Беда пришла в край, где высокие деревья. Нашептала злая луна шиповнику, и он подцепил бусы хранительницы, дёрнул – и раскатились бусины на все семь сторон, так, что и не соберёшь. Погасли старые обереги, и только там, куда хранительница раскинула волосы, сиял серебристый свет, но надолго ли? Не было хранителям дороги за лес, туда, где тянулись к небу человеческие города, где перекликались пастушьи дудки. А одна бусина докатилась прямо до главного собора, такого огромного, что казался горой, выросшей из черепичных крыш. Докатилась, да и затаилась между каменными плитами, там, где люди преклоняют колени, пытаясь дозваться того, что совсем рядом. А дальше случилось так...
Вот этот абзац мне не понравился. Он выбивается по качеству.
Сперва я долго думал, почему сторон именно 7 а не 8, но решил, что это, может, специально, чтобы читателя зацепило.
Потом возникла частичная тавтология по глаголам: бусины раскатились, хранительница раскинула.
Дальше странно, что при описании дороги высокие города идут впереди пастухов. Представь, что ты стоишь на прямой дороге, в конце которой город. Между тобой и городом будет пригород — и это место, где обычно и пасут животных пастухи. А увидеть каких-либо пастухов позади тянущегося к небу города просто физически невозможно, т.к. города высокие, и закрывают собой всё, что позади них. Это такое нарушение проезда перцептивной камеры. Если бы ты был оператором, тебе бы пришлось пролететь город насквозь, прежде чем ты увидел бы пастухов.
Ну и, наконец, у меня вопрос вот к этой части одного из последних предложений: «пытаясь дозваться того, что совсем рядом». Слово «того», может относиться и к чем-то неодушевленному, но вообще традиционно зовут кого-то, а не что-то. Поэтому тут напрашивается «пытаясь дозваться того, кто совсем рядом».

Я молча сел, попутно удивившись плетёной салфетке – неровно связанной из разных ниток.
Во-первых, было бы странно если бы герой сел вслух.
В-вторых, я не смог понять, салфетка была связанной или плетеной? Это чуть разные вещи. А даже если одинаковые — тогда тут будет тавтология.

Не дочь дилера, а какая-то монашка, ей богу.
Ей-богу.

“Как сказки”
Во всем тексте используется вертикальные кавычки вместо боковых. Разные издания по-разному просят, но вообще считается, что вот так «» правильно.

– Читать, – совершенно искренне ответила Веда.
Узнать, искренне ответила Веда или нет, мы можем только в том случае, если повествование ведется от лица самой Веды, и мы можем слышать её голос. То, что Веда сказала «совершенно искренне» — это такой резкий переход повествовательной камеры с повествования от лица Сола на повествование от лица Веды. Если бы этот диалог нужно было снять на камеру, то в этой прямой речи камера бы на секунду мигнула, скакнув за плечо девочки и обратно. Т.е. тут резкий скачок повествовательной камеры. Весь рассказ ведется только от лица Сола, а Сол не может внешним наблюдением засечь искренность ответа, ему может только показаться, что ответ является искренним.

Более всего это напоминает вратаря футбольного топ-клуба, атлетичного и рослого, под два метра, чувака, который решил поиграть в баскетбол. Сразу понятно, что он высокий и спортивный, что умеет вести мяч и в принципе многое понимает в смежных областях, но при этом, ну, просто не баскетболист. Здесь очень похожая фигня.
Все, что я написал там выше – правда. Писательская скиллуха тут на уровне.
Например, самое простое вроде бы – описания города и сеттинга в отрыве от сути фантастического допущения. Минимализм здесь правит бал, выделено на это все очень мало места, но можно обратить внимание на ключевые визуальные образы. Описания домов и города вертятся вокруг бетона – момент этот повторяется. Далее. Есть «библиотеки» и библиотеки – здесь имеет место быть перепевка, которая тоже визуально обыгрывается. Далее. Есть завод, который вне пределов интрижки главного героя, сводится по сути к рабочему месту – то есть, строго завязан на суженное восприятие. Этот образ тоже тесно связан с другим – с дирижаблями, самым ярким элементом не-сказочного мира и для читателя, и для протагониста. Получается довольно тонкая штука: несмотря на заявленный и постоянно усиливающийся мотив зависимости от сказок, на самом деле у героя есть что-то свое и относительно родное в реальном мире. Поэтому, собственно, он и обращается к нему в своей попытке рассказать сказку. В общем, то, что на первый взгляд кажется сухим, лаконичным и едва ли достаточным – оказывается довольно продуманной и выверенной визуализацией.
То же касается и персонажей. Обойтись здесь возможно разве что без образа Бледер, но даже он довольно важен, потому что на него во многом завязаны некоторые черты бэдбоя и по совместительству ловеласа, ну, и проистекающий отсюда цинизм, необходимый такой истории. Остальные персонажи прописаны, раскрыты, обладают собственной мотивацией, во многом противоречивой, но интересной. Заметно, что их пытались оживить, и делали это умеючи.
Или подача сказок – это не сами сказки, а их трейлеры, утренние воспоминания о снах, строго завязанные на обрывках образов, а не на том, чтобы рассказать историю-в-истории, что, скорее всего, помешало бы самой задумке. При этом тоже – бережно прописана им индивидуальность, чтобы разница улавливалась и ощущалась.
А критика будет вот прямо щас, да-да.
При чтении я безусловно высоко оценивал технику, но единственным по-настоящему удачным и во многом оправдывающим субъективности моего восприятия фрагментом текста для меня оказалась концовка. Ее нельзя назвать шевелись плоттвист – или как там говорят о таких вещах мои старшие товарищи-филологи, - но все-таки она контрастирует с остальными частями, где автор постоянно из десяти разных путей развития выбирает самый простой и очевидный. Короче, развязка для меня выстреливает – ну, и она умная.
Остальное читалось довольно болезненно – и казалось бы, причем тут баскетбол. Будет еще сумбурнее, но я пройдусь по тексту последовательно, мне не влом.
Сценка первая. Подача от первого лица – хорошо, драйвово. Образ решетки с дирижаблями – свежо. Завязке в виде встречи с дилером – яркая, интригует. Первая встреча с фантдопом, откладывать не стали – в общем, правильно. Герой задается вопросом, куда дилер девает деньги – запомним. Идет за дозой (плюс), с дозой обманывают (минус), получает в награду кое-что получше (плюс) – динамика присутствует. Драчка и брутальность – ваще огонь.
Но при этом видно, что история пытается в некоторую мрачность и цинизм, и у нее не очень получается – отчасти из-за компромиссных ругательств, отчасти из-за некоторой детскости самого мысленного наезда на пешеходов, отчасти из-за подачи сделки на уровне «принес?-принес-давай-бывай», отчасти из-за демонстрации крутизны путем двух ударов по торгашу-кидале.
Сценка вторая. После многообещающей завязки у нас, конечно, идет начало квеста. Хотя от истории про сказки, которые стали наркотиками, ждешь выдумки и нестандартных решений, а не строгого соответствия канону сказок. Соответствие, тем не менее, прослеживается. В местах естественного обитания наркош, зависимых от скучных и бездарных имитаций качественного товара, появляется белая ворона, она же прекрасный лебедь – в общем, что-то вроде роковой женщины из крутого детектива. Чем занимается эта юная особа, в свободное от работы время рассекающая на блестящем зеленом автомобиле, а в рабочее – даже не скрывающая своей особенности и богатства от внимательных глаз? Она ищет новые и крутые сорта наркотиков в самых дешевых притонах для заводских чернорабочих, опрашивая несчастных торчков, не видали ли они чего из ряда вон. Я не буду говорить о том, насколько это опасно, нелепо и контрпродуктивно, потому что сегодня ей повезло.
То есть, если в первой части просто прослеживаются легкие несоответствия тональности, то во второй проблема – лично для моего читательского восприятия – встает в полный рост: история очень хочет быть хлесткой и серьезной, потому что наркотики вроде как располагающая к этому тема, но получается все равно сказка. И вместо рокового и болезненного предложения, которое молчаливо обещает герою все самое плохое, но не оставляет выбора, получается немножко детский сад.
Сценка третья. Все уплывает еще дальше – толковый дилер, который привык выживать на улицах, не таясь говорит о смерти поставщика (странная откровенность) и вообще в курсе того, как дела делаются, запросто прощает главному герою разбитый рот (!) за бутылку и «серьезно, извини» (!!), ведет к себе домой (!!!), к дочери-инвалиду (!!!!), которая еще и чисто случайно оказывается ответом на главный вопрос, который волнует Сола к этому моменту (!!!!!, тут восклицательные знаки уже считать прямо надо). То есть, да, если смотреть издали и через бойницу, получаем очень вкусную, киношную и многообещающую ситуацию. На практике и с включением минимальной логики получаем ситуацию, где дилер уже давно мертв, потому что нельзя быть в подобном бизнесе ну настолько лопухом, это же ужасче и никакого кина.
Сценка четвертая. Девочка Ева, главный специалист по поиску дизайнерских наркотиков, не верит на слово главному герою, потому что он всего лишь винтик в ее хитроумной агентурной сети из заводских торчков, а большие деньги она обещает вообще всем, это рабочая схема, ее за это никогда не ограбят/убьют особо отчаянные, предпочитающие синицу в руке. В общем, герою еще будет нужно доказать случайно найденную золотую жилу, а пока он повреждает руку и трахает начальницу, при этом с руки капает кровь прямо на ее смуглую кожу. Это красивый и дерзкий образ, все даже было бы здорово, если бы не еще одно (в тексте ничего не забывается и все используется последовательно и бережно) упоминание того момента, что он уходил с работы пораньше. Что я здесь хочу сказать. Ну, вы ведь хотите показать падший элемент, почти самое дно местной социальной лестницы, потерянного наркошу. И чтобы одной меткой деталью передать глубину его морального падения, выбираете сказать, что он… прогуливает уроки и его прикрывает учительница? Серьезно? Мама ама криминал какой-то.
Сценки пятая и шестая. Да никакой он не криминал, как и предполагалось. Все детали этого его коварного, но импровизированного плана говорят о том, что он простой и наивный парнишка. Все формулировки мыслей, душевные метания (мысленные угрозы детям; ругает себя за то, что сел рядом :)) – это уже из той оперы, настоящей и проступающей, где развивается история сказочная. И развивается нормально, в общем. Показываются интересные детали, говорится про книги, расписывается фантдоп, описывается библиотека, только в конце делается еще одно движение в сторону сложности и мятущейся души главного героя – но и оно, в общем, не грязное и реалистичное, а вполне себе в рамках интеллигентной сказочности, которая получается хорошо. То есть, герой просто бросает девушку, которая хоть и интересная, и приятная, а все же ему никто. Да еще и денег может принести. Внутренний конфликт здесь славный, но он очень литературный, да.
Сценка седьмая. Опять двадцать пять. В текст заезжает Ева, которая ну прямо очень стремится выглядеть деловой колбасой и циничной стервой. Ничего сверхъестественного не случается, получается у нее так себе. «Сука» от главного героя, что-то там про деньги, ирония относительно злых богатеев – это не то чтобы плохо, но и хорошего здесь мало, потому что выглядит и читается оно как не очень затейливый набор клише из того же крутого детектива, например. С той лишь разницей, что по факту все происходит очень мирно и по-доброму, что-то из разряда «почесали языками и разбежались».
Сценка восьмая полностью посвящена рефлексии, и, если продолжать мою случайную идею о том, что автор тоже рассказывает сказку – все выходит вполне грамотно и складывается, опять же. Но, как и многое другое, – складывается очень просто, путем наименьшего сопротивления. Ева ему язвила, дала качественную сказку-наркоту, а девочка Веда герою нравится, ну, и сказка ее действительно оказалась особенной – вроде бы факторов-катализаторов перемен личности достаточно. Но все вместе они складываются в очень незамысловатое «а как же душа?». Что даже для откровенной сказки мелковато, я думаю, а для суровой околокриминальной стори – и вообще смешно. Но допустим, почему нет.
В сценке девятой наблюдается некоторая агония попытки показать дилера профессионалом своего дела. В смысле, герой пропускает мимо ушей слова про долю, называет Панса скотиной, и тут у него (скотины) прорезается чуйка. Хех. Ну, ладно, вот почему он все-таки избежал участи своего поставщика откуда-то из начала – у него чуйка. Вот бы еще чуйка включалась тогда, когда плохой товар подсовывает, но там она была не к месту, иногда надо и по роже выхватить. Мотив продажи дочери, между тем, хороший – и для эдакой мягкой кульминации вполне подходит. Драма здесь, в принципе, состоялась, если по-хорошему и не кривя душой.
Ну, и концовка. Я с некоторой тревогой ожидал, что герой таки кинется сказочницу спасать фор лав энд соул, так сказать, но здесь оказалось, что весь предыдущий текст мне просто усыпляли бдительность. И итоговое решение хоть и не выглядит подчеркнуто грубым или циничным, но и сказочность в нем отступает от всех канонов и превращается в действительно интересное и осознанное решение, при всем невольном эскапизме достаточно реалистичное, жизненное и взрослое, как ни странно. Вот бы и весь текст выдерживал баланс и апеллировал к нестандартным реакциям на сам смысл фантдопущения, цены бы ему не было.
А пока у меня только один вопрос, к которому я очень долго шел. Зачем было в историю про сказки-наркотики запихивать сразу мотив истории про наркотики и мотив истории про сказки? При всей легкости, при профессионализме и старательности, получается какая-то дикая неудобоваримая смесь, где криминальная часть – это Наталия Орейро какая-то, честное слово, а сказочная получается в результате скованной и чересчур классической, чтобы можно было о ней говорить иначе от просто «хорошо».
Можно не отвечать, разумеется.
В любом случае, спасибо за качественный текст и – отдельно – за концовку. Я сделаю то немногое, что могу сделать, а дальше пусть с вами разбираются люди, которые важнее меня.

Дело в том, что я очень не люблю, когда меня в отзывах уносит от рассказов, а ваш рассказ, так получилось, совпал с темой книги, которая произвела на меня огромное впечатление (с таким же фантдопом, ну, «Опосредованно», тут упоминалось уже). Думаю, вы и не в курсе, но вот так оно получилось. Мне хотелось максимально отключить возможную предвзятость. Потому рассказ я читал три раза, чтобы уж точно услышать именно его. Надеюсь, в итоге мне это удалось хотя бы отчасти.

Панса есть мечта. У него есть отвратная работа, к которой он вынужден приобщить больную дочь, чтобы эту дочь содержать. У него есть сильный конфликт. И именно он, а не Сол, делает действительно чудовищный выбор, продаёт собственного ребёнка. Именно его арка заканчивается мощно, логично, цинично. И при этом – исполнением мечты. Хэппиэнд – и одновременно полное разрушение души. Это здорово, несмотря на знакомые тропы. И именно в этой истории отлично совмещаются и грёзы Веды, и тема наркотиков, и мечты самого Панса; переплетаются сказки прекрасные и чистые, приходящие сами, и то, во что могут их превратить жадность и слабохарактерность. И слепота здесь – не только символ и триггер, но и возможность одновременно обмануть и спасти. В этой линии наивное желание увидеть море оборачивается предательством. Очень мощная дихотомия в каждой детали, всё связано в колючий клубок.

- очень странный оборот мысли для такого типа героя
- тоже звучит скорей лирично, чем жёстко. Может быть, и предполагалось, что герой в душе романтик и только строит из себя крутого, но для полноценного такого эффекта нужно, наверное, ещё подумать, как его сделать почётче
- так она же сидит
- по этой фразе возникает ощущение, что герой постоянно во что-то «впутывается». Но так-то он просто работает на фабрике, ну и разгружал там чего-то
- переобъяснение гасит синестезию ((
- ну, тут совсем какая-то лиричная лирика. Учитывая ситуацию, по-моему, как-то не в масть.

https://imgbb.com/