В этих отрывках нас два героя,
Незнакомых между собой.
Но общее что-то такое
Есть между ним и мной.
И — простите, читатель, заранее:
Когда мы встречаемся в песий час,
Всё кажется — для компании
Третьего не хватает — вас.
(В. Ходасевич)
Прошёл путь вместе с героями.
Рад случаю, что встретил их. Пролёт большой.
Рассказ о Марии Тотеннрайх /перевел как Мария из мертвого царства/– понравился. Очень. Поэтому было трудно подобрать интонацию. А ведь это главное – найти интонацию, прежде чем начнешь что-то писать. Хотелось глаголы суше, да прилагательные сдержаннее, но… прорывалось.
Кстати – об интонации. Очень подкупила музыкальность стиля. Слог звучал мелодичным сопровождением к эпизодам. Тональность различна в зависимости от содержания. Не знаю, интуитивно или намерено «озвучен» слог, но это сильно. В комментариях встречал «автор к концу стал писать проще». Нет. Это переливы.
А главное, стиль живой, характерный – с оригинальными, точными метафорами, сравнениями. В нём есть самобытность. Это дорогого стоит. Ещё отметил, что при красочности стиля нет избыточной «красивости». И хотя кое-где хотелось «оторвать» лишнее прилагательное, но всё же слог легкий, летящий – не сахарная вата, не затканная сплошь золотом парча.
Любопытно, что больше всего голосов по тегам: «Мечи и магия (классическое фэнтези)», «Темное фэнтези».
Т.е. магия, боёвка и т.д. Когда на самом деле – здесь явный миф, легенда и как мне кажется, самый верный тег в таблице – «сказки». Жаль, что тогда не было тегов – миф в широком смысле (без привязки к национальному колориту), притча.
Возьмем сюжет – основная линия Путь героя. Простая формула: Призыв – Посвящение – Возвращение Героя.
Здесь даже не крошки разбросаны по тексту, а вбиты таблички – отбивками фраз в конце эпизодов.
И все возможно, все понятно, все хорошо.
Словно и любовь, и небо, и дом только приснились ей.
Дорога едва заметно дохнула серой весенней пылью – будто подмигнула. Или позвала.
– Теть, – сказала она вдруг, – а можно мне научиться стрелять?
Так Мария обрела полное имя. Тоттенрайх.
И позже, когда ее уже не стало, – осталось проклятие. И ленточка на жизнь.
Мария Тоттенрайх возвращается домой.
Есть божество – лоссолк. Есть мудрый наставник – Тетушка. И чудовище – Граф.
И ленточки… красиво, умно обыграны ленточки.
Потеряна первая – на удачу. Слом привычной жизни. Героиня теряет любимого, дом.
Затем потеряна вторая – на любовь. Отсекается личное. Образ героя кристаллизуется.
И последняя – на жизнь. Возрождение через смерть. Таинство расчленения. Живая и мертвая вода, скальпели.
Что интересно, здесь призыв поневоле – героиню на дорогу выбрасывают обстоятельства. В то же время, уже в прологе, а затем далее по тексту идёт явная избранность. Это и умение видеть сердцем, и сны, которые могут менять реальность, будущее, а главное, что сыграет позже – самость.
Вопреки запретам решила завести ребенка. Не серийная. Если честно, так до конца и не понял, какой смысл вложен в это слово в реалиях Замка.
И тут же – игрушка, «кукла бессмысленная», т.е. самый низ в иерархии Мертвого царства, что ювелирно играет на архетип народного героя.
Когда для общего спасенья
Рок только жертвы чистой ждет,
Господь ту жертву искупленья
Из темных масс всегда берет…
(П.Ж. Беранже)
Когда читал, видел тщательную работу с формой. Поначалу, на мой вкус, слишком скрупулёзную и как бы в ущерб художественности. Т.е. конструкция явно проглядывалась. Что-то вроде изделий постмодерна, когда видны стыки и можно увидеть, как плотник собирал стул, строитель – здание.
Все эпизоды композиции словно взвешены на аптекарских весах.
Но чем дальше читал-отходил… Не знаю в чём магия, для меня так и осталось загадкой – где – железная конструкция превратилась в Эйфелеву башню.
Конструкция удивительно воздушна, прозрачна, объёмна – читательскому воображению в ней свободно. Мир прорисован легкими штрихами, кому-то не хватило подробностей – но зачем они? Ведь мир работает на идею – он метафоричен – мир Искажений. Здесь много аллюзий, ассоциаций. Искажения вещей, смыслов.
1. Что такое человечность? Внешность или душа? Кто человек, кто монстр? Смыслы слов в этом мире искажены.
2. Что такое настоящая любовь? Умение видеть сердцем? Даже если ты игрушка и монстр. Или тираническая, рациональная, эгоистичная любовь Хозяина? Тихая и жертвенная Тетушки? Любовь без греха и стыда, естественная как дыхание.
3. Это и метафора истории человечества, пережившего несколько Искажений. Где-то шли волна за волной, где-то задевали краем. «Не дай бог жить в эпоху перемен». На сломе технологий, социума, политических систем и т.д.
Первые ассоциации /заданные рассказом/, конечно с революциями, переворотами. К примеру, у меня отголоском звучало страстное и горькое Бунина в «Окаянных днях» – старый мир разрушен, в новом многие искажены изнутри, а «монстров» не считают за людей. А, впрочем, ассоциаций множество. У всякого поколения свои Искажения.
– Да. У каждого Замка был хозяин, но поскольку большинство убежищ сделаны были большими, даже огромными, то туда успели сбежать множество народу. В большинстве, конечно, уже искаженных – просто изнутри. Тех, кто был… как я – тех отгоняли стрелами и огнем, поскольку и за людей уже не держали. После Девятнадцатого прежних городов и сел просто не осталось, а искаженной сделалась вся Земля, кроме Замков. Люди – да, люди выжили и научились жить по-новому
Искаженные изнутри, хотя и сохранившие привычный облик… Сколько было таких искаженных… сколько их сейчас. Сколько сделано игрушек из живых людей
– Делали из них новых чудовищ, – кивнула та, – ну, потом – и новых людей, во всем похожих на прежних, неискаженных, но по сути – дурацких игрушек, сделанных из живых и настоящих людей. И чем больше мы оправлялись от Искажения, тем больше нас забирали в Замки. Со временем Хозяева стали делать игрушки для игрушек: жен своим кузнецам и воинам, например… поселян для новых слобод и весей.
Мир не более чем декорация, чтобы раскрыть тему, идеи. Поставь на сцене дерево – воображение зрителя нарисует лес. Если бы автор ударился в излишние подробности мира, то нарушил гармонию рассказа. Это потеря меры, уход в частности, многословие «темноты мысли».
Для этого рассказа мир подан идеально. Всего в меру. Конечно, мир чудный – вплавляет в себя, затягивает и хочется узнать больше, но для этого нужен цикл рассказов, новелл. Где герои прошлых историй всплывали бы в легендах, семейных сагах, хрониках мира.
Люблю прием недосказанности. Именно благодаря ему – оставленным пустотам – рассказ наполняется воздухом. Воображению есть чем дышать.
Тот же приём в описании персонажей. Встречал подобное у Сэлинджера и др. При детальном описании обстановки, окружения героев, их моторики, мыслей, поступков – внешность подробно не описывается. Несколько скупых штрихов – серые глаза, стройное, гибкое тело, семнадцать лет, русая коса. Опять свобода подсознанию читателя – заполняй форму. Со мной это сработало. Герои перед глазами, как живые. Также это работает на архетип героев, мифологичность. Включает ассоциации и имя Финист – создает видимый образ. Отсылкой к культурному коду читателя.
Пара слов об антагонисте.
Граф – четкий портрет тирана. Монстра. Рационального безумца, подгоняющего реальность под желаемое, вымышленное. Жутко слушать – что он говорит, и как.
Я внушаю любовь всему, что рождается под сенью Замка – или внутри его стен, или же в пределах подвластных земель. Я и есть любовь!...
Ты даришь жизнь и даришь уют, и тепло, и свет… И счастье учишься ты дарить тем, кого создаешь на смену ушедшим. И смерть приносить в урочный час, и сменять ее новой жизнью. Я! Я есть любовь!
Уже, как читатель, зная - каково подданным под сенью его «любви»
– Беги, – сказал кто-то за спиной Марии, – быстро беги отсюда, девка. На что мы – игрушки графу бездельные, а уж вас, игрушек, для нас собранных, и вовсе никому не жаль. Беги!
И, конечно, сквозь одержимость, искреннюю уверенность в своей правоте – не пробиться. Идеальное безумие – хранит хозяина от саморазрушения.
Он посмотрел на плевок, вздернув бровь – и Замок ворохнулся, и пятнышка не стало.
Но это чушь, конечно же, – заключил граф Облаков, – потому что снаружи остались лишь звери и чудовища.
Иронично, когда чудовище видит чудовищ в других. Всё относительно и всё искажено.
Иронично, когда граф равняет телесное и душевное /тем не менее считая себя умным, а Марию – глупой игрушкой/.
… впился долгим, сильным, терзающим поцелуем...
Нет, девочка, – спокойно сказал граф, вдруг отстранившись от задышавшей часто и тяжело Марии, – это что ты знаешь о любви?
Вот только реальность всё же догонит. Проклятьем (как тут не вспомнить магистра тамплиеров)/ – «длинный тонкий клинок входит под лопатку».
Объем и смысловая плотность рассказа. Здесь как ленточки переплетены тематические, идейные, событийные линии. Есть философия, тема любови, смерти, есть выморочно-страшный, странный и захватывающий мир, социология, психология.
Финал четко подводит черту на идейном уровне – «смертью смерть поправ».
1. Смерть героя рушит старое, прогнившее, «мертвое царство»
2. Народный герой не умирает.
Головы моей нету, правда,
Всего лишнего я лишена,
Слезли платья, рубашка и грудь,
Но когда я пылинкою стану —
Вот тогда моя явится суть.
(Е. Шварц)
Граф спит беспокойно. Словно тяжелая волна, поднимается из недр земли новое Искажение в этом сне – Искажение, сильнее всего, что видел мир. Один за другим взламывает оно Замки, а в Облачных Землях при приближении беды пропадают почерневшие куски тела зазнавшейся кочевницы. Где она, тревожится граф во сне, ее нельзя упускать из виду…
Почему тяжело поверить в смерть героя? Почему так живучи версии, да хотя бы с Жанной д'Арк, что она не погибла – спаслась? Не потому ли, что герой воплощает в себе веру каждого – он воплощение идеи? И поэтому перерастает телесное, переходит в метафизическое. Возрождение.
Что автор блестяще показал в сцене, когда несут куски, а в операционной уже блестят скальпели и т.д.
Эта сильная метафора – герой не умирает, пока в сердцах народа живут «куски» веры в идею. Герой - наэлектризованная пылинка, собирающая валы.
3. любовь проходит испытание смертью – «настоящая любовь не умирает».
Сон, полный слов, серых маков и предгрозового рассвета, блуждает по венам Финиста. Ты мои крылья, ты мой ветер, ты сила моя и сердце, женским голосом шепчут маки и травы ласково льнут к рукам.
Это сработало – обилие смыслов. Глубина, сложность. И поэтому, после прочтения, с удивлением смотришь на кол-во знаков. Всего-то?
Правда, в последнем сне Марии две линии не дополняли одна другую, а связались в узел. И распутать его так и не смог. Торчит в сознании смысловой занозой. Мучит досадой читателя – не понял, что хотел сказать автор. Ведь рассказ писался вдумчиво – ни одной лишней сцены. А здесь – захотелось убрать её или сместить акцент.
Зачем выбор между мужем и сыном во сне? Она выпала для меня из контекста, противореча, а не дополняя эпизод в реальности, где: «Что я собралась делать, подумала Мария, боги, дайте мне разума…».
Где сюжет возвышается до трагедии, библейского спасения мира через жертвоприношение. Где сталкиваются две ипостаси героини – избранность в пантеон богов-спасителей мира и личное-человеческое. Где мифологическая избранность «Тотеннрайх» – непосильный груз на плечах маленькой женщины из плоти и крови, который и раздавит её первую ипостась – просто Мария. /похоже на выбор без выбора героини из фильма «Комиссар»/. И финал подводит черту - «Следом за нею идет ее народ, и мир изменяется снова».
Так при чём здесь выбор между личным женским счастьем и личным же – материнским?
Я бы понял, если бы лоссолк показал ей гибель при штурме. А она всё равно – выбрала идти до конца. Потому что уже не могла свернуть с пути – «… оказалась на тропинке, стиснутой скальными стенами. Ни развернуться, ни вдохнуть полной грудью».
Ведь трагедия в том, что выбора-развилки уже нет. Есть только дорога Тотеннрайх - той, что может открыть двери Мертвого царства. Нить Ариадны, прокладывающая путь к Минотавру.
Ее, выросшую в Замке, бывшую для Замка своей, способную открыть ворота остальным, никто и не спрашивал, хочет ли она великой чести вести кочевых к победе над сшитыми людьми.
Нельзя, чтобы Тетка погибла зря, – и весь сказ.
Была мысль, что автор хотел чуть уравновесить весы выбора во сне. Ребенок – любимый муж. Мимолетная слабость любящей женщины толкнула весы. Случайность. Словно, это более органично, психологически оправдано, чем выбор – её жизнь (и не родившегося ребенка) и путь Тотеннрайх. Но повторюсь, в том-то и трагедия – выбора у неё уже не было. Она уже не та Мария, которой «все понятно, все хорошо», она изменилась, прошла инициацию правдой о мертвом царстве, сшитых людях /посвятили лоссолк, Тетушка/, её стошнило старым. Она вступила на путь Тоттенрайх, когда «выплюнула» секретарю графа «сжигавшие изнутри Замковые слова: – И сделай милость, выметайся уже. Ваши беды – не моя забота; поищите трупов на жальниках!» и вслед послала стрелу. Она не одна, за ней – кочевые, она не может свернуть с пути.
Впрочем, это мерцание смысла и сама линия снов – отдельное очарование. Потому смирился – пусть остается загадкой. Захоти автор пояснить /что вряд ли, но всё же)/ – заткнул бы уши. Здесь сны – подсознание героев и в то же время – мостик в другой мир, к изначальному, где живут боги, играя судьбами людей, миром.
Сны могут менять реальность. Это глубинное, иррациональное живет по сей день в обычаях – не рассказывать плохие сны, а то вдруг сбудутся. Как в тексте:
Но рассказать о сне Мария не решилась. Подумала: пусть мечется, черный и недобрый, внутри нее, пусть сдыхает без света, без воздуха, без тепла дыхания. Пусть не рождается и не сбывается
.
И грядущая беда – в вещих снах. И распутье выбора. И фатальность ошибок
– Посмотри, – сказала она Финисту, и поняла, что не должна была говорить, что сон держался на молчании и на любви, и на обещаниях, которые они давали друг другу каждый день. Без молчания все треснуло – незаметно, но безвозвратно.
Пожалуй, на этом закончу. Искази меня Господь – и так злоупотребил временем тех, кто будет читать.
И всё-таки, не удержусь и скажу под занавес коротко о финале. У меня двойственное чувство. Не всегда оправдана отбивка идеи конечной финальной фразой. Иногда, это чуть выхолащивает, спрямляет сюжет. Заостряет внимание на одной идее – указательным пальцем читателю. Хорошо, когда в рассказе она одна. А если нет? Уж в этом-то рассказе точно не одна. Хотелось минорней, не так торжественно и прямо – мягче. Убрать прожектор – «Следом за нею идет её народ, и мир меняется снова».
Впрочем, это я вредничаю /старею, наверное)/. Всё больше притягивают открытые или чуть недоговоренные финалы.
Но и здесь финал сыграл хорошо. Путь обратился в кольцо. И в то же время, новым витком спирали – в будущее, новый мир.
Настоящая любовь не умирает, гласят узоры созвездий...
Финист долго, очень долго смотрит на высушенную, сморщенную плоть, потом сжимает кулак и кивает.
Мария Тоттенрайх возвращается домой.
Следом за нею идет ее народ, и мир изменяется снова.
сорри 
)