(...) Я давно, ещё в юности, заметил, что при написании, например, стихов разум используется как-то иначе, нежели при выполнении школьного домашнего задания. Когда делаешь уроки, разум отвечает за каждый штрих шариковой ручки, а во время складывания рифмованных строчек даже непонятно – участник он процесса или просто за процессом наблюдатель. Ключевые строчки и даже ключевые строфы не создаются разумом, то есть, не проходят осознанный логический цикл. Они как бы произносятся кем-то внутри, а разум с удивлением — «эвон как я сказал!» — за этим «кем-то» записывает. Ну, ещё критикует децл: дескать, что-то тут вяло как-то, скажи ещё чего-нибудь.
Я в жизни не готовился ни к одному выступлению, касающемуся моих разработок. То есть я, конечно, делал слайды, когда надо, временами подготавливал брошюру с анонсом, но никогда не писал и не заучивал текст. Как максимум, я придумывал несколько первых фраз. И каждый раз выступление шло как по маслу. Я знал тему в целом, но не знал ничего из того, что я скажу по мере её раскрытия. Оно всё появлялось прямо в процессе. Я узнавал следующую фразу, которую надо сказать, только когда заканчивал предыдущую. По сути, я был практически таким же зрителем собственных выступлений, как и аудитория.
Мне довелось опробовать не только выступления по темам собственных разработок и стихо/текстосложение, — я успел поиграть в театре (небезуспешно), на гитаре и фортепьяно (не ахтец как), порисовать (убого), пофотографировать (весьма неплохо) и даже полепить из пластики (так себе). Ну и моя работа, — программирование, — тоже имеет нехилый творческий элемент.
Что бы вы думали? Этот таинственный внутренний голос подсказывает везде. И всё время ровно так: в виде уже готовых ответов. Более того, в рамках сей развлекательной творческой деятельности я перевидал изрядное количество поэтов, музыкантов, фотографов и так далее (да простят меня актёры). Так вот, многие из них отмечали то же самое: «не знаю, как у меня вышло, будто бы кто-то изнутри подсказал, поэтому объяснить не могу».
Это большая проблема, — объяснить, — когда не понимаешь, как этот незримый подсказчик движется к своей цели. Не скажешь же вопрошающему: «надо спросить у подсознания». Оно у вопрошающего молчит. Точнее, не молчит, а говорит не о том. Как будто бы у разных людей подсознание «отъедает» разную часть мозга. У одних оно умеет говорить только о сексе и всяких там страхах, а у других время от времени заговаривает о чём-то таком, что и сознанию-то не совсем под силу. У первых оно создаёт только настроение и невнятно озвучивает примитивные желания, а у вторых оно само проводит весь необходимый анализ и вдобавок предоставляет результаты в виде хорошо сформулированного ответа. Отлично сформулированного — ты только запиши. И эти, последние, пользуются невиданной халявой: ведь им не приходится мучительно думать. Они думают, конечно, но явно несоизмеримо выдаваемому результату. Там, где человек ограниченного подсознания будет обливаться по́том от натуги, выдавливать из себя по капле каждую следующую букву и скатываться каждый вечер в пучину всеобъемлющего интеллектуального истощения, талантливый, чьё подсознание работает за него, будет просто писать под диктовку и тратить свои интеллектуальные усилия лишь на небольшую дошлифовку результата.
Каково оно без подсказок, талантливый узнаёт лишь время от времени, когда по неясной причине подсознательный помощник удаляется в отпуск. И вот тогда ужас мироздания предстаёт во всей красе. Каждая буква действительно требует раздумий. Даже небольшой поворот от предполагаемого маршрута вводит в ступор. «А как дальше-то?» «Как вообще про это сказать?» «И с чего я вдруг отупел?»
Там, где все писали сочинения, талантливый писал диктант. И что это все так парились, становится понятно, когда вдруг прекращают диктовать. Когда вдруг выясняется, что предыдущие разы ты был таким же читателем, как вся твоя аудитория. Только ты читал того, кто проживает вместе с тобой в одной черепной коробке, и записывал за ним.
Сколь бы напряжённо ни работало подсознание, разуму не передаются сообщения о его усталости, как не передаются человеку физические ощущения другого человека. Догадаться о чужой усталости можно, но нельзя её ощутить. Иное дело — впахивать самому: тут усталость интеллекта чувствуется не хуже, чем усталость мышц.
Удивительное дело: в твоей голове кто-то работает за тебя. Ты устаёшь только от записи надиктованного, а сочинение этого — не твоя забота. Всё равно как если бы мышечная усталость в спортзале не ощущалась: ты бы стал качком без напряга. То есть, с напрягом, но не ощущаемым. Надо было бы себя контролировать, чтобы случайно не надорваться, но не надо было бы себя перебарывать. Не надо было давиться молочной кислотой. Не было бы чувства «лучше бы я вчера умер». Поход в спортзал стал бы равноценен походу на вечеринку. И я не знаю, быть может, успешные спортсмены именно потому и успешны: они не так ощущают мышечную усталость, как остальные. Им не надо так сильно бороться с собой.
Если не надо перебарывать, если нет отрицательных эмоций, нет усталости, нет даже осознаваемого напряжения, то тренироваться и работать будешь в разы больше других. И прогресс пойдёт гораздо быстрее. Ведь осознаёшь ты или нет, а мышца́ качается. И творческий навык нарабатывается. Это видно сразу: внутренний подсказчик подсказывает всё лучше и лучше. И при этом на халяву! Страдает кто-то другой, не ты, но лавры зато все твои. Упорно тренируется другой, но его результаты для всех выглядят твоими. Мечта.
Ни у кого не повернётся язык, сказать, что раз ты не напрягался и не уставал, то и делал не ты. Хотя по сути подсознание, расширенное до степени полноценной и, быть может, даже более развитой личности, не есть заслуга разума. По крайней мере, не в полной мере заслуга. Оно сродни наследству, которое, конечно, юридически твоё, но фактически — чужое. Наработанное не тобой. Многие им козыряют, но на это большинство смотрит косо. Ровно так же косо должны были бы смотреть на талантливого, козыряющего своим талантом. Талант — не его. Не в полной мере его. Сам талантливый — это, по сути, подмастерье своего таланта. Незаменяемый подмастерье. Переводчик с языка, который знает только он, но не творец текстов на этом языке. Рядом с его рассудком заточена личность, которая далеко не тождественна ему, — отсюда, собственно, и вытекают крайне талантливые, человеколюбивые книги, написанные очевидными подлецами. Тут нет противоречия: эти книги писали как бы не они. Они как бы записывали.
Они снимали крайне убедительные фильмы про ту жизнь, которую сами никогда не вели. Они восхваляли те идеалы, которые им чужды, но восхваляли так искренне, что невозможно было бы усомниться: автор верит в эти идеалы. Но человек-автор в них зачастую не верил. Поэтому у прозорливых складывалось ощущение, что хорошо натренированный мерзавец сможет убедительно проповедовать Разумное, Доброе, Вечное в обмен на хорошую зарплату. Однако это невозможно. Невозможно так же искренне писать о прямо противоречащим твоим взглядам, как об этим взглядам соответствующем. Фальшь всё равно будет чувствоваться. Но она не чувствовалось. Потому что писал не разум этих людей, а их запертый в черепной коробке сожитель. Он этим идеалам верил. И ради денег и славы приходилось за ним записывать, даже если было противно.
Но в ином случае результат оказался бы таким, какой он стал после перестройки: фильмы, которые невозможно смотреть, книги, которые невозможно читать. Получив возможность отринуть содержание, диктуемое незримым помощником, пришлось отринуть и ту форму, которую он обеспечивал. Ибо первое и второе у него, как у настоящего творца, шло строго в комплекте. В неразрывном.
Полноценный талант — это масштабное раздвоение психики. Это бессознательное, которое тоже умеет аналитически мыслить. «Ид», вышедший далеко за пределы инстинктов и обогнавший сознательную часть того мозга, где он проживает, отрезанный от всего внешнего мира и контактирующий с тем сознанием, чьим пленником он является. И для реализации «таланта» от «хозяина» требуется всего-то позволить «пленнику» заговорить, а механически воспроизвести сказанное. Хороший, правильный «хозяин», конечно, добавит и от себя тоже. Даже, не исключено, поспособствует — сгладив шероховатости и дедуктивно заполнив пробелы. Но насколько он вправе приписывать результат себе?
Изложенную гипотезу, конечно, на данный момент вряд ли возможно проверить (хотя я бы не отказался от ряда занимательных экспериментов, которые даже в первом приближении знаю как поставить). Она, эта гипотеза вводится лишь как объяснение некоторому набору наблюдаемых закономерностей. Можете считать, что и её мне надиктовал незримый подсказчик, прямо во время одного из бесед с приятелем на тему творчества. Действительно, когда мне был задан вопрос про нюансы творческой деятельности, я за секунду до этого вопроса ещё не знал этой гипотезы. Она всплыла за какие-то доли секунды — даже вопрос не успел до конца прозвучать. Я излагал её в ответ, ещё не зная её до конца. Я мог это сделать, поскольку подсказчик диктовал мне то, что следует говорить дальше. Само собой, этих долей секунды на тщательный анализ никак не могло хватить. Просто я вдруг неожиданно узнал ответ. Его кто-то сказал в моей голове. По-видимому, решил всё-таки раскрыться.
Взято с:
http://lex-kravetski.livejournal.com/370983.html