Revan583***
— Пора.
Молодой парень не старше двадцати пяти лет смотрел из зеркала на сидящего перед камином чародея. Каштановые волосы его были всё так же растрёпаны, как будто юный маг лишь несколько минут назад прошёл под ревущей струёй пламени последнего дракона. Закрывавший грудь ярко-жёлтый шарф излучал тёплое сияние, окружённый чистой чернотой пальто. И золотые глаза рыцаря-чародея так же светились — мягкой силой, добротой... и состраданием.
— Время пришло, Вальтер. Она нас ждёт.
Мужчина, на лице которого тонкие шрамы разрезали первые морщины, отрешённо вглядывался в зеркальную бездну. Коротко подстриженные волосы, что с возрастом не посеребрились, а наоборот — лишь чуть больше потемнели, пребывали в идеальном порядке, даже несмотря на поздний час. Чёрно-красный кафтан в полумраке походил на иссечённую, окровавленную шкуру. Холодное золото амулета на груди отражало пламя камина. И во взгляде жёлто-коричневых глаз волка тоже горел огонь — боли и гнева, гордости... и одиночества.
— Нет. Она ждёт тебя, — ровно произнёс чародей, покачивая бокал с ядом коньяка. Тёмные когти царапали нежный хрусталь, оставляя неровные раны, из которых никогда не польётся кровь. — У волков нет крыльев, чтобы подняться в небо. Нам — только охота, стёртые до костей лапы и кровь на зубах...
Они знали об этом — с самого начала. С той чёрной зимней ночи, когда молодой маг отправился на север, чтобы убить снежного виверна — и впустил в себя песнь, что сожгла страх в его сердце. С того бесконечно далёкого момента, когда волк отозвался на зов охотников, не деливших мир на чёрное и белое — и дал человеческой крови наполнить свою утробу, побежать по сухим венам.
Они смотрели — и видели. Отражение и тень, двойник и фантом, хищник и демон... с глазами, в которых горит закат и плавится золото. Им обоим, вместе прошедшим через Завесу и Тень, серебряные пески Хадлиба и Незримый Горизонт, северные леса и пожарища разорённых городов, так много нужно было сказать друг другу... так много... что в действительности говорить уже было нечего.
Осталось только повторить вопрос, заданный в начале пути:
— Скажи мне, что необходимо человеку, который желает править миром? — спросил Волк, глядя в глаза Ястребу.
— Готовность разрушать... — ответил рыцарь-чародей, соединившись взглядом с чёрным магом.
— ...себя самого...
— ...и мир вокруг себя.
ДжинириЕсть ночи для ненависти и ночи для любви. Ночи для охоты и ночи для покоя. Ночи, дающие смысл, и ночи, после которых больше не хочется ничего. И самые длинные ночи, когда всё переворачивается вверх дном, выворачивается наизнанку, терзает душу, заставляя задаваться вопросом о том, ради чего всё.
В такое время кровать оказывается мучительно жаркой, душной, не удобной и душащей. Не найдя сна, Шарлотта вылезла из-под одеяла и теперь перемещалась по комнате, подходя к окну, опускаясь в глубокое кресло, подходя к столу со связками сухих трав и снова направляясь к окну. Пытаясь избавиться от нахлынувших воспоминаний, наполненных криками любимых людей, она металась по комнате, словно дикая кошка, повторяющая круги по тесной клетке. Но, в отличии от запертой кошки, она могла открыть дверь...
***
Неравномерный стук тонких каблуков разносился в коридорах Красной Башни, то замедляясь и совершенно затихая, когда женщина останавливалась, то становясь частыми, когда она переходила на бег. Она кружила по коридорам, выбирая направление не глядя, слушая гудящую в груди безумную бурю, порождённую столкновением самого большого желания чародейки и самого большого её страха. Слившись в едино, они создали кривое зеркало, через призму которого Шарлотта теперь видела окружающую её действительность искаженной и причудливой. Заставляющую останавливаться и раздумывать, не стоит ли ей сейчас вернуться в комнату, и срываться на бег, быстрее приближаясь к цели.
Она сделала немало кругов по коридорам, прежде чем остановилась перед дверью покоев главы Третьей Школы. Дверь была в сантиметре от её носа. Шарлотта замерла, прислушиваясь к звукам и к собственным ощущениям. Спустя несколько минут она подняла руку, словно собиралась постучать в дверь. Ещё через несколько минут — развернулась к двери спиной, но не сделала ни шагу прочь.
Revan583— Ещё немного — и я могу подумать, что ты не хочешь убивать меня...
Дверь раскрылась бесшумно, едва потревожив остывающий воздух Башни. И вместе с ней – открылся чулан воспоминаний, отворённый ключом слов. Тех самых, что почти полвека назад произнесла Шарлотта, открыв дверь кабинета перед человеком с жёлто-карими глазами. Тех же слов, с которых почти век назад началось её обучение у пришедшего на север рыцаря-чародея.
Вальтер стоял за порогом – в чёрном и алом, как подобает истинному магистру Имперских Чародеев. Много лет назад другой чародей объяснил ведьме, что значат чёрный и золотой на гербе Седьмой Школы. Благородство и бесчестие, что идут рука об руку на поле битве. Слава и забвение, от которых не убережёт ничего. Символ героев… и клеймо убийц. Но рыцари-чародеи канули в прошлое – и новый Орден, выкованный Аскирэ в огнях войны со скотомантами и мятежными магами, шёл в будущее под чёрно-красным стягом. Тем, на котором сошлись воедино цвета Красной Башни и Чёрного Ковена – и который навсегда отделил имперских чародеев и от первых, и от вторых…
Один в полумраке комнаты, освещённой только огнём, горевшим за спиной мужчины – и светом, впущенным из коридора… Имперский Волк выжидающе смотрел на пришедшую к нему ведьму. В одной руке он держал бокал, по стенкам которого тянулись странные неровные царапины – точно от когтей. Напиток в руке Вальтера распространял вокруг себя странный, не принадлежащий этому месту аромат – смешение лаванды и медовых ноток… Лишь один сорт коньяка мог пахнуть так – тот, что когда-то рождался в подземельях Второй Школы под пристальным надзором старших магов. Когда-то… до тех пор, пока Железный Чародей не обрушил своды пещер на головы винокуров.
— Это последняя, — задумчиво заметил Вальтер, едва уловимым движением заставив жидкий топаз коньяка прильнуть к стенкам бокала. Открытая тёмная бутыль стояла на маленьком столике у кресла, развёрнутого к огню. – Больше нам ничего не осталось.
ДжинириВоспоминания. Они преследовали Шарлотту с момента, когда она ступила за порог башни. Во многом — это было связано с Волком. Во многом — с тем, кто ушел много лет назад в Башню, оставив её с малышкой Белкой. И ещё с той мелодией, которая жила в стенах башни и слышалась мятежнице за каждым поворотом. Мелодии, касающейся губ, настаивающей, чтобы её повторили...
— Откуда ты знаешь, что я пришла не за этим? — она всё ещё стояла спиной. Вся поза чародейки говорила о том, что она собирается уходить. Вот уже уходила, когда Вальтер открыл дверь. И не изменила своего намерения сделать этого...
Шарлотта мягко развернулась, приблизилась к волку, не останавливаясь, проскользнула в комнату, мягко забрав бокал с тонкими царапинами у него из рук. Дверной проём не был рассчитан на то, чтобы в него заходили двое. Ткань их одежды пела свою шероховатую песню, когда она протискивалась мимо мужчины. Его коснулся запах ведьмы, к которому примешивались нотки полыни и лаванды. Шарлотта не смотрела на него.
Девушка окинула комнату, в которой оказалась, одним коротким взглядом. Мятежница передвигалась так, словно была здесь много раз. Словно это была её комната. Не торопливо, она прошла к креслу у огня. Перед тем, как сесть, девушка стянула сапоги, избавляясь от успевших надоесть за день каблуков и движением ноги отодвинула их в сторону. Шарлотта устроилась в кресле, подобрав ноги, с излишним вниманием глядя на огонь в камине. Бокал с коньяком всё ещё был у неё у руке. Очень медленно, мастер Второй Школы поднесла напиток к лицу. Этот запах, что мучительно сдавил шею... в самом сердце того, что болело. Было мучительно чувствовать его так близко, в её руках, в бокале, согретом чужими ладонями. Шарлотта выдыхала его. Дышала им. Зажмурилась, взяла бокал двумя ладонями, и вновь с тем выражением, чудовищного, болезненного наслаждения, поднеся сосуд как можно ближе, прижавшись к нему носом, судорожно вдыхала запах дома так глубоко, как позволяли вдохнуть лёгкие перед тем, как разорваться.
Revan583Впустив ведьму внутрь, Вальтер отсёк лившийся на него свет. Паркет тихо скрипнул под ногами мужчины, когда он вернулся обратно к креслу. Чёрная кожа застонала, стоило чародею сложить руки на его спинке, над головой Шарлотты – и положить собственную на расчерченные алым рукава. Он прикрыл глаза, шумно вдохнул – и медленно выпустил воздух из лёгких, заставляя шевелиться волосы на макушки Шарлотты.
Зеркало над камином отражало чародея, нависшего над девушкой. Огонь в очаге набирал силу, но от его неровного движения тени на лице мужчины только становились глубже. Резче. Чётче. Повторяя каждый шрам и морщину они превращали кожу в потрескавшуюся, иссечённую мечами врагов личину – стальную маску, что носили когда-то воины для устрашения своих врагов. И самые свежие следы на ней оставила сама ведьма…
Пальцы Вальтера напряжённо сжались. Раны на его правой кисти до сих пор не зажили, багряные линии на коже казались причудливым узором. Колдовским знаком, наподобие тех, что вырезали на телах жертв демонопоклонники – печатью, сдерживающей призванного из-за Завесы демона. И тёмные капли крови, поползшие по руке, лишь усилили это сходство.
Чёрный волк посмотрел на Шарлотту из зеркала. А над ней зазвучал голос мужчины, назвавшегося Аскирэ:
— Откуда?.. Я столько лет учил тебя этому, что могу всё понять по одному вдоху.
Кровь… её запах следовал за Волком повсюду. Даже здесь – в Красной Башне, в собственных покоях имперского чародея, тонкий металлический привкус отравлял воздух. Хоть в логове зверя и некому было истекать кровью – кроме него самого. Неотвратимо, запах крови проник и в опьяняющий аромат потерянного дома...
Джинири Когда она выдыхала, воздух с характерным шумом отражался от стенок бокала. Желая надышаться давно потерянным домом, Шарлотта звучала так, словно пыталась отдышаться после многочасового бега, когда лёгкие свистят, отдавая воздух, а поглощают его жадными, неравномерными глотками. Волк наступал, девушка согнулась, свернулась в кресле, зажимала руками край бокала, пытаясь закрыть знакомый запах всем телом, спрятать его от нависнувшего преследователя. Чем больше волшебница скукоживалась в кожаном кресле, тем неразборчивее становились звуки, порождаемые её контактом с бокалом. Казалось, девушка то ли рычала, то ли плакала. Но ни одно, ни другое, ни сила, с которой она сжимала сосуд, не могли защитить его от пронизывающего запаха крови, делающего из ощущения дома ощущение катастрофы. Раздался хруст. Чародейка замерла и медленно выпрямилась, раздосадовано глядя на осколки и мокрый след коньяка, расплывающийся на белой рубашке и практически не заметный на тёмных брюках. Смешение запаха коньяка с запахом крови стал яснее, и она опять сыграла в этом роль.
Леди МакКемерон подняла голову и встретилась взглядом с тем, кто был в зеркале. Пламя камина неровно освещало их лица, делая тёмную маску из лица мужчины, отбрасывая яркие блики на бледную кожу женщины, полностью владея её цветовой палитрой, окрашивая в алый собранные в узел рыжие волосы. Демон со стальной маской вместо лица и огненный ифрит, расцвеченный цветами пламени, явили свои лица, сплавленные с обликом людей. Они уместно смотрелись вместе, существа, глядящие с другой стороны завесы.
— Тогда ты знаешь, чего я хочу, — произнесла женщина, сидящая в кресле. Оторвавшись от отражения, ведьма не спеша собирала осколки со своей одежды и складывала их на столик рядом. Сожаление сквозило в жестах. — У тебя есть ещё?
Revan583— Разве когда-то было иначе?..
Чернота за креслом занялась огнём. Приглушённо щёлкнула цепь — и мантия волка легла между креслом и камином. С тонким звоном из серванта выплыл другой бокал, а вместе с ним — плотно закрытая деревянная шкатулка. Окровавленной рукой Вальтер взял за горло с сосудом с остатками запахами дома. Последние капли коньяка перешли в хрусталь — слишком мало, недостаточно для одного глотка. Затем открылась шкатулка, воздух наполнился жарким пустынным ветром. Острые пряности окрасили стенки бокала рыжим... а сошедший следом красный сок — смыл их, оставив только прозрачные алые разводы.
— А ты?
Окровавленная тень обошла убежище ведьмы и затмила собой свет очага. Кресло задушено скрипнуло под рукой мужчины, когда он навис над Шарлоттой, опершись на подлокотник. Окроплённый бокал застыл перед лицом девушки, тяжёлые капли падали с державших его пальцев на белую рубашку, расцветая… Красное на белом — с этого начинается новая жизнь, слитая из двух. Кровь на снегу – с этого началась
их жизнь. Танец Волка и Ведьмы. Злая шутка судьбы. Страшная, извращённая пародия на то, что должно вести в будущее – а не сжигать в прах прошлое.
— Ты знаешь?
Волк прямо смотрел в лицо ведьмы, охотясь за взглядом зелёных глаз. Две жёлтые звезды горели в прорезях стальной маски плоти. А в чёрных безднах, пронзивших их сердцевины, пульсировала древняя жажда — и незатухающая боль.
Джинири Взгляд глаз цвета лесной чащи скользил по лицу мужчины, шее, плечам, минуя прямой контакт. Она собиралась ответить. Произнести вслух. Это было заметно по тому, как она набирала воздух, предназначенный для нужных и таких не простых слов, по тому, как судорожно она пыталась сделать пустой глоток, проглатывая ком, вставший в горле. Чем ближе был ответ, тем более раздраженной казалась ведьма.
— Ты действительно не вылезаешь из своего кафтана даже по ночам, находясь у себя? Ладно, кафтан… Ты снял мантию только сейчас. Спишь ты тоже при полном облачении? – ритмичный звон металлических цепочек. Ночная гостья сердито расстёгивала кафтан склонившегося над ней мужчины. — Не удивительно, что у тебя ничего не заживает, кровь вообще циркулирует? Ты бы ещё полный доспех надел. Как ты дышишь во всём этом ворохе? Отдай это мне! – поток недовольства оборвался. Покончив с застёжками, она выхватила бокал из рук мужчины, встретилась с ним взглядом и замолчала. Её ноздри яростно раздувались, казалось, ещё немного и раздастся скрип крепко сжатых зубов. Взгляд мятежницы, всё ещё пылающий, требовательный, в то же время был наполнен смятением… С примесью едва различимого чувства. Было бы слишком сказать, что в нём была надежда. Скорее надежда на надежду. Глядя в глаза волку, рысь успокаивалась. Свободная рука её легла на щёку мужчины, пальцы трепетно пробежались по грубым резцам, проскользнули за ухо, прикасаясь, но не царапая.
— Знаю наверняка, — теперь она звучала совсем тихо, почти не слышно по сравнению с недавней своей тирадой. — Что у тебя болит?
Revan583Веки медленно опускались, пока женские пальцы пересчитывали оставленные ими шрамы. Волк повёл головой, прильнул к мягкой ладони – и под обветренной, жёсткой кожей Шарлотте почудилась дрожь. Призрачным эхом она отразилась и в протяжном вздохе Вальтера. Одно нежное прикосновение сделало то, чего не смогли добиться самые жестокие удары – на секунду сбило дыхание Волка… А потом его горло издало приглушённое ворчание — не злое и не угрожающее. Так говорит зверь, лежащий в своём логове, согретый живым теплом.
— Всё, — выдохнул мужчина, открывая глаза.
Движением плеча он крепче прижал ладонь ведьмы к себе – и было что-то в этом движение от того болезненного наслаждения, с которым она сама ещё недавно льнула к колючей шкуре Волка. Освобождённая от бокала рука прикоснулась к локтю Шарлотты. Оставляя кровавый след на ткани – поднялась выше, принеся жар живой крови к щеке девушки. И прошла дальше — щекоча ухо ладонью, аккуратно пропуская рыжие волосы между пальцев…
— Что у тебя осталось? – спросил Волк, плавно притягивая Шарлотту к себе.
Джинири Бокал с таким ценным напитком был отправлен на стол, чтобы женщина имела возможность положить вторую ладонь на щёку, покрытую колючей шерстью, взять его лицо в свои ладони. Безымянные пальцы и мизинцы скрылись за ушами, средние и указательные – к вискам. Подалась вперед, следуя мягкому требованию мужчины, прислушалась к башне. Волчье дыхание, потрескивание камина, грубая мелодия, блуждающая по коридорам, была яснее в этой комнате. Душа была так близко, что можно было прикоснуться, качнув бедром. Смерть, Грибы, Лаванда…
Она молчала слишком долго для вопроса, ответом на который было её присутствие в логове волка. Шарлотта чувствовала пустоту в районе живота. Голодную бездну, которую пыталась заткнуть вином, людьми, идеями, армией магов, следующих её идеологии. Она могла складывать туда до бесконечности, но Пустота не обманывалась, подобно Шарлотте.
— Ты. У меня остался только ты.
Она едва прикасалась к его губам, словно боялась испугать. Волка, или мечущееся между ними… Большие пальцы разглаживали царапины на щеках, успокаивая.
— Никогда не предавай меня. Обещай, что никогда меня не предашь, — шепот, рождающийся между поцелуями.
Revan583— Пока горит пламя заката… я всегда буду рядом с тобой…
Движения солнца не остановить. Дни заканчиваются, умирают ночи, века и тысячелетия истончаются… и лишь небесный огонь остаётся неподвластен потоку времени. Пока есть горизонт – ничто не сдержит пустившееся за ним в погоню светило. Вместе они будут пылать закатом… вечно.
— …Шарлотта.Волк всегда произносил её имя именно так – растягивая на языке и наслаждаясь вкусом, мешая с басовитыми утробными нотами... В этих звуках крылось нечто большее, чем просто указание на человека. Это было обещание, с которым на севере начинается охота.
Их охота.Время жадных укусов и насилья клыков над плотью – прошло. Жажда не оставила Вальтера, но больше не было нужды впиваться зубами в губы в отчаянной попытке урвать глоток чужой жизни. Волки не знают жалости к чужакам и добыче, но отдают себя без остатка стае – охраняют, греют, ласкают… И теперь прикосновения мужчины дарили ведьме тепло. Обещали защиту. Одну руку он всё так же держал на её затылке, гладил рыжие волосы ластящейся рыси. Пальцы другой нащупали первую пуговицу рубашки. Расстегнули её. Перешли ко второй…
Джинири Стальной запах крови – вестник скорой потери. Приходящий за волком запах её тревоги, побуждающий прятать щенков, зарывая их в снег, выпускать когти, поднимать мосты. Нужно ли было ей сейчас защищать то, что у неё было? Руки спустились на плечи, обвили шею, обнимая, обещая в этот раз не отдать судьбе то, что по праву принадлежит Шарлотте.
Их губы танцевали. Из робкого, почти подросткового прикосновения вырастал танец отчаяния. Дрожь неотвратимой разлуки и яростного желания жизни. Каждый раз находя и предчувствуя потерю, Шарлотта кидалась в омут с головой, успеть быть вместе пока этого всего не станет.
Любовь – это не для них. "Я тебя люблю" - вот это не для них. Эта для чистых, наивных, ещё предполагающих, что у них в запасе вечность на признания. У Ведьмы с волком было для этого слишком мало времени. Они должны были делать всё и сразу, одновременно, иначе ничего нельзя было успеть. Спать друг с другом, есть, молчать, охотиться, ревновать, ссориться, мириться, воевать, путать следы, менять историю, колдовать, проклинать, очаровывать, искать звёзды – всё по ускоренной программе. "Любить" – это глагол. Какой смысл о нём говорить, если его нужно делать?
Ведьма медленно поднялась, встав на сидение кресла. Сделала шаг вперед, обвив ногой Вальтера, чуть выше бедер. Второй. Одной рукой обнимая плечи, потянула его за подборок, запрокидывая голову мужчины, снова ласково встречаясь губами…
Раньше она все ломала голову, почему эти большие города со зловещими, холодным и мрачными дворцами имеют такое множество потайных ходов и люков. Теперь она знала почему: эта неуемность, неутолимость желания, должно быть, существовала с начала истории человечества. Беседки, павильоны, лоджии, кукурузные лабиринты – все это разные условия одной и той же игры.
Это игра, о которой знает каждый. Но каждый делает вид, будто ее вовсе не существует. Разве что где-нибудь очень далеко, в очень безобидной форме, не по-настоящему.
Какое там "не по-настоящему"! Нет и не может быть у этого безобидной формы. Испытав один раз острый голод или острый страх, почувствовав огненный рокот в груди или холод в позвоночнике – ты уже ничего не сможешь изменить. Ты здесь и все роли - твои. Единственный способ остановиться – отказаться от пожара, умереть, существуя оставшиеся дни в сером оцепенении и деревянном теле. Но это тоже не для ведьмы и волка. Им – пылать. Вечно.
— Покажи мне комнату, — она могла попросить об этом, впервые оказавшись в гостях, будь их жизни "нормальными". Может быть, не таким неожиданно охрипшим голосом.
Revan583— Следуй за мной.
Такое простое приглашение – таким глубоким тоном…
Рука сошла на спину, легко поддерживая ведьму на весу. Другая – уже щекотала через ткань кожу под грудью, продолжая расправляться с пуговицами – одной за другой… Покончив с последней, пальцы скользнули под рубашку разливая по коже жар. Обняв, прижав ещё крепче к себе ту, что искал больше трёх дюжин лет, Вальтер понёс Шарлотту на руках.
Тёмное дерево и красный бархат – одинаково чёрные за границей света, разлитого камином. Строгие линии мебели, редкие украшения… и ни следа жизни на них. Задвинутые защёлки на комодах, пустые вазы, нетронутые салфетки на столе – за исключением небольшого островка у очага, гостиная апартаментов главы Третьей Школы казалось покинутой. Только от неплотно прикрытой двери ведущей на небольшой балкон едва уловимо тянуло прохладным воздухом.
Не отпуская губ Шарлотты, Вальтер движением ноги распахнул дверь, ведущую в другую комнату. Пахнуло железом и оружейным маслом… и электричеством. Небольшое помещение было оплетено таким количеством защитных чар, что их можно было почувствовать кожей – уловить тонкий привкус на языке. Каждый узор этого плетения нёс смерть… и все невидимые нити пошли дрожью от присутствия мужчины и девушки.
Правая рука чародея на секунду оторвалась от Шарлотты. Короткая вспышка жара – и нити плетений начинают тлеть, рассечённые одним точным ударом. Все – кроме туго скрученного двойного узла где-то внутри.
Джинири — Это ты меня так ждал? – улыбка, довольная собой, почти победная. Пальцы играли с волосами мужчины, пропуская короткие волосы между, взъешивая. Второй рукой она потянула за пуговицу на рубашке, провела когтем по нитям, удерживающим её на месте, короткий треск, пуговица с тихим звоном упала на пол. За ней зазвенела вторая и следующая... Ладонь легла на солнечное сплетение, где дожно жить солнце мужчины, рождая тепло, где ощущались сейчас тугие защитные узлы.
— Снимай всё до конца, — требовательный шепот над самым ухом. — Пожалуйста, — голос смягчился, она тёрлась носом о висок, дыхание дрожало. Удерживаясь ногами, ведьма избавилась от пропитанной коньяком, не приятно прилипающей к телу и ставшей бесполезной рубашки, которая отправилась вслед за пуговицами.
Revan583— Да. Разве мог я позволить чужакам проникнуть в наше логово, пока тебя нет?.. — прошептал Вальтер, целуя Шарлотту в нос.
Чародей перешагнул порог с ведьмой в своих руках. Тусклые отсветы, едва дотягивавшиеся до комнаты, превращали её в тёмную пещеру. Логово зверя, что десятилетиями шёл по следу Шарлотты — а теперь делил с ней объятия и живое тепло... Полускрытые мраком, грубые линии мебели образовывали изломанные стены и своды каменного грота. Через трещины занавесок пробивалась чистая чернильная синева ночного неба и редкие искры звёзд. Острый сталактит люстры нависал над ложем, ждущем в глубине пещеры...
Логово Волка — и обитель Железного Чародея. Он тоже был здесь: до ужаса знакомый доспех с накинутым поверх плащом замер почти у самой двери. Алые линии на воронён металле, казалось, испускали собственное угрожающе сияние. Спящий в ножнах меч выпирал из-под накидки, крупный гранат в его навершии тускло мерцал. Сколько крови впитали перчатки Железного Чародея, как много жизней забрал его клинок — Шарлотта никогда не знала наверняка. Но теперь... гибельный доспех стоял стражем у входа в *их логово*. И от этого внутри рождалось странное чувство...
Упала очередная пуговица, ладонь девушки легла на живот — там, где начинались тянущиеся вниз шрамы. Её накрыла рука Вальтера, прижала плотнее к горячей коже — давая почувствовать... Дыхание. Эхо ударов в груди. Пульсацию чар... идущую в такт сердцебиению... или... задающую ему ритм?..
— Во мне мало осталось от человека...
Честное предупреждение. Не предложение остановится, не попытка отговорить, просто — напоминание. Длинные пальцы, покрытые жёсткой шерстью и увенчанные когтями чуть сжали нежную ладонь ведьмы. Направили её — к средоточию невидимых нитей. Центру плетения, бьющегося в груди Волка...
Джинири Ветер бросал холодные капли в окно, выл, стучался, за стенами башни бесновалась непогода. Тем ценнее уют тёмной комнаты, где укрылись двое. Чем тревожнее на улице – тем нужнее иметь дом. Дом, которого по – настоящему давно не было у Шарлотты. И теперь, оказавшись в месте, где раз за разом останавливался самый давний её знакомый из живущих ныне, она почти чувствовала зависть к его возможности иметь пространство, где каждая вещь говорила бы, кому принадлежит комната. Тоска и нежность. Даже тоска и нежность её были отмечены огнём и ощущались остро, больно, мучительно сдавив сердце и заставляя всхлипнуть, когда прозвучали слова про "их логово".
— Можешь пока оставить, — разрешила Ведьма, прижимая ладонь к мужчине, где почувствовала узел, разглаживая испещренную шрамами кожу. Рубец на груди, шрам под рёбрами, следы от ожога под ключицей. Она не спеша стягивала с волка рубашку, исследуя знакомые отметины на груди, плечах, спине… Пальцы нащупали незнакомую полосу вдоль лопатки. Шарлотта прижалась, заглядывая через плечо мужчины. Рубец был ей незнаком и, похоже, появился не слишком давно.
— Это ещё откуда? Кого ты подпустил так близко? – голос, почти сердитый, с проскальзывающими напряженными нотками угрозы и… ревности?
Revan583Нехотя, Вальтер позволил на секунду оторвать свои руки от кожи ведьмы — только чтобы сбросить рубашку. Когда они вернулись, Шарлотта уже не чувствовала — ни жёсткой звериной шерсти, ни мучительно-нежного прикосновения острых когтей к спине...
Волк не оставлял шрамов на теле той, кого преследовал десятки лет. И его руки не искали следов долго погони. Они гладили, прижимали к себе... и в один короткий миг — дрожали. Как будто ночные объятия заставили Вальтера вспомнить о чём-то, и болезненный укол страха на секунду пробил все доспехи, которыми чародей защищал своё сердце. Но затем — Вальтер с новой силой притянул Шарлотту к себе, давая её рукам беспрепятственно изучать иссечённую шрамами спину. Уткнувшись в рыжие волосы, мужчина судорожно вдохнул запах севера.
"Никому..."
Лишь услышав вопрос, Вальтер вырвался из медной бездны. Протяжно вздохнув, он тяжело уронил одно-единственное слово:
— Сэнду.
Джинири Шарлотта гладила плечи и спину мужчины, раздумывая над его ответом. Слишком опасно продолжать. Слишком близко к тому, чтобы опять всё испортить. Она не хотела говорить с волком о Сэнду. Глядя в желто-карие глаза и столько раз начиная догадываться о их связи, она мучительно не хотела получить подтверждение. Дать ему забрать... Но ярость в ней всегда была сильнее осторожности.
Она прикоснулась губами к виску, пальцы шелестели волосами, скользя по коже к затылку, пропуская шерсть между... Сжались в кулак, дёрнули,резко запрокидывая голову мужчины, заставляя смотреть в глаза. Свободная рука тыльной стороной гладила щёку, спустилась к шее, нежно обняла её, чувствуя пульс, как будто собираясь начать душить.
— Слишком свежий для Сэнду, — ласковый голос с приправой из щепотки шипящей угрозы. — Не ври мне. Я знаю каждую полосу...
Рысь прервалась, глядя в глаза мужчине. Взгляд тёмных глаз бегал из стороны в сторону, меняя фокусировку. Ненадолго проявившаяся тревога хищника в контексте разговора была понята по-своему.
— Что тебя тревожит? — она отпустила волосы, пальцы снова нежно заскользили по шее и плечам...
Revan583— Последние удары учитель наносит руками своих учеников, — голос без намёка на страх или утайку. Болезненно-честный, безжалостный взгляд в глубокую зелень ведьминых глаз. Человек с глазами зверя никогда не боялся — говорить правду, какой бы она ни была. И не оскорблял своих воспитанников ударами вполсилы...
— Фейнриэль был талантливым учеником, — говорил Вальтер, не отводя взгляда. — Целеустремлённым. Проницательным. Он знал, что Искусство — это нечто большее, чем закоренелые догматы Тринадцати Школ и шаблонные схемы заклятий. Молодой Сокол всегда искал возможности в полной мере овладеть своим даром.
Истерично-громко треснуло полено в гаснущем очаге гостиной. Размытые тени двигались под дробный стук дождя, полумрак закручивался рядом с чародеем и ведьмой. Ластился к ним, точно огромный ручной зверь...
Жёлто-коричневые глаза горели золотом во тьме.
— Фейн смог овладеть самыми тонкими чарами по обе границы дозволенного Союзом, — рука мужчины поднялась по спине вдоль позвоночника. Пальцы медленно вошли в водопад рыжих волос, обхватили затылок. — Он шёл по пути, который указал ему наставник — и со временем стал Ведьмаком Чёрного Ковена. Одним из последних, кто успешно прошёл через ритуал Ашк'Энтер, связующий душу с Тенью...
Паркет приглушённо скрипнул под весом переплетённых тел. Не отпуская Шарлотты, Волк медленно шёл вглубь логова...
— В конце концов дорога привела Фейнриэля туда, откуда началось его путешествие, — продолжал чародей. — Мы встретились на руинах Седьмой Школы полтора года назад. И я дал Соколу выбор: следовать за мной — или проложить собственный путь, если ему хватит сил. Фейнриэль был талантливым учеником... — горько повторил человек с жёлто-коричневыми глазами. — ...но так и не смог превзойти своего учителя.
Кровать отозвалась протяжным стоном, когда Вальтер сел на её край. Притянув к себе голову ведьмы, Волк потёрся своим носом о ведьмин.
— Больше никого не осталось. Мы с тобой... последние ученики Ястреба.
Джинири Почувствовав опору под коленями, ведьма толкнула мужчину, опрокидывая его на спину. Раскат грома прозвучал звериным ворчанием, когда она нырнула следом, по-кошачьи прогибая поясницу. Губы скользили по груди, плечу, шее, обжигая дыханием. Слишком горячее даже для мага огня. Достаточное разве что для того, в ком рокочет огненный ифрит, стремящийся вырваться наружу, выплёскиваясь с воздухом. Или для того, кто слишком долго бежал по снегу, пытаясь удержать крупинки жизни, создавая тепло, и по привычке вырабатывает столько жара, чтобы выйти из вьюги.
— Больше никого не подпускай так близко.
Рыжие волосы накрыли волка волной, когда она поднялась достаточно, чтобы шептать на ухо. Щекотали лицо, когда она переместила лицо к другому уху, скользя губами по жесткой, царапающей щетине.
— Ты только мой! — прошептала женщина, проваливаясь в мучительную, болезненно-сладкую, непозволительную для них ласку, от которой она бежала столько лет.
Revan583Голодный оскал и алчный блеск глазах мужчины зажглись одновременно с отсветом небесного огня. Его руки вновь нашли горячее женское тело — и вслед за тяжёлыми, властными прикосновениями тянулись волны электричества. Будто призраки волчьих когтей царапали податливую плоть...
Я заберу всё, чем ты дорожишь — без остатка. Уничтожу то, что не покорится моей власти...
Стихия ярилась. Распаляясь от жара двух людей, укрывшихся во тьме спальни, небо лило на землю слепящие потоки огня и света. Но единственный огонь, в котором сейчас нуждались ведьма и Волк — горел внутри них. И одного лишь обжигающего дыхания было мало для тех, кто больше тридцати лет рвался через вьюгу к этому моменту...
...И когда в мире не будет ни единой вещи или человека, которого ты бы желала превыше меня...
—
Шарлотта... ты — моя.
Рычащий шёпот раздался у самого уха ведьмы, разрывая чёрный мрак ночи. Волк сдержал своё обещание.
Джинири***
Ведьма задыхалась. Лёгкие отказывались функционировать. Запах крови забил нос и вызывал рвотные позывы. Ноги давно потеряли связь с разумом и не ощущались. Она всё ещё бежала, перепрыгивая упавшие деревья. Ветви больно хлестали по лицу, мир слился в единую размазанную картину, как будто художник, писавший масляными красками не был удоволетворён работой и одним коротким движением тряпки смазал краски на свежем полотне. Преследователь наступал ей на пятки, она слышала его дыхание и прибавляла бег, хотя казалось, что бежать быстрее уже не в её силах. Но какие бы тропы она не выбирала, с какой бы скоростью не передвигалась, его дыхание неотвратимо рокотало прямо над её ухом...
Шарлотта очнулась от мучившего её в полудрёме кошмара. Сердце громко стучало в висках, а тело ныло, как от долгого бега. Рокочущее дыхание не исчезло с кошмаром, как и стальной запах крови, но теперь к нему примешивались другие... Любимый ею аромат лаванды теперь брал за горло, заставляя съёживаться в тревоге. События ночи медленно возвращались в сознание ведьмы. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к ощущениям, не решаясь открыть глаза. Гроза за окном сменилась протяжным, серым ливнем. Ровное дыхание хищника, лежавшего рядом, согревающего её своим телом, было похоже на дыхание спящего. То, что металось по башне и заставляло её бежать по коридорам сегодня вечером — притихло. Лотта приподняла голову, глаза медленно привыкали к темноте. Место, где они лежали, напоминало место борьбы в комнате Анатона. Сумбура добавляли порванные вещи, которые недавно были простынями и её брюками и пух от растерзанной подушки. На плечах и спине спящего мужчины виднелись свежие царапины. На её собственном теле встречались следы то ли поцелуев, то ли укусов, а на запястьях можно было различить следы стальной хватки, прижимающей...
Стараясь не дышать, чтобы не потревожить дремлющего зверя, женщина встала. Всегда заходящая в новое пространство как к себе домой, стоя нагая в комнате старого врага и её ночного спутника, в комнате, которую сегодня назвали "их логовом", она чувствовала себя неловко, оглядываясь и переминаясь с ноги на ногу, с сомнением поглядывая в сторону двери. Стоит ли ей уйти? Как она может остаться? Не могут же они просто начать делать то, что делают все, у кого есть вот это "наше логово"? В самом деле не выбирать же им занавески. Она не может надевать его рубашки и удивляться, как они странно на ней выглядят, длинные, почти как платья. Это всё — не может быть для них.
Шарлотта поймала себя на том, что с сомнением смотрит на рубашку белым пятном распластавшуюся на полу в темноте. Отметила, что ей совершенно не нравится люстра над кроватью, слишком массивная и удивительно, что она всё ещё на месте. Нужно исправить её в первую очередь. Тихие шаги в темноте, ведьма приблизилась к свечам на стенах, зажгла их прикосновением. Внезапное движение воздуха сбило пламя, уничтожив огонь, ведьма резко обернулась в сторону волка. Ровное дыхание зверя всё ещё разносилось по комнате, он оставался на месте. Со второй попытки свечи были зажжены, тускло освещая комнату дрожащим светом.
Её пальцы скользили по письменному столу, сундуку, стенам, пока она обходила комнату. Подобрала рубашку Волка, лишившуюся пуговиц, накинула её на себя, почти без раздражения отметив качество дорогой ткани. Задержалась у окна, глядя в серость холодного ливня. Продолжила движение, замерла перед тревожащим, ненавистным образом железного чародея. В слабом свете свечей он всё ещё был воплощением её потерь. Тонкие пальцы коснулись щеки шлема. Со второй стороны. С тихим звоном шлем отделился от доспеха. Что видел тот, кто носил его? О чём он думал? Была ли хоть нотка разума в этих смертях? Повинуясь пугающему её саму желанию, мятежница надела холодный, железный шлем...
Revan583Железный шлем туго обхватил голову ведьмы, стянул волосы и почти полностью перекрыл поток воздуха. Чёрное стекло, закрывавшее прорези, непроницаемой завесой отрезало слабый свет свечей. Продавленные за долгие годы тряпичные вставки почти не смягчали прикосновения металла. В нос ударил запах крови — вязкий, тяжёлый, будто Шарлотта уткнулась в только что разлитую алую лужу. Он почти заглушал горький аромат самого Волка, который невидимой удавкой стянул горло девушки.
Шлем душил — словно был злобной пародией на живое существо. Голодное, хищное... Шарлотта чувствовала, как тонкие иглы клыков колют её кожу, по капле вытягивая силы. И с каждой поглощённой крупицей шлем Железного Чародея оживал.
Чернота перед глазами медленно расцветала оттенками багрового. Проступали контуры предметов — болезненно-чёткие, до рези в глазах. Ведьма видела каждую мельчайшую деталь — каждую линию на стенке закрытого сундука, каждое волокно пера, лежащего на полу в дальнем углу... От тошнотворной рельефности картины было не скрыться — в какую бы сторону не пыталась Шарлотта отвести взгляд, багрово-чёрный мир не отпускал её. Пластины шлема, до того ограничивавшие обзор, словно растворились — и точно так же собственное зрение ведьмы растворялось в тёмном пламени, сквозь которое видел мир Волк...
Чёрная вьюга срывала шкуру со спины волка. Кости, плотно стянутые отмороженной кожей, вбирали в себя смертельный холод северной ночи. Острые, как ветки мёртвого дерева, лапы не оставляли следов на насте.
Впереди взревели. Гигантские крылья расправились где-то в пелене бурана, пронзительный вопль прокатился по пустоши, ломая ледяную корку. Он почти заглушил эхо того, что привело древнего хищника в сердце снежного ада. Песнь, родом из времён, когда волк бежал бок о бок с человеком. Удары барабанов, отзывающиеся на топот лап по промёрзшей земле. Зов...
Он лежал в колыбели из замёрзшей крови. Темноволосый парень, с разодранной грудью, в которой из последних сил билось горящее сердце. Волк подошёл к нему — последнему из живых. Заглянул в жёлтые глаза хищника, по воле случая доставшиеся человеку... и впился зубами в остывающую плоть.
Кровь обжигала горло, заполняла утробу. С каждым новым укусом грань между магом и откликнувшимся на его зов демоном становилась всё тоньше, всё зыбче... Впитавшее новые силы сердце ударило — громко, отчётливо, как боевой барабан племени. Оно рвалось — из груди, на части, вверх по горлу, не давая дышать. Выдавливая сквозь сжатые зубы чудовищный рык
Под его раскаты, из окровавленной утробы северной пустоши поднимался человек с глазами, в которых плавилось золото...
Рёв демона Севера оглушительным эхом метался внутри железного шлема. Рот наполнился металлической кровью рыцаря-чародея, едва не сгинувшего в ледяной пустыне.
Шлем не отпускал. Он продолжал душить, заливал глаза острым багрянцем, сжимал грудь, руки, не позволял упасть... Сквозь предсмертные крики снежного виверна, к Шарлотте с трудом прорвался почти человеческий голос:
— Дыши...
И она вдохнула...
...запах гари и пронзительного холода. Электричество в воздухе, отзывающееся дрожью в груди. Неправильно-большие руки сжимают тяжёлую рукоять горящего алым меча. Как острый язык гидры, он слизывает жизни солдат и волшебников, которым повезло оказаться достаточно близко. Тех, кому не повезло — пожирает адское пламя, рвёт на части колдовскими молниями и выворачивает наизнанку чёрными чарами. Изящные белокаменные стены последнего эльфийского бастиона — крошатся под ударами имперских магов. Хрустально-голубые шпили — рассыпаются бритвенно-острым ливнем осколков...
Вальтер Аскирэ — в центре вихря войны. И всё его существование — это боль.
Он чувствует её в старых шрамах, пересекающих кожу. Ощущает в разрывах плоти, которые сплавляет воедино жестокая магия. Агония выплёскивается наружу — кровью, ударами, волнами смерти, магическим огнём... Но никогда не заканчивается. В его груди — тугой узел боли и смерти, которым связаны воедино души и тело. Человек. Демон. Зверь. Он привык жить с этой болью, знает, как использовать её — как делить свою смерть с
другими...
Но сейчас грудь Железного Чародея пронзает насквозь и другая боль — незнакомая ему. Замерев на секунду, он видит, как падает на снег девушка с тёмными волосами и глазами хищной птицы — а вокруг её головы мерцает хрустальная пудра убийственного заклинания.
И пока Мирабель заваливается на спину, а тёмные пряди её волос — белеют, Вальтер читает по губам единственное слово:
— Отец...
— Продолжай дышать... слушай...
Гул сотен голосов, какофония торжественной музыки. Он никогда не любил этого — бессмысленной показухи, представления на потеху толпе...
Вальтер Аскирэ ковал свой Орден больше тридцати лет. Под своим флагом он собрал магов со всех концов империи — сплавил их в единое целое. И потому для них подготовленная имперским двором церемония была даже не формальностью — пошлым фарсом. Не имело значения, признавали это аристократы или нет — клинок Аскирэ уже был готов к бою. Оставалось только поднять руку для удара...
Он вышел на просторный балкон, нависавший над дворцовой площадью. Собранные для церемонии трибуны полнились дворянами, тут и там среди них скользили серые плащи "святых" ищеек и блестели золотые наряды лордов-инквизиторов. А в центре... ровные чёрно-алые ряды чародеев. Лучших из лучших. Его личной гвардии.
Что-то мучительно-сладко натянулось внутри Вальтера, смешавшись с тупой болью, не отпускавшей чародея даже сейчас. Это было так просто — отдать единственный приказ и увидеть, как кровавый хаос заполняет дворцовую площадь. Выплёскивается за стены королевского бастиона, прокатывается ревущей волной по улицам столицы, оставляя после себе пепел и прах...
Так просто... но его последним ударом станет нечто большее, чем бойня в имперской столице.
Вальтер нашёл глазами Мирабель. Ветер играл с выбеленными волосами девушки, но взгляд её был так же остр, как и при первой встрече с Волком. Железный Чародей едва заметно кивнул своей ученице, стоявшей во главе рядов Ордена.
И поднял сжатую в кулак руку.
— Что нужно человеку, который желает править миром?..
Холодный пот насквозь пропитал рубашку чародея. Кожа ног неприятно липла к стылому паркету, мышцы сводило... А Вальтер держал её. Крепко обхватив руками, прижав к себе, он грел ведьму и укрывал её от тянувшегося по полу сквозняка.
— Понравилось? Быть мной...
Горький вопрос, ответ на который уже известен. Левая рука плотнее обхватила грудь, прогоняя холод, пока правая стягивала железный шлем с головы ведьмы.
Джинири Освободившись от шлема Шарлотта пыталась что-то вскрикнуть, но вместо этого лишь жадно хватала ртом воздух. Её трясло. Тело волка было горячим, но разве может что-то согреть, когда холод живёт внутри, в позвоночнике? Рождается там, когда она яростно бросается в сражение. А она всегда встречала боль яростью. Лишенная воздуха и загнанная в угол, мятежница не раздумывая кидалась в атаку.
Ведьма взвилась, в попытке вырваться, ударная волна зародилась в теле, но лишь слегка встряхнула саму девушку, истощенную голодом доспеха. Ей всё ещё не хватало воздуха, теперь ей казалось, что причина этому — руки мужчины, сжимающие её. Перед глазами стояла падающая девочка.... Её девочка!
— Не прикасайся ко мне! — вдохнула она, с рычанием выхватывая шлем и со всех оставшихся сил запуская его в доспехи. С грохотом части доспеха посыпались на пол. Белка падала вновь и вновь в глазах названной матери. Шарлотта слышала её крик, как когда-то, когда колдовала над гладью воды, пытаясь увидеть воспитанницу и успокоить ноющее сердце. Нужные травы, полная луна, кровь на воде... Волк учил Мирабель использовать боль. Девушка кричала стиснув зубы от боли. Её мучение в десятикратном объёме терзало скрюченную фигурку ведьмы у края воды, катающуюся по холодной земле. Слишком свежие воспоминания, с прежней силой всколыхнувшиеся образом падающей девушки. Её свободолюбивая Белка потерявшая в цвете, в
том месте, в рядах его армии...
— Ты взял то, что хотел, чего тебе ещё нужно!? Теперь ты от меня отстанешь? Найди себе кого-нибудь другого! — ведьма извивалась в объятиях Волка, слабея, но всё ещё пытаясь его пнуть.
Revan583— Нет.
Не обращая внимания на лязг обрушившегося доспеха, Вальтер продолжал держать Шарлотту в своих руках. Спокойно принимая слабые, проходящие вскользь удары пяток, прижимал её к своей груди, разливая тепло по спине.
— Ты сама сказала это: у меня никого нет — кроме тебя, — спокойное признание обожгло ухо девушки. — И я обещал: пока горит закат — быть рядом с тобой. Я никуда не уйду,
Шарлотта...Одна рука ушла под ноги, подхватила ведьму. Вставая на ноги, Вальтер осторожно поднял Шарлотту и понёс её через комнату. Неприметная, сливавшаяся с деревянными панелями дверь открылась, пропуская внутрь небольшой ванной комнаты.
— И боюсь, даже леди Смерть не поможет тебе избавиться от меня, — со странной усмешкой добавил Волк, посмотрев в глаза Шарлотте.
Волшебные лампы на стенах с шумом вспыхнули. Скрипнули вентили, ожили вплетённые в металл чары — и из крана в просторную ванну с шипением полилась парящая вода. Пушистые клубы медленно заполняли помещение, согревая воздух.
Джинири Ведьма ещё извивалась какое-то время. Но уже так, чтобы наверняка не вырваться. Слушая обещания на руках Вальтера рысь притихла, свернулась в комочек на груди у мага. Прикрыла глаза, прислушиваясь к ударам сердца. Голос звучит по-особенному, когда слышишь его, приложив ухо к груди. Приложив ухо к груди зверя можно расслышать рычание, из которого рождается человеческая речь. Когда волк произносит её имя — мешая его с утробным рычанием и нотками, древними, как голод —
Его речь больше похожа на настоящую, чем в любой другой момент. Он сам похож на себя настоящего с ней, в лесу, а не на дворцовом балконе, явившемся ей в ведении. Тот, кого она встречала в безымянном лесу. Тот, кого чувствовала, прикасаясь к узлу в груди...
— Смерть — не леди. Ей не по душе ваши дворцовые пышности. Она предпочитает босой по снегу... или он...
Уставший голос притихшей рыси почти мурлыкал.
— Доспехи уберем из спальни. Они мне не нравятся. И никаких штор, я хочу весь свет... Подожди, у тебя в комнате есть ванная? Что ты делал в купальнях, извращенец?
Ладонь легла на грудь. Двойной узел. Ещё не всё.
— Покажись мне. Давай развяжем... — тихо попросила она.
Revan583— У неё столько же масок, сколько ещё осталось живых, — повёл плечами мужчина, присаживаясь на край ванной. —
Он — лишь одна из них.
Склонившись над свернувшейся у него на руках Рысью, Волк потёрся о её щеку своей. Прикоснулся губами — ко лбу, носу уголку губ...
— Хорошо. Я подарю его тебе — весь свет, — пообещал Вальтер, мягко приложившись своим лбом к ведьминому. Следующий вопрос Шарлотты вызвал у мужчины утробный смешок: — Уже забыла? Пожалуй, стоит тебе напомнить...
Но затем ладонь девушки легла ему на грудь. Отзываясь на просьбу, её накрыла рука Вальтера — чуть подвинула, остановив указательный палец напротив центра плетения.
— Его — только рубить, — выдохнул Волк, смотря в зелёные глаза Рыси. — Ты знаешь, что делать.
ДжинириВесь свет...Губы Шарлотты медленно растянулись в сладостной, ликующей, голодной улыбке, взглянула на волка исподлобья. Наслаждение, с которым голодный хищник предвкушает трапезу. Уже заполучив добычу, за секунду до того, как вонзить клыки. Её глаза смеялись. Ей не требовалось переспрашивать, чтобы быть уверенной, в том обещании, которое она услышала. А обещания Вальтер держал как никто другой...
— Мой император, — отозвалась она, делая тонкую, короткую царапину на груди мужчины и пожимая плечами, как будто извиняясь. — Для начала.
Болезненное, мучительное удовольствие отразилось на лице когда она сковырнула едва начавшую заживать кожу на губе. Ведьма не залечивала её магией, позволяя телу жить своим ритмом.
За последние два дня магия крови связала ведьму и волка. Трижды. Их судьбы были переплетены задолго до того, как Вальтер получил это своё лицо. Задолго до того, как Шарлотта открыла дверь Школы, позволяя чужаку скрыться от непогоды, подобной сегодняшней, но связь крови, усиленная древним ритуалом смешения и изяществом южного ветра, вступила а права только теперь. Не могло быть иначе. И теперь не было способа точнее добраться до сгустка, чем проникновение жидкого огня бегущего по венам Шарлотты в плоть волка. Она прикоснулась орошенным пальцем к царапине. Замешкалась перед тем, как издать первый звук. Но это уже был не её выбор.
Я кривой иглою шкуры штопала,
Солнце над озером
Плавало в тумане свежей кровью
Среди синего молока.
Плачут волки за далекой сопкою...
Древний, грубый, примитивный ритм нес огненную суть Шарлотты к двойному узлу в груди, недостаточно, чтобы разорвать, но достаточно, чтобы ослабить, размягчить... позвать...
Он колдун, он ведун, он шаман, он проклят
Сам собою в трех мирах.
Под его ногой танцуют камни,
Или бубен у меня в груди?
Скоро снег, скоро лед, скоро на охоту
За оленем о семи рогах.
Из косы семь прядей, дева, дай мне —
Ой, режь, да не гляди...
Песня не похожая на те, что обычно использует Шарлотта. В ней — шаманский бубен и ритм отбиваемый лапами во время первой, древнейшей охоты.
Эта музыка из её детства была здесь, когда мятежница переступила порог Башни. Её напевала мать её матери заваривая чай с ягелем в те редкие их встречи, воспоминание о которых давали чувство причастности к магическому миру девочке, чьи родители не имели отношения к колдовству.
Девочке ужасно хотелось быть похожей на неё... Оленьи шкуры, сладости с привкусом горечи, древние руны, танцы у огня... Но даже их танцы были максимально различны, как различны движения совы и рыси. Маленькая Шарли всегда немного торопилась, пытаясь отбивать нужный ритм на шаманском бубне и ёрзала на шкурах, разгоняя дым благовоний, не в силах дослушать до конца легенду о начале мира.
Ей не досталось ни терпения Шаманки, ни её безусловного принятия мира, ни лёгкого отношения к жизни. Только голос. У Шарлотты был голос матери её рода звучащий сквозь века.
Только вспомнить имя бы его запретное —
Станет вновь шаман собой,
Меж семи рогов имя то запрятано —
Станет вновь передо мной,
Словно лист перед травой!
Достаточно. Осталось последнее. То, что она собирала по звукам за время своей охоты на волка, искала в легендах, библиотеках и шепоте, вырывала у огненных духов, требовала у северных демонов, пойманных за хвост, узнавала, читая ожоги от стеблей крапивы на теле.
— Сэнду Рэ'Венант Туаиримо Энн Ротто Ан Куадо Эн Улв Аль-Тайери Вальтер Аскирэ Кор’Дарай Ноиттаррра Кьярлигхэт, — на одном выдохе, она сливала воедино имена, которые он носил, которые оставались в нём даже после исчезновения того, кто владел только одним из них. Он звала его, растревоженного звуками первой охоты, ритмом возвращения к своей сути. Полного, истинного...
Revan583Алая трещина жадно вобрала в себя ведьмину кровь. Качнулись огни на стенах, отзываясь на прикосновение обжигающего ветра, в котором смешалась острая пряность южных песков — и пронзительная свежесть занесённых снегом лесов. Этот ветер отодвинул человека с жёлто-коричневыми глазами волка, как дыхание моря — парус просыпающегося корабля. Ведьма чувствовала — почти видела — как её жидкое пламя растекается под кожей, покрытой чёрной шерстью.
Что-то странное происходило со зрением под звуки старой песни. Так глаза постепенно привыкают к тёмной комнате, отвернувшись от полуденного солнца — и чёрные силуэты монстров вырастают из непроглядного мрака, чтобы затем медленно рассыпаться грудами одежды, безобидных предметов... Так они смотрят на масляную картину безумного художника: жадно вбирая горячие, сочные цвета, пьянея и лишь затем — различая фигуру человека в багряном водовороте красок.
Во мне мало осталось от человека...
Осталось ли? Было ли? Хоть когда-то — было?..
Жил ли на свете мальчик с глазами цвета спелого мёда? Рыцарь-чародей, что отправился на север исполнить свой долг защитника — а нашёл судьбу, высеченную на могильной плите его имени?..
Но ведь чей-то зов привёл в этот мир Волка...Ступал ли по пустыне человек с мёртвой улыбкой? Танцевал ли он среди барханов вместе с Нежным Призраком в свете заката? Или всё это — было последним сном пробуждающегося демона?..
Но ведь в серебряных песках Хадлиба сны — живут...Шёл ли по следу мятежной ведьмы жестокий чародей с маской вместо лица? Тот, кто не оставил на её теле ни одно шрама — и чей пустой доспех она так легко сломала этим утром? Не был ли он чудовищем из ночного кошмара, который бесследно исчезает с первыми лучами рассвета?..
Но ведь она чувствовала — биение сердца, горячее дыхание на своей шее...У Смерти столько же масок, сколько ещё осталось живых. Он — лишь одна из них. Я...
Нет.
Он никогда не был простой маской.
Он —...Шарлотта видела. Видела сына Седьмой Школы, чьи глаза светились тёплым огнём. Рыцарь-чародей стоял перед ней, укрытый золотом и тьмой. То ли доспехами, то ли просто — неизменным пальто и шарфом... Сэнду улыбался своей ученице — так, как мог улыбаться только он. Но теперь в изгибе знакомой улыбки жила ещё и терпкая грусть человека, который так и не вернулся из Красной Башни. Не вышел сам — и не смог вывести...
Ведьма видела — отца Мирабель, что дал жизнь новому Ордену. Сурового наставника с лицом и телом древнего божества. Иссечённого, покрытого трещинами и сколами шрамов каменного идола, который вышел из мрака забытого древними храма. Вышел, чтобы обрушить свой гнев на тех, кто причинил вред его миру — тех, кто отринул его...
Но лучше всего она видела — духа, прорвавшего завесу между явью и её тенью. Под шкурой ночного неба волнами перекатывались тугие волны мускулов. Гигантского волка не смогла бы вместить в себя ни крошечная ванная — ни даже вся Красная Башня. И всё же, каким-то непостижимым образом — демон стоял прямо перед Шарлоттой. Видимый целиком, во всей своей чудовищной красоте. Длинные, почти человеческие лапы продавливали в зачарованном камне глубокие следы, когти царапали податливую плоть Башни. Семь солнц горело на чёрной морде — семь глаз, в которых умирал день и таяло золото. Из пасти, через снежные пики клыков рвались в воздух алые огни падающих звёзд. Огромную голову венчала корона из полумесяцев расколотых лун. А широко расправленные крылья хищной птицы нависали, подобно сводам тёмного собора...
С пронзительным звоном оборвалась последняя цепь, сдерживавшая заключённую в смертном теле суть. Рука человека поднялась, чёрные когти демона — протянулись к ведьме. И вновь, как десятки лет назад, прозвучал вопрос, ответ на который уже известен:
— Ты пойдёшь за мной?
Джинири Образы сменялись один за одним в глазах ведьмы, она тщетно пыталась объединить их в одно неразрывное видение. Шарлотта всё ещё была на руках у мужчины. В колыбели вселенной из лап монстра. Она прищурилась пытаясь поймать взгляд семи ок, склонившихся над ней, устремленных на неё. Ещё никогда смотреть в глаза волку не было так сложно, для начала нужно было выбрать наиболее подходящую пару зрачков... Ведьма считала луны венчающие морду зверя. Ведьме казалось, что они знакомы давно и именно таким она встречала его всякий раз. Будто старый знакомый лишь снял пальто, от того казался чуть непривычным. Ведьма довольно подтягивалась, растянувшись в жестокой волчьей шерсти под лунами, во вселенной, где звёзды и над головой и под ногами. И дело тут было не в светлячках. В искрах возникающих от их соприкосновения. Так рождаются звёзды. Ведьма бы не решилась сказать сколько времени прошло, минута или неделя.
— Нет. Но ты можешь идти за мной, — повторила она ответ, прозвучавший однажды.
Ведьма встала, то ли на пол, то ли в лапах зверя, поднялась на цыпочки прикоснулась губами к холодному, мокрому носу, не уворачиваясь от приближающейся лапы.
Она знала, им всё ещё рано учиться говорить: "Пойдёшь ли ты рядом со мной?"
Bad Times at the Red Tower, Очередная инкарнация мафии
Список форумов · Окрестности · Город в междумирье
