боялась открыто продавать Кабочары в своей парфюмерной лавке.
А кто в тяжелые времена позволит спускать бесценную магию в склянки с духами? «Железные когти уж расстараются — найдут ей другое применение», шептались соседи.
Из чердачного окна хорошо просматривалась наша улица: в ту ночь была моя очередь караулить, и я первой заметила на дороге «Пантеру». Я видела, как свет ее фар, отразившись в пустых витринах кондитерской, выхватил из тени «крест» на аптечной вывеске и застыл прямо перед нашим крыльцом. Машина притормозила рядом с лавкой мамы Грёз.
— Кто там приперся? — зашептала Джо, зачем-то расстегивая ремешок на босоножке, — комендантский час разве не начался?
Нет, Джо не глухая — просто предпочитает не слышать. Ни сирены, вой которой только недавно рвал горло громкоговорителя; ни разговоров о когтистых лапах бруггов, уже тянувшихся к нашей матери. Даже гадости о себе самой, мол, старшая дочка Грёз — паршивая овца в стаде, предательница, Джо пропускала мимо ушей.
— Джо, ты совсем идиотка? — Очевидно, ответ Майклу не требовался и, оттолкнув меня плечом от окна, он сразу высунулся наружу.
Я проверила, заперта ли дверь. Так, на всякий случай — и эту дверь, и чердак, и окно сложно обнаружить невооруженным глазом. Если, конечно, не знать, где искать. А все благодаря прадедушке Грёзу, который, как чувствовал — при строительстве дома вложил в эти стены Кабочар.
На чердаке воняло табачным дымом. Последнюю сигарету Джо чуть не затушила о лицо Майкла — тем летом они каждый вечер ссорились. Едва не дрались из-за того, что Майкл, по словам Джо, такой принципиальный «гусь», а Джо, по мнению Майкла, беспринципная «курица».
— Четверо, шофер в машине, — мрачно проговорил Майкл, — И что делать? Спустимся?
Я замотала головой: Майклу нельзя — он полукровка, бругг по матери, пусть и живет после ее смерти в нашем квартале. Если в департаменте узнают, что по ночам он путается с кем попало — не видать ему ни университета осенью, ни хорошего места в столичном архитектурном бюро.
Со мной еще хуже — после войны джипси формально больше не существуют. У меня, само собой, есть разрешение, но проверять, липовое оно или настоящее, мне совсем не улыбается.
Нам с Майклом лучше бы оставаться тут. На нашем чердаке.
В летний полдень воздух здесь горячий и влажный, дышится примерно так же «легко», как индейке в нагретой духовке. К вечеру температура под крышей падает — становится прохладно, ноги мерзнут от холода, но это не важно. Самое главное, чердак — это
наше, наше безопасное место. Здесь наверху мы можем быть, кем угодно: Майкл — умником, я — красоткой, Джо стервой.
А вот внизу...
От резкого хлопка входной двери в старом буфете за спиной Джо задребезжали стекла. Пузырьки и мензурки устроили на полках перезвон. Джо тоже вздрогнула, рванула ремешок на лодыжке, и он лопнул.
— Ай, фердорри, — выругавшись на ардо — языке, который теперь запрещен везде, кроме подвалов и чердаков, с досадой скинула обувь и отряхнула платье от пепла, — Ну что, снайперы, дострелялись?
— Они к маме, — возразила я, чувствуя как от этих слов внутрь пробирается холод, — за мамой.
— Лу, глупостей то не говори, — отрезала она, — У мамы связи. У нее все офицерские жены закупаются, и все такое. Может, как раз какой-нибудь к ночи... приспичило. Ничего ей не сделают, а вот вас как следует выпороть — это пожалуйста.
Джо против охоты на стальных свиней, хотя в нашем районе их не калечил только ленивый. Они безобидные — устаревший, ненужный образец, до которого дела не было даже создавшим их бруггам. Вот свиньи и бродили, скрипя проржавевшими конечностями, и распугивая в комендантский час с улиц зевак.
Кто-то из соседей пробовал их поджечь, ударить по тупому носу молотком. Даже отец Майкла однажды воткнул в свиное ухо железный прут— «пусть не подслушивает», а сперва тоже сомневался, думал, что они немного... живые. Что-то чувствуют.
Мы по ночам с чердачного окна кидались в свиней камнями.
— Так, я проверю, — сказала Джо уже на первой ступеньке лестницы, — Сидите тихо и не высовывайтесь.
Когда ее шаги стихли за дверью, я спросила Майкла:
— А зачем Джо сняла туфли?
Возможно, Майкл плохо понял и на вопрос ответил невпопад:
«На «когтей» лучше сверху-вниз не смотреть».
Что-то вроде того.
Я ухмыльнулась. Ага, как же: если б Джо заставили ходить по Ардо босиком, она бы все равно оказалась выше на голову любого встречного бругга. А «Железные когти» и есть бругги, только военные... «ученые-испытатели».
«Все дело в генетике», сказал как-то Симон, отец Майкла, а Майкл потом добавил: «Джо такая каланча, цапля, шпилька (и, возможно, выскочка тоже), потому что ее предки — чистокровные ардо, из тех, что по легенде спустились с небес и основали у подножия этих гор одноименный город.
— Если ардорианцев не любят за то, что они высокие, то почему... ненавидят джипси? — тронув Майкла за плечо, снова спросила я.
На чердаке разливалась липкая и горячая, как то лето, тишина. Майкл молчал.
— Потому что никакой джипси не пройдет мимо потерянной кем-то на дороге монетки. Не удержится и подберет, — ответил и подмигнул правым глазом.
Майкл, конечно, не слишком похож на бругга — светловолосый, светлокожий. Умный, талантливый — за десять минут нарисует ваш портрет. Но и в его голове ворох предрассудков и бесполезных (по нашему с Джо мнению) вещей. Об истории, политике. И о войне с Ардо, которая не успев начаться, кончилась... оккупацией, капитуляцией и еще каким-то резким, точно взмах ножа, словом...
Майкл нахмурился.
А потом внизу закричала Джо.
Боль
Мы с Джо не настоящие сестры — подкидыши, чьи-то чужие дети.
Но мама Грёз утверждала, что внутри мы все одинаковые, потому что в каждом, даже в металлической свинье, теплится частичка магической силы — Кабочар, кем-то вложенный, или свой собственный.
Талант из обыкновенных делать «волшебные» вещи-кабочары, придавать им новые свойства, усовершенствовать или «оживлять», вкладывая в них свой Кабочар, у бруггов был развит плохо, поэтому-то им и понадобились такие, как мама — доноры.
В городе ее знали, наверное, все. Богатые, скучающие в Ардо, где из светских развлечений осталась только фермерская ярмарка, да лодочная станция, жены бруггов готовы были платить большие деньги за пузырьки с её Кабочарами.
И не удивительно. Хочется на море? Раскаленный песок под ногами, прохладный морской бриз — вот же они, во флаконе под названием «Пляж Сен-Малло».
Если больше по душе городские развлечения, танцы, музыка, пузырьки шампанского на языке, восторг, радость, кураж, тогда лучше выбрать «Кабаре Брависсея» или «Театр Сан-Жерме». Незабываемые впечатления!
Вкус имбирного печенья, запах хвои, предвкушение праздника — в «Рождественском ужине», шуршание шелковых простыней, прикосновение кожи к коже, дрожь от первого поцелуя в «Ночной страннице». Сотни подобных иллюзий, оживших воспоминаний, ощущений, пускай недолгих — пока аромат не выветрится, продавались в бутике «Мадам Грёз».
Теперь за прилавком — никого. После ухода мамы даже мерцание жидкости в пузырьках, казалось, потускнело.
Та ночь почти кончилась.
Мы лежали вместе с Джо на ее кровати: я смотрела на паутинки потолочных трещин, считала про себя «раз-два-...десять...раз-два-три», так по кругу, и все равно не могла унять молотящий в груди барабан. Джо гладила меня по волосам, пыталась успокоить.
— Она вернется, Лу, ну не плачь, ты же не маленькая. «Когти» заберут то, что нужно для их военных зверюшек, и вернут маму обратно, — от кожи Джо пахло мятой, горькой травой — клевером, полынью и... враньем, — А пока будем приглядывать за лавкой. Продадим, что есть, а потом я тоже попробую... может. как у мамы и не выйдет, плевать, научусь кабочарам — ардо я или нет? Как-нибудь проживем.
Лу... Лу? Лу!
Заберут, а потом вернут? Как-нибудь проживем?
Джо, ты совсем рехнулась?— Никто оттуда не возвращается, — сквозь зубы, процедила я, — Завтра с гор повалит черный дым, вот увидишь. Джо-зефи-на.
Она посмотрела на меня большими, чуть раскосыми, светло-голубыми глазами и отвела взгляд. Я уже говорила — Джо предпочитает не слышать, не видеть, не знать.
Я могла бы разозлиться на нее, как вечно злился Майкл, даже ударить, выдрать клок ее светлых волос, расцарапать физиономию — сделать ей хоть что-нибудь, чтоб хотя б на секундочку, на короткий миг, она снова стала настоящей, правдивой Джо. Но я так устала, и поддалась — прижалась к ее хрупкому, гладкому телу и позволила ей слизать с губ всю мою соленую злость.
— Разве они послу..., — зашептала она мне на ухо.
Лу... Лу?... лу...Я закрыла глаза.
Бери, что хочешь, Джо. Главное — отвяжись.На рассвете я задремала, но слышала, как Джо поднялась, поцеловала меня в лоб и, закутавшись в одеяло, на цыпочках выскользнула из спальни. Наверняка, дальше она спустилась в магазин, оттуда, через подсобку — юркнула в аптеку и поднялась на жилой этаж. И также осторожно, как закрыла мою, приоткрыла другую дверь — в комнату Майкла.
Джо сложно терпеть — это правда, но не любить, наверное невозможно. Никакой это не секрет.
Стыд
По воскресеньям после обеда я подрабатывала натурщицей. Точнее, по пять часов проводила полуголой, борясь то с затекшей ногой, то с диванной пружиной, упиравшейся мне в задницу. За «натуру» Майкл мне еще ни ливра не заплатил. Я интересовалась, где мои деньги, он ответил, внимательно глядя на холст:
— Сначала обустроюсь в университете, потом свожу тебя в Дейт. Там как раз недалеко. Вот на площади Дейта есть фонтан желаний, — карандаш в его пальцах скользил по холсту, — в него бросают монеты и...
— Майкл, опять ты со своими шуточками! — По чердаку носился сквозняк, поднимая невесомые облачка тополиного пуха. В нос мне попала пылинка — хотелось чихнуть, горло першило, и я морщилась, стараясь не дышать.
— Не шевелись, — улыбнувшись мне, он снова уткнулся в рисунок, — плохо получишься.
— Ради чего я мучаюсь хоть? Покажешь, чего там выходит? — поправив сползший с плеча узел тоги-занавески, я пошевелила пальцами на правой ноге, — Опять какая-нибудь трехэтажная табуретка с сиськами?
— Не табуретка, а храм с головой святой Иоанны на вершине, — поправил Майкл, — не переживай, сегодня обойдемся без... эмм, архитектурных фантазий. Я же обещал.
От характерного хлопка автомобильной двери я подпрыгнула на кушетке.
— Замри, — сказал Майкл, подскочив к окну. От тени, скользнувшей по его лицу, и у меня в глазах на миг потемнело. Он молчал целую вечность, а потом тихо произнес:
— Джо приехала с пикника.
Я не знаю, что хуже — когда люди просто исчезают, или когда тебя заставляют смотреть. Смотреть, как что-то в них, прямо на твоих глазах, сгорает, превращаясь в едкий дым.
И ты ничем-ничем-ничем не можешь помочь.
Тем утром Джо уехала на велосипеде развозить по Ардо заказы — теперь она в магазине за «главную» . В обед позвонила — будет поздно, фро Йессе была «так любезна» пригласить ее на домашний праздник.
«Маленький пикничок-пустячок, ничего особенного, только для своих», трещала телефонная трубка голосом Джо, «сделаю ей скидку она давно намекала а еще... у нее такие красивые платья пропадают прошлый сезон понимаешь? уже немодно а выкинуть жалко... Лу шелковые-шифоновые! если перешить будут в пору, а еще у нее муж в департаменте а еще сын из...»
Я не дослушала — меня уже ждал Майкл, переминаясь рядом с ноги на ногу.
Сейчас он стоял перед окном, как окаменевший старец. Только синяя жилка на шее отсчитывала пульс.
На улице припарковалась машина — не «Пантера» когтей, но тоже большая, шикарная, цвета топленого молока, с откидным верхом и эмблемой в виде трех перекрещенных колец на капоте — в нашем квартале такой ни у кого нет.
Джо курила, прислонившись к машине, рядом с ней молодой бругг, одетый в белоснежную, ослепнуть можно, рубашку и светлые брюки, усиленно жестикулируя, рассказывал Джо что-то смешное. Они оба хохотали. Я вспомнила — я его раньше видела, заходил пару раз в магазин, покупал духи матери, той самой фро Йоссе...
В доме напротив затрепетали занавески, из лавки чуть дальше по улице вышел пузатый бакалейщик, покачал седой головой и ушел снова внутрь, захлопнув дверь.
Они ведь все смотрят, что они думают?
Чувствуют то же, что мы?
Ох, Джо...Взгляд Майкла скользнул мимо меня и уперся в деревянный столик, в прошлом году сосланный мамой Грёз на чердак.
— Майкл, даже не вздумай, — я была быстрее — схватила оставшийся после охоты на свиней булыжник и спрятала за спину.
— Отдай, — с нажимом произнес он. Глаза у него сделались черными и непроницаемыми, как горная смола, — Отдай по-хорошему.
Как было бы «по-плохому» я не узнала: из Майкла вдруг будто выкачали весь воздух, он сел обратно на стул, посмотрел рассеянно на свой рисунок и сломал карандаш.
— С меня хватит, я больше не могу — пора сваливать отсюда.
— А как же остальные? Университет? Симон? Джо... я?
— Скоро здесь все равно ничего не останется. Ты со мной? Сбежим, а, Лу, милая?
Рисунок Майкла идеально вписался в интерьер бутика «Мадам Грёз». На нем в странно-изломанной позе сидела обнаженная женщина с вытянутыми, непропорционально длинными конечностями. На двух ее шеях болтались головы, одна — похожа на меня, другая — очень детальная копия Джо.
До абстрактного искусства мне нет дела: повесив рисунок на стену, я надеялась, что увидев портрет, Джо... ну, не знаю, увидит его?
Но на следующий день, и днем позже, Джо заворачивала в бумагу покупки, улыбаясь клиенткам «а не хотите то, ой, вам точно понравится это», расхаживала по залу, раздавала визитки — в общем, делала все, как обычно, и не видела ничего.
Отчаяние
К середине лета бругги открыли второй фронт. Война на другом конце материка набирала обороты.
«Железные когти» забрали семью парикмахера, даже младших детей увезли, потом приехали в скобяную лавку, в кондитерскую, в шляпный салон... Симон повесил на стену подсобки календарь, где красными крестиками отмечал дни, когда «Пантера» каталась по городу.
Июль и правда скоро стал одним большим красным пятном.
Полки нашего магазина быстро пустели, кончались деньги, и Джо (не голодать же?) решила добавлять в духи свой Кабочар. Перестала ходить на чердак — не было времени: с утра в бутике, вечером нужно съездить по личным делам в центр Ардо. К ночи возвращалась и сразу спускалась в подвал. Училась там по книгам, записям мамы Грёз высекать из себя искры магии, но не слишком-то выходило — на ее простынях я начала замечать черные кляксы, на лице Джо и ладонях — следы въевшейся гари.
В тот понедельник Джо заболела, проспала полдня, а вечером вышла подготовить заказы на завтра. Стояла, словно сонная муха, шмыгала носом и завязывала бантики на подарочных упаковках.
— Лу, поможешь мне кое с чем? — вдруг спросила, не поднимая глаз.
Я кивнула — конечно... только попозже, а сейчас мне требовалась ее помощь...
Я не знаю, что меня дернуло, мне показалось... Я подумала, что, может, наступил тот самый момент, когда она слабая, бледная, хрупкая и прозрачная, словно льдинка, и они с Майклом перестанут упрямиться, смогут нормально
поговорить. Хотя бы просто поговорить — пару слов из себя выдавить.
Я решилась.
Взяла со стола карандаш, накарябала несколько слов на обрезке оберточной бумаге и подсунула его под ладонь Джо.
«Майкеиль хочит убижать из ардо».
Джо поморщилась. У джипси с грамотностью тоже «генетика» — как бы Майкл с Джо не пытались научить меня складывать буквы в слова, собирала я их все равно не правильно.
Джо тоже чиркнула чуть ниже:
«Он придурок? Город закр., на дорогах воен. патрули»
«Черес горы», написала я первое, что пришло в голову и почувствовала, как лицо заливает краска. Ну что я еще могла придумать? Она ведь обязательно попробует его уговорить. Я же знаю.
«Когда?», Джо оглянулась, будто проверяя, не подслушивают ли, хотя магазин был уже несколько часов закрыт.
«Сигодня. Сийчас»
— Принеси мой плащ, — резко сказала она, как будто тоже решилась...Вдруг зашлась в приступе кашля.
— При...неси пла...щщщ... пожа...луйста..., — наконец через силу выдавила она, вытирая выступившие слезы тыльной стороной ладони.
На ватных ногах я бросилась в подсобку, схватив плащ — зачем он, ей холодно? — побежала обратно в зал.
Она уже стояла у двери. В наступающих сумерках ее лицо казалось пепельно-серым. Вытерев губы, улыбнулась мне, и я увидела, как из левого уголка ее рта потекло что-то розовое, красное...
— Джо, — затараторила я, глядя как она засовывает в рукав плаща руку — Подожди, Джо... ты куда? Подожди-подожди, я сейчас за Симоном сбегаю... ты заболела, ты себя в зеркало видела? Нельзя же так. Ты еле дышишь... стой, я сбегаю!
— Потом. Я быстро — туда и обратно.
— Джо, да послушай, подожди, — закричала я во всю глотку, но она уже вышла на улицу, — Да послушай же хоть раз!
Нет, Джо не исправишь — она никого не слушает.
Страх
Думаю, я бы могла ее ударить. Пусть она выше на голову, могла бы как-то вырубить. Что-то сделать, чтоб остановить. Встряхнуть, на худой конец, дать пощечину, лишь бы у нее встали мозги на место. Объяснила бы потом, извинилась.
Но я испугалась, испугалась мою Джо. Наверное, никогда раньше не видела ее такой... чужой, будто бы ускользающей — схватишь, и она рассыплется в труху, словно высохший осенний лист.
Открыв дверь магазина настежь, я села на ступеньку крыльца. Уж полночь близилась, провыла вторая сирена, третья — через двадцать минут, а Джо все не возвращалась.
Куда ты, чокнутая, поехала?
Хоть до утра буду ждать — спать без нее не лягу, пообещала себе, кутаясь в кофту, которую когда-то носила мама Грёз. Считала секунды, сверяя свой внутренний ход по часам, думала сходить за Майклом, позвать Симона, объяснить ему — с Джо что-то странное, он же бывший врач, наверняка, поможет ей. Выпишет лекарство, и она поправится.
Уже поднялась и услышала тонкий всхлип. Скрип велосипедного колеса.
Джо... Джо? Джо!
Помню, в детстве, заметив первые признаки простуды, мама варила для меня свое «волшебное зелье». Добавляла мед и гусиный жир в кипящее молоко и следила, чтоб я выпила все содержимое кружки до капли.
«Настоящее колдовство — вот увидишь, сразу поправишься!».
Фу, гадость была жуткая. Блевотня подогретая.
От Джо, раскачивающейся передо мной, пахло чем-то смутно похожим — противным, приторно-сладким, и жар от нее шел как от того кипяченого молока.
Она села рядом на ступеньку, больше не кашляла, но с каждым вздохом из ее горла вырывался тоненький, будто писк мышки-полевки, звук.
Прикурив сигарету, вытащила из кармана три желтые карточки.
— Для Майкла, Симона... и тебе. Завтра пойдете на автобусную станцию, купите билеты до Дейта. По этим точно выпустят — они именные. Настоящие. Не потеряй, пожалуйста, если нет пропусков — разбираться не будут...
— Джо, а... ты?
Она пожала плечами:
— Я попозже, недели через две У меня еще одно дело сталось, потом тебе расскажу. К тому же, а вдруг мама вернется? Представь, мы свалим, в магазине никого, двери открыты, стекла выбиты... у нее инфаркт случится.
— Джо, я... — захотелось ее обнять, уложить в постель, напоить молоком и следить, чтоб она точно — все до последней капли выпила! Нет, никуда я не поеду, вот выздоровеет и рванем вместе, а Майкл пусть сам думает, оставаться или...
Темноту нашей улицы прорезал свет автомобильных фар.
Гул мотора «Пантеры» не спутаешь, не заставишь смолкнуть, заткнув свои уши, никуда от него не спрячешься и не убежишь.
— Вставай, Лу, ну не тупи, — Джо дернула меня за руку, — Внутрь! Запри дверь!
Совпадение?
Не уверена. То ли все давно было решено, то ли Джо, забрав для нас пропуска у сына фро Йоссе, что-то ускорила, но в ту ночь черная «Пантера» притормозила у дверей аптеки.
Согнувшись в три погибели под подоконником витрины, мы с Джо слышали, как на двери звякнул колокольчик и чужой человек заговорил:
— ...Симон Альмарик?
— Я, — ответил другой. Джо нахмурилась, у Майкла и его отца голоса похожи, но мы-то не спутаем!
Пауза. Шелест бумаг. Вдалеке заходилась лаем собака.
— Позови отца. Уйди с дороги, иначе хуже будет.
— Я вместо него поеду, — едва услышав ответ Майкла, Джо выпрямилась. Я, схватив ее за край плаща, потянула обратно, но она уже стучала по стеклу пальцами.
— Что ты делаешь? — зашептала я .
Чужой голос прикрикнул:
— Му-зель, спать иди. Не на что тут глазеть.
— Отпустите, — громко проговорила Джо, и я на минутку обрадовалась — может, ей стало лучше? Прикрыв одной рукой лицо от яркого света фонаря, она ладонью прижала к стеклу желтые карточки, — Завтра они уезжают. Вот, посмотрите. Только что получили разрешения.
— Оглохла, что ли? — спокойно, даже ласково, проговорил человек, — Иди спать, дурная, или третьей поедешь.
Поколебавшись секунду, Джо на шаг отступила, а потом резко метнулась на улицу.
Джо разозлилась, угрожала, требовала, удивлялась, просила.
«Не понимаете? Я же объясняю... пропуска... Так нельзя, что вы делаете? Отпустите его! Фердорри, да отпустите же!»
Джо кричала, ее перекрикивали. Внутри меня залаяли собаки, билось стекло, спорили голоса, а потом, словно хлопнул воздушный шарик в голове, раздался выстрел.
Ненависть
После выстрела Майкл не упал, из его тела не хлестала кровь, он не бился в агонии, не просил у нас с Джо прощения, не каялся, как принято у героев перед титрами драматических фильмов. Никаких киношных клише и глупостей.
До поворота проводив «Пантеру» взглядом, он спиной оперся о стену, взял у Джо сигарету, улыбнулся мне и, выдохнув в беззвездное ночное небо дым, сказал:
— Лу, да расслабься ты, пули же не настоящие.
— Не-не... настоящие?
— Конечно, а ты что, дурочка, поверила, что когтям доверят оружие? Они ж бестолковые. Во, может, будет синяк, — задрал рубашку — действительно, там ни следа, затем кивнул на другую сторону улицы, — Гляди-ка... свинья!
Она стояла в метрах пяти и не отрываясь смотрела единственным уцелевшим красным глазом в нашу сторону. Повела ушами, подняв пятачок — будто принюхиваясь, хрюкнула.
Как настоящая.
— Пойдем в подвал, — Джо взяла меня за руку и потянула за собой обратно в дом, — Надо кое-что доделать.
Я оглянулась на Майкла:
— Вы идите, я в порядке — тут подожду.
Джо тянула сильней. Я заупрямилась.
— Джо, как же Майкл?
— Лу, милая, все... Майкл умер.
Целое лето Джо готовила Кабочар. Собирала, настаивала.
А в ту ночь на краю осени, она спустилась в подвал и отдала его мне, чтоб я закончила.
Джо сказала:
«Завтра и в «Ночной страннице», в «Береге Сен Мерле», в «Кабаре» и в «Рождественском ужине», и в цветочном поле, и в джунглях и прериях, во всех городах — всюду, куда дотянусь, во всем, что им всем нравится, будет наш с тобой Кабочар.
Наши страхи, сомнения, наша ненависть.
Может, тогда они поймут, что мы чувствуем?
...что мы тоже что-то чувствуем?
Поможешь мне, Лу?
Я одна не смогу...»
— Что нужно сделать?
— Добавить еще один, последний, ингредиент. И готово.
Х
На чердаке мамы Грёз спрятано много волшебных вещи, в каждую из них вложен чей-то Кабочар.
— Что это? — спрашивает Джо, глядя, как Майкл возится с громоздкой штуковиной, пытаясь укрепить ее на длинной треноге. Мы сидим на чердаке, пружина на старой софе мамы Грёз больно впивается в мой зад, но Майкл сказал, нельзя двигаться, и я не шевелюсь — потерплю. Вроде он почти закончил.
Джо смотрит с опаской — больно черная коробка напоминает устройства бруггов, которыми они распознают, фиксируют в вещах Кабочары: прямоугольная, только посередине вместо прорези для руки круглое окошко.
— Фотокамера, — говорит Майкл и улыбается, — Делает мгновенные снимки.
— А зачем?
Он пожимает плечами:
— Память останется. Сфотографируемся?
Джо берет меня за руку.
— Если опять ты из нас каких-нибудь уродин кубических сделаешь — я тебя убью, клянусь.
— Ну, — Майкл нажимает на кнопку и быстро садится между нами, — Это же не рисунок, а фотография. Суровая реальность, понимаешь?
Я смотрю на мигающую красным лампочку и думаю: что там нас ждет в будущем, в той реальности, на той фотографии?
Вспышка!Джо затягивается, Майкл ойкает — в глаза ему попадает сигаретный дым, я моргаю.
Вспышка!Наверняка, для реальности вне чердака, мы как этот снимок камеры — как будто не «выйдем», не «получаемся».
Вспышка!Ну и ладно. Что в этом страшного?
— Я выбрала, Джо, выбрала последний ингредиент, — сказала я ей, но Джо уже не ответила — не мигая, смотрела сквозь меня светло-синими глазами-ледышками.
Почему, думаете, от «Железных когтей» никто не возвращается?
Джо еще повезло — от подобных Кабочар, черных, неправильных, злых, за несколько секунд сгорают до горстки пепла, а вот Джо продержалась целое лето. Но и лето когда-нибудь кончается... Все заканчивается...
Ну и ладно. Ничего ведь страшного?
Объятия мамы, смех Джо, голос Майкла, еще сотню других волшебных вещей — мою любовь, веру, надежду, нежность, все «наше лето» я вложу в свой Кабочар.
Кабочар, Дуэль 39 (Пиковая дама vs Германн) Masha Rendering
Список форумов · Внутренний город · Форумы Арт-пространства «Понедельник» · Литературные дуэли
