Раннее утро было не только ранним, но еще и очень неприятным.… Нет, конечно, я вру. Мало того, что я встал сегодня в одиннадцать утра, выспавшись как никогда, так еще и проснулся от того, что учуял запах жарящихся блинчиков. Не сразу мне удалось вспомнить, что сегодня суббота, а значит, мама не работает. По началу, мне даже причудилось, что я дома, а блинчики готовит жена, но окончательно проснувшись, я сообразил, что уже третий день у меня отпуск и уже второй день я отдыхаю в деревне у родителей.

Как ни хотелось мне этих самых блинчиков, но коммуникатор лежал ближе и не требовал вставания. Минут десять я мучился, пытаясь поймать сеть, не вставая с кровати. Кончики пальцев уже начало покалывать от оттока крови, когда это наконец-то мне удалось. Первым делом проверил наличие новых сообщений на игровом форуме, затем, немного расстроившись от этой проверки, залез в контакт. Там тоже было пусто, а аська меня окончательно добила – никому кроме спамботов, мечтающих о любви, ласке и больше всего о сексе, я не был нужен. Ну, зато у меня намечались блинчики с самым настоящим козьим молоком. Мне искренне жаль тех людей, которые считают, что козье молоко пахнет чем-то странным – они пили молоко от неухоженных и очень грязных коз.
Очень захотелось показать кому-нибудь язык, но с этим делом пришлось обломаться. Хотя нет, я еще раз залез на форум, написал в флудилке, что сегодня буду весь день торчать на речке с пивом, и поставил в конце сообщения языкастый смайлик. На душе сразу стало легко и хорошо.

Делать в кровати больше было нечего, и я решил вставать. Пришлось, правда, делать это очень осторожно – вчера на речке снял мокрые трусы, надел шорты, да так и проходил до вчера, а потом и спать лёг, просто сняв шорты.
Завернувшись в одеяло, я как заправский ниндзя прокрался к шкафу в большой комнате и добыл себе трусы. По пути в ванную комнату ниндзю запалили и пожелали доброй утры. Конечно, мне не светил расплавленный свинец в горло и кипящее масло на темечко, но харакири сделать захотелось. От этого опрометчивого и не совсем обдуманного поступка меня удержали отсутствие в ванной комнате ритуального ножа, запах блинчиков и намечавшаяся поездка на реку, что по такой жаре было пределом моих мечтаний.

До двенадцати часов дня делать было совершенно нечего. Точней, не намечалось ни одного полезного занятия, а вот бесполезных занятий я нашел с десяток. Для начала я порубился в одну недурственную компьютерную игру, затем вышел на улицу, где долго и упорно следили за странными осами, которые нарыли десятка два небольших норок в дорожке, ведущей через двор и таскали туда мёртвых мух. Через примерно полчаса я научились отличать по окрасу и по виду деятельности самцов от самок. Самцы были намного ярче и почти ничего не делали, а самки были почти серыми и рыли норки, а также таскали в эти норки насекомых, избавлялись от подброшенных мною камешков и отбивались от докучливых самцов, которых почему-то было по четыре штуки на каждую. Хотя, потом мне показалось, что это были одни и те же четыре осиных мужика, которые летали от одной норки до другой – так им, наверное, веселей было.

Батя вернулся с работ ближе к часу дня. Я к тому времени уже успел заложить камешками все осиные норки, поесть очень вкусных щей из кислой капусты и выпить полторы бутылки пива. Я бы и две выпил, но он успел к середине второй, так что пришлось делиться, а потом еще и ждать, пока он тоже поест этих вкуснейших щей. Ожидание я решил скрасить сидением на лавочке под окном и беглым просмотром игрового сайта. Всё зря. Конечно, ожидание прошло немного быстрей, но на сайте по-прежнему было пусто. Вымерли все что ли?
Некоторое время я развивал свою и без того бурную фантазию, размышляя, каким был бы мир, если бы в нём не было ничего кроме этой деревни. Вариант сменялся вариантом, мир становился всё мрачней и страшней, пока не превратился в ночной кошмар. Или в дневной? Сейчас ведь день. А ладно, не так уж это и важно, главное, что мирок получился не просто жуткий, а еще и жутко интересный. Наверное, когда доберусь до своего компа, то запишу идейку. Хотя, скорей всего забуду.

Посидели, покурили на лавочке, и выпили еще по бутылке пива. Живот опасно раздулся, но я не обратил на это особого внимания – стало совсем хорошо и даже почти расхотелось ехать на реку.
Через двадцать минут серебристого окраса машинка уже маневрировала по минному полю, в которое превратился некогда один из самых лучших пляжей на ближайшие десять километров. А стал он таким из-за того, что на него всю весну и первую половину июня гоняли коров. С наступление пляжного сезона это делать перестали, но было уже поздно. Ай, да ладно, зато здесь почти не было людей, а мины уже засохли и особой угрозы не представляли. Единственное, что напрягало – это испорченный подход к воде. Земля так и засохла, будучи сильно изрытой коровьими копытами – ходить по ней было так больно, что приходилось добираться до воды прямо в шлепанцах и только на самой кромке их снимать.

Окупнувшись по разику, мы уселись на покрывало, достали сигареты, сухарики, пиво и принялись с особым усердием отдыхать. Отдых пошел хорошо и непринуждённо, а потом немного надоел, да и у нас обоих проснулись древние охотничьи инстинкты. Вот только удочка была одна на двоих. Зато в багажнике еще валялся пистолет для подводной рыбалки, а в нагрузку к нему шли ласты и маска. Еще лет пять назад этот факт несказанно меня обрадовал бы, но это лет пять назад. В общем, за последние пять лет вода в реке ни разу не становилась настолько прозрачной, чтобы можно было пострелять рыбу. Всего бы метр видимости и я залез бы в кусты, но не было и двадцати сантиметров. Эх, а раньше в конце июля река становилась настолько чистой, что видно было метров на десять вдаль, а то и больше. Да что там говорить – дно даже на середине реки просматривалось до последнего камешка.

По праву не сильного, но старшего, батя забрал удочку себе, а мне оставалось только искать на дне затонувшие ветки и коряги и обирать с них ручейников, чтобы было, на что ловить рыбу. Этим я и занялся. Набрав в пластиковый стаканчик с десяток этих принеприятнейших зеленоватых тварей, я понял, что труд мой бесполезен – за те пятнадцать минут, что я занимался этим делом, у отца не было ни одной поклёвки.
- Ладно, па, полезу, руками половлю, - немного обречённо сказал я и пошел за ластами и за маской. Всё-таки, ухи хотелось. Не сейчас конечно, а вечером, когда станет попрохладней, мы всей семьёй пойдём на дачу. Можно было и шашлыков пожарить, но за два последних дня они уже надоели.
- Ну, попробуй, - сказал батя, упорно продолжая мутить воду ногами и пускать перед собой маленький полосатый самодельный поплавок.

Одно дело просто купаться и совсем другое ползать под берегом в тени кустов пузом по холодному и склизкому илу и засовывать руки в самые гадкие, тёмные и неприятные места, надеясь нащупать там кого-нибудь холодного чешуйчатого и шевелящегося. Представьте, что вам нужно засунуть руку в высокий тёмный кувшин. Представили? А теперь представьте, что в этом кувшине может кто-то жить, а кто именно вы не знаете. А теперь еще представьте, что живёт этот кто-то в гадком и склизком нечто. Если у вас получилось это представить, то вы меня поняли.
Хотя, у меня в отличие от засовывающих руки в кувшин, есть стимул – я точно знаю, что там есть рыба, а это уже азарт охоты, который на многое позволяет закрыть глаза.

Переплыв на другой берег, я первым делом уселся на толстое бревно, торчавшее из воды, и снял ласты, намереваясь вытряхнуть из них песок, который натирал мне ноги. Дно на этом берегу было илистое, так что повторное засыпание песка мне не грозило. Справившись с этой несложной задачей, я снял с головы маску, плюнул в неё и хорошенько протёр стекло изнутри слюной. Не самый лучший способ, но и он позволял не опасаться запотевания маски примерно минут двадцать, а затем процедуру нужно было повторять.

Пакет под будущий улов я повесил на обломанную ветку росшего почти в воде куста и полезь к самому берегу, продираясь пока сквозь тонкие ивовые ветви и усиленно поднимая ластами муть. Только поднятая со дна муть позволяла мне оставаться незамеченным. Чуть справа от меня кто-то плеснулся и я замер. Секунд пять я стоял неподвижно, а затем лёг животом в воду и принялся ощупывать руками дно. Практически сразу мне повезло. Кто-то шевельнулся у меня под пальцами, и я резко сжал кулак. Рыбка оказалась совсем мелкой плотвичкой, но первую я никогда не отпускал. Еще под водой я раздавил ей голову пальцами так, что она уже не сопротивлялась, когда я забрасывал её в пакет. Чем дальше я забирался вглубь куста, тем толще становились ветки, тем больше на них было какой-то очень неприятной губчатой слизи, от которой чесалась кожа, и тем крупней становился улов.
Под одним из корней я нащупал целую стаю почти крупных голавлей. Раздавив головы двоим первым и забросив их по очереди в пакет, я снова засунул туда руку, но нащупал только пару зубаток, да холодный ил и полу гнилые веточки. Стая куда-то ушла.

Минут наверное пять, а может и больше я ощупывал вокруг себя пространство, пытаясь отыскать свою сбежавшую добычу. Наконец мне удалось их найти. Правда, они встали в очень неудобном месте между двумя корягами. Точней, встали они под корягами, но добраться до них я мог, только просунув руку между этими склизкими брёвнами. Я не собирался отступать, даже не смотря на то, что сверху мне царапали спину кусты, рука с трудом пролезала в щель, а рыба была настолько крупной, что её неудобно было хватать. Но я схватил. Схватил крупного голавля за середину спины и мгновенно оценил его вес не меньше чем в полкилограмма. Теперь оставалось его только вытащить. Я потащил его вверх, но сжатый кулак не пролазил между корягами, а мне никак не удавалось его убить, чтобы он не улизнул от меня. Я снова прижал его к дну и попытался схватить его за голову, но он тут же чуть не вырвался. Тогда я снова крепко впился в него пальцами и попытался дотянуться до него второй рукой. Это было практически невозможно сделать из-за мощного и грязного завала из веток и какого-то мусора. Как я ни пытался, только зря исцарапал руку. Тогда я разозлился, нырнул и попытался свободной рукой раздвинуть коряги в стороны, чтобы увеличить щель между ними.
Как только я схватился за одну из коряг, мою ладонь обожгло острой и неожиданно сильной болью. От этой боли я чуть не захлебнулся, когда попытался закричать под водой.

Как я вытащил того голавля, я и сам не понял, но уже на берегу я заметил, что она практически переломлен пополам.
Батя бросил свою удочку и побежал ко мне. Лицо его сделалось бледным и испуганным. Я проследил за его взглядом и сам чуть в обморок не упал – весь живот, плавки и ноги были в крови. Я убрал руку от живота и только тогда сообразил, что кровь натекла из пробитой насквозь ладони. Бросив свою неудачную добычу в песок у самой кромки воды, я спокойно снял ласты и снова зашел в воду.
- Что случилось? Ты как? – спросил отец, останавливаясь в паре метров на меня и пытаясь отдышаться. Он уже заметил, что у меня на животе никаких ран нет, и заметил, что передвигаюсь я самостоятельно и падать явно не собираюсь.
- Руку об какую-то хрень пробил, - пожаловался я, пытаясь отмыться от крови. Ладонь горела так, как будто я её к кипящему чайнику приложил. Сначала я пытался держать её над водой, опасаясь заражения, но потом всё-таки не выдержал и в воду опустил. Стало немного легче, а вода вокруг тут же потемнела.
- Ща, в аптечке в бинты есть и йод, - уже почти спокойно сказал батя и побежал к машине. Я неторопливо поднял убитую мною рыбину и побрёл к покрывалу. Бросив рыбину на небогатую траву, я сел, скрутил с пластиковой бутылки крышку и прямо из горла выхлебал треть пива. Уже закуривая сигарету, я заметил красный пакет, висевший в кустах на противоположном берегу.

После обработки перекисью водорода, обмазывания раны йодом и перевязки бинтом стало легче. Боль из острой и обжигающей превратилась в тупую и ноющую. Отец пытался утащить меня домой, но я отказался, сказав, что нормально себя чувствую и пока пиво не допью, никуда не уеду. Наверное, он сжалился надо мной и усиленно налёг на прохладный пенящийся напиток.
- И к тому же, я еще искупаться хочу, - сказал я, когда первая баклажка почти опустела. Он не стал возражать.
Покурили, помолчали, полюбовались на красивейшую природу, пожалели, что опять забыли дома фотоаппарат.

Через минут сорок боль в руке почти совсем утихла, пиво почти совсем кончилось, а я так нагрелся на солнце, что без воды уже не мог.
- Окупнусь, и поедем, - предложил я и направился к воде.
Батя сонно кивнул в ответ и положил себе на лицо мою панамку.
Вода показалась мне такой холодной, что я несколько минуть не решался войти в неё глубже, чем по колено. Немного постояв и собравшись с силами, я вошел по пояс и снова увидел свой пакет. Теперь у меня появилась цель и я решился. Больше я не медлил. Резко окунувшись в воду с головой, я вынырнул и поплыл к противоположному берегу, фыркая и отдуваясь. Когда до пакета оставалось чуть больше трёх метров, я снова нырнул.

Не знаю зачем, но под водой я открыл глаза. Странно, но теперь я видел дальше трёх метров даже без маски. Правда, видел как-то странно – все неподвижные предметы казались мне расплывчатыми и неясными, а всё, что хоть немного двигалось я видел очень отчётливо. Мне не стоило никакого труда проследить взглядом за стайкой некрупных рыбёшек, что проплыли подо мной. Я проследил. Сначала проследил взглядом, а потом и вовсе метнулся за ними. Тело сделалось неожиданно лёгким и невесомым, а движения быстрыми и резкими. Впереди была добыча и я как огромная хищная щука устремился за ней в погоню.

И как это я раньше не понимал, что сырая рыба намного вкусней жареной или варёной. Ну, может быть я не отказался бы от щепотки соли, но под водой она всё равно растворилась бы до того, как я поднёс бы её к пойманной рыбине.
Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я начал свою охоту, но вдруг я заметил, что стало темней. Я по прежнему видел любое движение вокруг себя, но очень устал. Выбрав местечко поукромней, я свернулся калачиком и заснул. Большая нора под берегом позволяла мне быть уверенным, что ночью меня никто не потревожит. Разве что голод, но утром я обязательно с ним разберусь.

Она появилась во время моей третьей охоты. Или не третьей, мне сложно было считать, да и не особо хотелось. Кажется, я и раньше замечал краем глаза эту крупную тень, но никогда не охотился ни на кого, кто был бы крупней моей ноги. Так что и в этот раз я не придал появлению тени никакого значения, а зря. Она двигалась быстрей меня и увела прямо из под моего носа крупную медленную щуку.
О, как же она была прекрасна! Она двигалась так, как будто всю жизнь прожила в воде. Странная мысль, я ведь тоже всю жизнь в воде…
Я погнался за ней, но никак не мог догнать. Она то исчезала, то снова появлялась там, где я совсем не ожидал её увидеть. А потом она пропала и очень долго не появлялась. До самой темноты я искал её, но когда вконец проголодался и устал, то поймал несколько не самых крупных рыбин и отправился в своё логово. Там она меня и нашла.

Спал я очень чутко, так что проснулся сразу же, как почувствовал чьё-то присутствие. Её запах я уже знал.
Вблизи она оказалась еще прекрасней, чем издалека. Её запах свёл меня сума, прикосновения к её чуть шершавой коже рождали целый сонм мурашек на моей спине, а её мягкие волосы и податливые губы стали для меня жизнью.
Утром мы охотились уже вместе. Не знаю зачем, но мы ловили очень много рыбы и большую её часть не съедали, а складывали в норе, которую мы совместно расширили и сделали длинней.

Я не замечал, как вода становилась прозрачней и холодней – каждый день превратился для меня в охоту, а ночь в наслаждение.
Однажды утром, когда вода уже сделалась настолько прозрачной, что мог видеть вдаль больше, чем на двадцать стремительных бросков, она не вышла со мной на охоту. Она вообще последнее время стала двигаться намного медленней и перестала подпускать меня ночью. Это немного раздражало меня, но не на столько, чтобы я захотел уйти.
Забившись в самый дальний отнорок, она свернулась калачиком и почти не двигалась несколько дней. Я приносил ей рыбу и постоянно охранял её покой. Но однажды, когда я вернулся в наше логово, я её не нашел. Её не было на своём обычном месте, её не было и в двух днях пути в обе стороны от норы. Я перестал охотиться и занимался только поисками, но так и не нашел её. Зато нашел в норе несколько крупных икринок. С голодухи я сожрал их, упал от бессилия и заснул.

Я просыпался всего два раза и каждый раз выползал из логова, чтобы посмотреть, не вернулась ли она. Но она не вернулась. Когда я проснулся во второй раз, то заметил, что поверхность воды сделалась твёрдой, но особого значения этому не придал. Я просто снова лёг и заснул. А потом я забыл её.

Когда я проснулся в третий, раз, мне очень хотелось есть. От длительного голодания я потерял все свои силы и потому двигался очень медленно. Мне повезло, моя добыча тоже особо не жировала в то время, когда вода была твёрдой, так что я легко поймал крупного налима и сожрал его. Затем был следующий налим, а за ним крупная щука.
Жизнь быстро возвращалась в нормальное русло. Правда, на локте у меня вырос длинный шип, который постоянно чесался и мешал охотиться. Но вскоре я привык и к нему.

Вода постепенно нагревалась и мутнела. И через некоторое время я снова мог различать только движение и мутно видел неподвижные объекты.
Когда вода стала совсем тёплой, в неё полезли те, на кого я никогда не охотился. Некоторые были очень похожи на… Похожи на ту, которую я забыл за время сна, но сейчас почему-то вспомнил. Я плавал вокруг них, наблюдал и ловил ноздрями запах, который исходил от них. Я точно знал, что должен сделать. Знал и выбирал ту, которая будет похожа на неё, но никак не мог сделать выбор.

Наконец, мне это удалось. Стояла ночь, когда лёжа в своей норе я почувствовал очень знакомый запах. Я выплыл, чтобы посмотреть. Я думал, что она вернулась, но это была не она – это была другая, но от неё пахло также. Я проплыл под ней два раза, а затем резко метнулся вверх и воткнул в ногу шип. Вода окрасилась её кровью, стало очень шумно и суетно, и я уплыл обратно к себе в нору. Шип отвалился, когда я устраивался на сон в своём логове. Мне оставалось только ждать, когда она снова войдёт в воду. А в том, что она в неё войдёт, и войдёт очень скоро, у меня не было никаких сомнений.