Эварист Луи Габриэль деФлокс.
Родился в богатой но незнатной семье. Отец, преуспевающий финансист, купил себе мелкий дворянский титул. С детства мальчику внушали, что его цель в жизни --- упрочить свое положение в обществе и купить титул посолиднее. Внушать-то внушали, только внушения на Эвариста не имели ни малейшего влияния, он сам мог кому угодно что угодно внушить.
На образование мальчика денег не жалели: частные учителя, кроме обычного набора предметов преподававшие дворянский этикет, латынь, к тому времени уже стремительно выходящую из моды, теологию и фехтование --- по замыслу отца, эти навыки позволили бы сыну войти в общество высшего света как равному. Отец тщательно следил, чтобы его сыновья общались только со сверстниками благородного происхождения.
Впрочем, все эти огромные усилия имели весьма скудные плоды, для потомственных дворян деФлоксы так и остались безродными выскочками. Эваристу нередко приходилось защищать себя от насмешек сверстников острым языком, благо за языком стоял живой ум, а нередко и острой шпагой. К счастью, до поры все обходилось без серьезных увечий. Из отрочества Эварист вынес устойчивую неприязнь к слишком уж родовитым дворянам, кичащимся своим происхождением.
Деньги отца позволили Эваристу выбрать для себя столичный университет, старейший в империи, окруженный ореолом традиций, слухов и недомолвок, причудливое сочетание отголосков прошлых веков и надежд на будущее.Годы обучения в университете стали куда более счастливыми для Эвариста. Его давно тянуло к медицине, и обучение не стало ему в тягость, даваясь легко, благодаря врожденному чутью и острому уму. А вокруг... вокруг кипела столичная жизнь, знакомая Эваристу с детства (деФлоксы жили в столици империи), и тем не менее не уставашая манить молодого человека все новыми и новыми соблазнами.
Столичное общество в те годы звенело как натянутая струна, то ли в иступленном ожидании перемен, то ли просто изнывая от скуки. Филосовские кружки просветителей плодились быстрее кошек, ученые, покинув аудитории, выступали в салонах и чуть ли не на площадях. В те годы можно было на одном аристократическом приеме встретить светкую даму, бойко обсуждавшую с заезжим профессором вопросы консервации извлеченных при раскопках костей, а на следующем лицезреть троюродного брата действующего императора, распевающего вместе с остальными гостями модную песенку "кишкой последнего попа последнего царя удавим".
Эварист наслаждался этой безумной жизнью. Он мог утро провести на лекции педанта-профессора анатомии, а вечером в модном салоне слушать заезжего мистика и гипнотезера, и найти оба времяпрепровождения одинаково познавательными. Кстати, то что юноша не чурался общения с адептами знаний, в научных кругах не вызывающих ничего, кроме брезгливой ухмылки, имело неожиданный эффект. Один из модных гипнотизеров бог весть зачем поделился с молодым медиком азами своего искусства. Недостатка в добровольцах, на которых можно было потренироваться, не было, салоны были полны скучающими молодыми особами, падавшими в обморок и без всякого гипноза. В случае успеха молодой врач оттачивал свое мастерство и развлекал собравшихся, что очень кстати помогало заводить полезные знакомства, на худой конец все заканчивалось тренировкой не столь экзотических навыков.
Известности Эваристу добавила и пара дуэлей, в которые он влип из-за своего острого языка. Оба раза противниками были весьма знатные молодые дворяне, обе дуэли прошли по примерно одному и тому же сценарию: Эварист, действуя от обороны злил и всячески выводил из себя противника, затем наносил единственный удар в правую руку (укол в плечо в первом случае, и режущий удар в запястье во втором), и снова тянул время в обороне, пока кровопотеря не вынуждала противника отказаться от продолжения боя. Дуэли формально были запрещены, что не мешало им быть явлением чуть менее редким, чем выступление уличных актеров на ярмарке. А слава дуэлянта принесла неожиданные плоды Эваристу, его, еще даже не имевшего диплома врача, уже начали приглашать латать раны других дуэлянтов, что он с удовольствием и делал, не забывая получать приличные гонорары. Вот так молодой деФлокс усвоил простую истину: знакомства и умение общаться в свете для врача тоже капитал.
Таким образом, за пять лет обучения Эварист успел: опубликовать две научные работы, по обработке гнойных ран и по прижиганю как способу останавливать кровотечение, обе благосклонно принятые научным сообществом, поучаствовать в двух дуэлях, пять раз быть допрошенным по разным уголовным делам (свои и чужие дуэли, знакомство с содержателями подпольных типографий и нарушение режима цензуры, и прочая мелочь), одну неделю просидеть под арестом, наставить рога неизвестному количеству почтенных мужей молодых жен, и довести своими вопросами на лекциях до нервного припадка преподобного профессора теологии (одну штуку). Защита диплома прошла блестяще.
Однако сразу после защиты диплома Эварист влип по-крупному. В июне того года благочестивый аббат С. узнал, есть ли что-нибудь после смерти. А поскольку погода стояла необычайно жаркая, Эвариста наняли поддерживать труп в забальзамированном состоянии в течении трех дней до похорон, о чем молодой доктор тут же похвастался своим университетским друзьям. Справедливости ради надо отметить, что все сделанное потом придумал не Эварист, а его друг Франсуа В. --- бунтарь, поэт и химик от бога, не то от дьявола. В течении следующих дней Эварист пронес и пристроил в гробе старика двадцать фунтов черного пороха, а в последний свой визит --- флакон со смесью спирта и глицерина, в который положил заплавленную в леденец шепоть кристаллической перекиси водорода. Естестенно, изготовлением сего замечательного леденца занимался Франсуа.
Утром того дня аббат удостоился пышных похорон, на которых присутствовала половина столичной знати, к полудню кладбише опустело, весь день и всю ночь спирт растворял леденец... А под утро следующего дня, а отнюдь не в полночь, как рассчитывал Франсуа перекись пришела в контакт с легковоспламеняющейся смесью. Напуганным взорам горожан предстала картина: развороченный взрывом склеп, копоть и еще горящее дерево гроба, как будто сам дьявол явился за телом свежепочившего клирика.
Надо сказать, что работы в те годы у столичных следователей было намного больше, чем они могли выполнить. Революция не была подпольем, она была модой, карнавалом, развлечением света. Часто содержание пьесы, запрещенной цензурой не сильно отличалось от другой похожей, премьеру которой благосклонно посещал император, а крамольных разговоров в столице не слышал разве глухой. Но, вопреки всему, расследованием милой шутки с почившим аббатом занялись всерьез. И Эварист, уже имевший представление о работе следственной машины почувствовал --- влип. На этот раз перегнул палку и влип. И хотя доступ к гробу за три дня имели больше сотни человек, да и на кладбище после похорон мог пробраться кто угодно, следствие имеет все шансы выйти на него.
Так что Эварист уговорил отца ссудить ему денег на покупку офицерского патента и оставил прибыльную жизнь столичного врача ради службы в первом попавшемся полку. Подозреваемый, не находящийся под боком, следователей не интересовал.
Подозрительного новобранца с сомнительной репутацией дуэлянта засунули в 23-й полк, непрестижный, изрядно потрепанный и имеющий массу вакансий. И вот тут выяснились преимущества врача с университетским образованием перед недоучками из военно-медицинских училищ. Со скальпелем в руках Эварист делал то, что даже видавшему многое майору - главе полкового госпиталя казалось фантастикой. Чин капитана Эварист получил всего за год. А с ним и лютую зависть коллег. Но штабное начальство, как ни странно, тоже умеет сложить два и два, так что через пару недель новоиспеченного капитана ждал перевод в 15-й полк, где он смог начать все с чистого листа.