Сильная группа, интересные рассказы.

День короля Балдрина — начинается с открытием ночных клубов Балдрина и заканчивается к их закрытию
Деревенские сиддхи — наваляли городскому сиддху-пижону...

Герасим и чудовище

Но нужно уточнить, как будет с оплатой. Сама работа – чисто ремесленническая, и сделать её можно налегке. Такие думы были у художника. 

в голове у него может быть опасный мусор

Скоро придется открывать форточку

начал бояться, что заготовленный попкорн не пригодится)

Чередой шумных булькающих хлопков густой чад вырвался из заднего проход

распоров его брюхо острым когтем

Вцепившись зубами в шею своей жертвы, монстр резкими движениями головы принялся мотать тело из стороны в сторону до тех пор, пока оно не перестало шевелиться.

Обмякшее туловище грузно рухнуло на окровавленный песок.

Кишки протянулись вдоль всего пляжа.

Пальцы рук болтались, как будто клешни в автомате-хватайке, которые не удержали игрушку, — и телефон полетел вниз.

целься в уши

Он указал в область сердца. Толстая линия рассекала левую часть груди на две неравные части, шрам тянулся вниз, до самого пупка. Да разве летучая мышь способна оставить такой след? Больше похоже на искривленное лезвие топора, которое придавили к груди, сделав печать на теле.

И тут пухлый силуэт разделился — их стало двое. Один был всё тот же Паша. Второй накинул длинный плащ. Паша громко закричал. Но крик оборвался, как только второй наклонился к нему, и они словно слились в поцелуе.

Знаешь, как поступают мыши-вампиры? Делятся добычей с теми, кто неудачно поохотился. Это как переливание крови, только через рот.

Ты как? — спросил Паша. — Опять меня спасаешь?

— Обычно для твоего спасения хватало слов

— Прости… я понимаю… это твой выбор… это не моя борьба… это не мои твари…

Бродяга-ветер высадил мальчика-перекати-поле на площадь перед ратушей и умчался, зажав за щекой заработанную монетку.

И плаксивая вечнобеременная жена начальника тюрьмы, и добропорядочная усатая теща городского главы, и целомудренная прыщавая племянница городского архивариуса, и статуя Прекрасной Незнакомки у городского фонтана...

Душа Ван Веена, хоть и была девушка сдержанная, безмолвно разрыдалась.

Я был на подходе к славе. Я был на пике своего мастерства. О, я был!
И я знал себе цену! Улыбаясь, я делал одолжение наступающему дню или отдавал дань уважения почтенным жителям нашего города. Упражнение по растягиванию губ: и-раз, и-два, и-три, приподнять края, приоткрыть рот, оскалить зубы.

Внимание Ван Веена привлек капитан: свирепая с виду личность с красно-сизым, словно ошпаренным кипятком лицом, крючковатым носом и цепкими циничными глазами. Было бы интересно написать его портрет, но зачем рисовать простолюдинов, да и капитанского жалования явно не хватит оплатить работу художника.

— Отработать надо, — брезгливо бросил Ван Веен.

Кривляка, паяц, ерник! Трубадур-дур-дур. Для полных дур-дур-дур. Ничего, кроме тирли-ли и тру-ля-ля. Ни музыки, ни слов — полное безобразие на потеху плебса, не понимающего ни космического величия органа, ни бестелесной божественности хорала, ни сладостного голоса оперного тенора.

Глаза с любого ракурса глядят на зрителя — сколько в свое время он потратил сил, чтобы научиться этому приему. Теперь воссоздает на каждом портрете — заказчикам нравится. Нос чуть короче, чем у оригинала, брыли чуть меньше, стати чуть больше. Это еще никому не помешало. Все добротно! Теперь можно показывать товар лицом!

Я не прогнал мальчишку сразу, прослушал несколько куплетов. И с удивлением понял, что они опаляют что-то внутри, там, куда не пускают чужих, что скрывают от близких, что прячут от самих себя. «Каждый выбирает для себя*», — чуть слышно выводил Дрозд, и губы мои против воли повторяли за ним каждый звук, каждое слово.

Обрывки куплетов Дрозда летали по улицам, как мусор, как пыль, и как пыль забивали людские глотки. А оттуда уже добирались и до умов. Да что там — до умов! До легковерных душ.
Солнце теперь вставало чуть раньше, будто торопилось навстречу новому дню; море не рычало и не кусалось, но жалось к ногам, как верная собака; женщины все как одна обзавелись новыми нарядами. И вечнобеременная жена начальника тюрьмы, и добропорядочная усатая теща городского главы, и целомудренная прыщавая племянница городского архивариуса, и даже статуя Прекрасной Незнакомки у городского фонтана, вдруг изящно выставившая ножку из-под пышных юбок. Даже моя незаметная и незаменимая супруга сменила строгий воротник платья на фривольную косынку в незабудках. А моя кошка впала в меланхолию, почти перестала есть и вечно сидела у окна, высматривая неизвестно кого и неизвестно зачем. И только моя Улли... Нет, она тоже изменилась. У моей дочери глаза стали блестящими и темными, как спинки морских угрей.

— Ах! — пронесся по зале сдержанно-восторженный вздох. — Ах! Ах! Ах!

Вокруг творилась настоящая вакханалия Вальпургиевой ночи. Дрозд пел одну песню за другой. То безудержно веселую, то до слез грустную, то такую, что баламутила что-то сладкое, тягучее, гордое на дне души. Отцы семейств распрямляли плечи, почувствовав себя мужчинами. Женщины же расцветали, распускались бутонами, как розы под снегом в запретном феврале. И вечнобеременная жена начальника тюрьмы, и добропорядочная усатая теща городского главы, и целомудренная прыщавая племянница городского архивариуса, и даже статуя Прекрасной Незнакомки у городского фонтана. Ван Веен был убежден: где-то там, дома, его полуслепая незаметная жена повела плечами, сбивая на пол гостиной хрупкие восточные статуэтки.
Промелькнул в людском водовороте утирающий слезу столичный посланник в расстегнутом сюртуке, прошлась рядом в танце, чуть не задев Ван Веена плечом, его жена, помолодевшая на двадцать лет и ставшая похожей на лукавую девчонку. И только Ульрика, всегда сдержанная Улли... Улли сидела неприлично близко к проклятому певцу и даже, кажется, держалась за рукав его рубашки. А тот, тот в конце-концов стал улыбаться только ей.

Сильно избитый, он шел неуверенно, будто пьяный, сильно припадая на одну ногу. Один глаз его заплыл кровоподтеком, в ощеренном рту не хватало пары зубов. Одной рукой он баюкал покалеченные пальцы другой. В слабеющей моей душе разгорелось крошечное пламя: все, бродяга, ты больше не отправишься в путь с попутным ветром, слишком много горечи и боли легло на твою душу! Потащишься, как все нормальные люди, в повозке-развалюхе с бедными торговцами!
Я победил! Победил! Победил!

Менялся фон портрета, менялась на нем сама Улли. Сквозь голубое спокойствие прорвалась тревожная алость. Ушло, растворилось в небытие напряженное благоразумие, покорность, смирение дочки. Сквозь них проступили непреклонность, страсть, ничем не прикрытое счастье сквозь слезы.

Охваченный непонятной лихорадкой, дрожа и всхлипывая, художник схватил кисть, смешал краски и принялся одержимо менять знакомые черты. Всегда предельно аккуратные и спокойные движения стали резкими и дергаными, летели вокруг капли охры и сепии, сюртук запятнали белила.

в разных городах то и дело стали появляться картины безымянного живописца, прекрасней которых не было на свете. Каждому, кто смотрел на них, приходили в голову аккорды неизвестной песни и еще долго оставались там, задевая в душе что-то нежное, сокровенное, желанное.

Последний мазок, последний усталый взмах руки, портрет был закончен…
Нет. Закончен. Без всяких многоточий.

Давайте просто расстреливать тех, кто ставит минусы рассказам, которые им почему-то не нравятся.

В Сказания древних охотников цирандриты уже не верили, хотя каждый о ней слышал.

Мало кто знал, как эти существа выглядят, потому и считали слова любого охотника считали выдумками, а то и ложью.

Взрослые жители всегда смеялись над такими охотниками, что якобы лошадь с рогом ходит, да и еще и лечит людей, которые жаждали их убить.

На протяжении одного года мужчины и молодые парни пытались найти магического Ахил, но удача не была на их стороне. Пока мужчины остервенело пытались найти целебный рог, в одном домике о магическом Ахил беспокоилась одна молодая девушка. Она единственная из всего Цирандра понимала, в какой опасности находится волшебный Ахил. Она испытывала боль и страх за Ахил, когда ее отец, брат и другие мужчины охотились на волшебное существо. Она не оставляла попыток отговорить отца и брата охоты на магического Ахила.

жители дружно стали кивать согласием

Он прекрасно понимал, что там его Астра, но надеялся на то, чтобы там была не она.
морда была громадных размеров с сокрушительными клыками, из которых ручейком стекала слюна

Волк медленно стал наступать на Ркасда, а потом и вовсе прыгать с места на место.

Волк зарычал еще громче, отчего у него сорвался голос на хрип, но придя в себя снова стал преследовать цирандритов.

Или это диагнозы по тексту всякие?

Насколько жёсткой можно быть?

Кто самый заботливый пастырь мальков?

а вы участвуете?