Он приходил в себя медленно, неторопливо. Мягкие липкие объятия сна нехотя сдувались холодным осенним ветром, гоняющим грязно-коричневые листья. Каждый раз, когда листочек сна облетал под напором холодного ветра, Майкл мог осознать новую деталь.
Листочек улетел…
И тело ощутило под щекой и ладонями мокрый грязный шершавый асфальт, а под нижней частью тела – что-то сравнительно мягкое и сухое.
Листочек улетел…
И в нос ударил неприятный запах многодневного тлеющего пожарища, когда гореть уже нечему, а огонь не желает отступать. Запах бензина, ржавчины и пыли.
Листочек улетел…
И до слуха ветер донёс приглушённый, но медленно нарастающий вой воздушной сирены.
Листочек улетел…
И по ушам ударил грохот взрыва.
Глаза резко распахнулись и вся листва, перепуганная резким пробуждением улетела прочь, открыв Майклу крайне неприглядную картину ночного города, освещаемого только оранжевым пламенем. На небе не было видно ни одной звезды, потому как оно было затянуто облаками и дымом, а холодный осенний ветер гонял листву. Он лежал в перевёрнутой машине, наполовину вывалившись из неё, где-то на окраине этого города. До ближайших домов нужно было ещё идти, а для этого требовалось подняться, несмотря на то, что тело отчаянно протестовало при одной только мысли об этом…
…неприглядная ситуация.

Что случилось, что произошло?
К черту сейчас не голова будет думать, а руки-ноги, раз уж мы с ними лежим в одной машине. Ну-ка – отжал себя от земли и пополз, пополз, как учили. Больно? Может быть больно, не обращать внимания…. Ремень… порвался или отстегнулся? Или отстегнули? Или - я сам?

Ладно, потом. Может потом и будет хуже, но это будет аж потом, а сейчас ползи родимый, давай-давай.
Адреналин и привычка пусть меня вытаскивают.

Пополз, подтягивая себя руками, отталкивая тело ногами, перемахивая по максимуму за раз, насколько хватает сил. Что, дополз? Кажется. Отполз подальше, перевернулся на спину, сел. Опёрся плечом о фонарный столб. Или это почтовый ящик? Да какая вообще разница? Не расслабляйся!
Отдышаться и оглядеться - где я? Что вообще происходит? Что-то, кажется, горело или взрывалось? Машина? Если машина – дело плохо, придется драпать, ну или в худшем случае забросить себя силой за этот вот почтовый ящик, у которого сижу. Сумка, где сумка?

Надо найти, оглядеться, оценить ситуацию, именно в таком порядке, но – быстро.

Оглядевшись, Майкл понял, что он действительно находится на окраине города, совсем неподалёку от дорожной развилки, обе ветви которой устремляются вглубь этого самого города. Разглядеть детали было сложно: по большей части, всё, что мог увидеть бедолага, было либо ночным небом без звёзд, либо силуэтами домов на фоне низкого оранжевого зарева.
Посмотрев в другу сторону, он мог увидеть, что дорога, ведущая в город, выходит прямиком из заваленного камнями тоннеля. Скудный оранжевый свет позволял разглядеть эту деталь и сделать соответствующие выводы. Машина, из которой вылез Майк, была перевёрнута, изрядно искорёжена и, к тому же, горела ленивым маленьким огоньком. Бензобак не взорвался, зато подарил этому тёмному миру небольшой импровизированный источник освещения и, конечно же, крайне отвратный запах горящего топлива, от которого у непривычного человека к горлу подходит приступ тошноты.
Майкл чувствовал спиной уголок деревяшки, к которой было прибито объявление-насмешка. «Добро пожаловать в Сайлент Хилл», гласила табличка. Добро пожаловать, Майк.

- Добро пожаловать. Да. Точно.
Бубни - не бубни себе в усы, делать что-то надо.
Подняться, проверить, целы ли кости и вообще общее состояние нестояния. Может, не гуди так голова, это мне даже понравилось бы, не этого ли я искал, не по такому ли скучал? Подумав, решил, что все таки не совсем по такому… Еще этот тоннель. Неужели это я его так?

Пора вспомнить карту, которую, кажется, оставил в машине. Еще бы, как, интересно мне, я вообще без нее добирался бы до дома?

Обыскал машину, недовольно качая головой и цокая языком, собрал, что лежало вокруг – свои вещи, может что-то еще, типа бутылки с дистиллированной водой – в прошлом, заливать в радиатор или что-нибудь казавшееся таким же полезным.
Ясно одно – машину с собой не потащишь, теперь эта груда только на распыл.

Что нашел хорошего – отправил в сумку. Куда идти? Знамо куда – домой.
Ключи? На месте?
Как там? Угол Блотч и Левин? Хорошо бы больше ориентиров, я же тут в первый раз.

Вообще-то отсюда хороший вид, даже заставил меня улыбнуться слегка – живописно.

Так, сперва - до дома, потом посмотрим. Еще было бы просто прекрасно попадись по дороге какая-нибудь аптека, денег, правда, не много.

Попытаемся найти какой-нибудь указатель, что бы узнать, где это мы. Вроде их должны вешать до и после туннелей, оглянемся, поищем. Если нет – пойдем вдоль дороги до ближайших домов, там уж точно должны быть таблички с названиями улиц.

Ну – пошли, не спеша, и не медля, маятником переставляя ноги, экономя силы.

Несмотря на первые ощущения, беглый осмотр показал, что самое больное место – это голова. Да, конечно, немного ободралась кожа на ладонях, на руках и бедре будут синяки, но всё это было мелочью. На голове уже появилась весьма крупная шишка, что, насколько знал Майк, тоже было хорошим знаком – было бы хуже, если бы она не появилась.
Достать багаж было сложновато, так как машина лежала на крыше и доступ к багажнику был перекрыт всем её весом, потому, Майклу пришлось довольствоваться содержимым бардачка и всем, что находилось на сидениях. Бутылка коллы, карта, фонарик, часы с компасом, пистолет, тёплая куртка, блокнот, простой карандаш и, конечно же, деньги, документы да связка ключей.
Дойдя до ближайшего указателя, который находился как раз на развилке, Майк взглянул на карту. Угол Карролл и Ренделл… это совершенно другая часть города. Зато с аптекой проблем никаких не было, так как буквально под боком находился ажно целый госпиталь, значившийся на карте, как «Брукхевен». Другой вопрос, что даже отсюда госпиталь выглядел, как после бомбёжки: крыша отсутствовала, ровно как и несколько верхних этажей. Майкл мог даже не сомневаться: стёкл тоже не было. Не должно быть.

Ну что же – отсутствие результата – тоже результат. Посмотрел на госпиталь… Захотелось присвистнуть, но ситуация заставила замолчать. Это что же получается больница - а она на карте вроде бы одна. Посмотрел, сверился с картой еще раз, ну да – точно, одна в этой части города, не считая клиники, но клиника это клиника, а госпиталь… Разбит вдрызг!

В общем-то, вроде бы ни о чем и не говорит, но появляются странные, какие-то, подозрения, и меня это напрягает.
Вообще, говорят - верный нос кулак за милю чует, а тут так несет, что хочется затвор передернуть. Кстати, это вот зря – обойма и так одна, надо ее беречь. Просто положу-ка пока я, на всякий случай, пистолет в карман куртки. Так. Фонарик.
В принципе в темноте дорогу видно, но выключенным в руке потаскать его будет не дурной идеей. Что-то надо будет – так подсвечу себе, а нет – он полицейский, а значит длинный и тяжелый. Кстати, а что я вообще так нервничаю?
Ну, разбит тоннель, у больницы крыша пробита, машина в дребезги… Стоп. А что я вообще слышу? Что-то, чего я не слышу, меня сильно тревожит. Это же город, даже пусть и ночь, и город не так чтобы и большой… но где хоть одной машины шум?

Идти нам далеко. Это минус. Госпиталь… провались он этот госпиталь, раз он разбит настолько значит и соваться нам в него никак не сподручно – видно, что не один день стоит, значит все, что можно было, из него уже вывезли, а может и вынесли.
Нам по пути лежит заправка… обычно на таких есть кафе, а если повезет то и аптека. В крайнем разе – те же люди там точно водиться обязаны, пусть объяснят мне, что тут почём.

Направляюсь мимо госпиталя, на Кэррол стрит, размерным шагом в сторону заправки. Оглядывая поближе тот же госпиталь и стараясь быть начеку, щетиня усы, хмурюсь.
Как давно он разбит, хотел бы я знать? И увижу ли я хоть один огонёк в этом грешном городе, за поворотом?
Самому себе признаваться не хочется, но, кажется, мне сейчас жутко.

На самом деле, тихим это местечко назвать было нельзя. Нет, не было сонма звуков, которые составляли бы богатство звуковой палитры: любой тихий шорох или случайный кашель бродяги попросту захлебнулся в истерическом вое сирены и отдалённом грохоте, которые он слышал с самого пробуждения. Лишь редко-редко Майкл мог быть уверенным в том, что время от времени он слышал отдельные звуки, однако, прежде чем он мог понять их природу, они исчезали.
Дуновение ветра пронесло мимо Майка целую кавалькаду кружащихся в медленном танце листьев. Некоторые из листьев тлели, а огонь, лениво поедающий их, поддерживался, казалось, одним лишь ветром.
В поисках огней, Майкл мог обратить внимание на… практически, на большую часть города. Оранжевое зарево, поднимающееся над крышами. Он не видел огня, но не приходилось сомневаться, что это зарево – результат горения множества маленьких огоньков, вроде тех, что он мог видеть в окнах госпиталя. Это нельзя было назвать пожаром. Стыдно. Огонь доживал свою жизнь, свои последние часы. После нескольких дней буйства, ему было больше нечем питаться. Он съел всё, до чего мог бы дотянуться и горел теперь, казалось, только из упрямства.
Несколько дней. Дня два-три, если быть точной. По прикидкам Майка выходило, что именно столько дней назад разрушилось здание, однако, оно уже выглядело, как развалины, которым было лет не меньше, чем ему самому: грязные стены в копоти, размазанной по ним моросившим вчера или позавчера дождиком, полное отсутствие стёкл, отсутствие любого освещения, помимо огня…
Заправка так же щеголяла гирляндами небольших одиноких огоньков. Казалось, единственное рукотворное освещение, которое мог увидеть Майкл, было светом маяка.
В тело ударил звук взрыва, прозвучавший где-то рядом. В одном-двух кварталах от него. Взрыву вторили крики, больше напоминающие крики чудовищ в фильмах.

Помотал головой, и подумал, что просто сотрясением я не отделался.
Несколько раз крепко закрыл и открыл глаза, но, кажется, мираж никуда и не собирался пропадать.
Так… хорошо. Теперь понятно, что меня так напрягало. Это не я ничего не слышал, это голова моя так гудела. Тоже хорош старый пень, так тщательно собирал манатки, что то, что город заревом полыхает заметил только через… а Бог его знает через сколько. Это же, как меня приложило?
И что мне теперь делать?
И что значит этот гул, который был после взрыва? Вздулись старые покрышки? Ага, в железной бочке, с акустическим усилителем, специально для тебя… Но что-то же это было? Или это тоже из-за этой шишки?

Пока ясно только одно – ни черта мне не ясно. Действовать по обстоятельствам – какие к черту обстоятельства? Дорога перекрыта, связи с собой нет, и я сомневаюсь, что где в городе она еще есть – такое светопреставление. Дом? А жив ли дом? Или этот пепелище только в этой половине города, а той – второй удалось уцелеть, отсюда не видно. Значит это и надо прояснить.

Что бы там ни было, следует двигаться к Натан авеню. Быть может, даст Бог, мне даже удастся найти лодку на лодочном причале, вот он на карте, если не сгорел до тла. Оттуда мне будет видно вторую половину города, я думаю.

Так что я, думая таким образом, туда и направляюсь – через огарки улицы в направлении Натан авеню, а точнее в сторону лодочного причала.
Не забываю смотреть по сторонам. На взводе и на стороже.

Он смог пройти половину пути до Натан авеню, прежде чем увидел первое живое существо в этом городе. Не думаю, чтобы Майкл был рад этой встрече, так как перед его глазами возникла картина, изображающая выходящих из клуба с покорёженной табличкой «Райские ночи» трёх существ весьма экзотичной внешности.
Больше всего они напоминали солдат американской пехоты, одетых в свою пятнистую камуфляжную свободную форму, однако, эта форма была крайне потрёпанной. Кто-то из них был лишён одного ботинка, а у кого-то был разорван рукав, и лишь у одного из троих был шлем. Кроме того, солдаты американской армии не хвастались лишней парой рук, располагающейся прямо под верхней. Их форма не была рассчитана на такие изыски природы, потому дополнительные руки были лишены одежды. Иной деталью Майкл мог отметить полное отсутствие глаз. Каждый из трёх «солдат» щеголял в окровавленной повязке, прикрывающей эту часть лица. Что случилось с их ртами, Майк разглядеть не мог, но точно мог сказать, что выглядели они совершенно ненормально.

Ладно. Понял. Я сошел с ума.
Я увидел, понял и смирился. Я лежу где-то в койке, может быть с сотрясением, а может с пулей. Или может я уже умер и попал в преисподнюю.

Кхм. Не страдай малодушием Майкл, не пори горячку. Не время.

Встрепенулся и застыл в полуприсяде, расставив ноги и распределив свой вес на них – так чтобы было удобно или убегать, или нападать. Что это, Боже мой, что это? Глаз нет. Учуют или услышат? Как они далеко? И как быстро они двигаются?
Уже поняли, что я здесь? Если да – агрессивны они или… а как ты думаешь?
Не знаю, но я не хочу рисковать почем зря. Ищу тень, угол, например угол здания, может, удастся от них скрыться?
Что они делают? Пока я наблюдаю за ними медленно и аккуратно убираю фонарь за спину, проталкивая его под пояс узкой частью, и также медленно и осторожно достаю из кармана пистолет, но не целюсь. Пока.

Беретта мягко легла в руку, словно родная. На столь приличном, как шестьдесят футов, быть услышанным, особенно, в таком шуме, было весьма сложно, особенно если ты пытаешься быть тише воды и ниже травы. Майкл быстро отступил в длинную чёрную тень, отбрасываемую сгоревшей машиной, припарковавшейся у здания госпиталя, стараясь не издавать ни единого лишнего звука, однако, даже эти тихие движения привлекли внимание троицы. Три слепых лица уставились своими повязками прямо в то место, где прятался Майк.
Оценить их скорость не удавалось, так как все трое до этого момента шли в относительно спокойном состоянии, вяло раскачиваясь и толкаясь, но сейчас, когда они замерли в напряжении, вся вялость пропала, будто бы её и не было. Похоже, скоро Майклу представится шанс узнать, агрессивны ли его новые знакомые.

Это больше похоже на больную шутку, чем на правду, может кто-то и правда шутит?
Я буду внимательно наблюдать присев на одно колено, крепко сжимая пистолет двумя руками, вытянув одну, поддерживая ее другой. Наблюдая, сниму с предохранителя, не спуская глаз с них, жду.

Если увижу хоть что-то, хоть что-то что напомнит мне в них нормального человека, я их окликну, но если нет, я буду готов стрелять на поражение.

Вся троица «ощетинилась», раскинув все свои руки, словно они были готовы к броску, расставив полусогнутые ноги чуть шире плеч и, наклонив вперёд торс, угрожающе замычали. Их мычание было нестройным: покуда мычал один, другой только вдыхал, а третий – лишь начинал своё мычание.
Эти движения не были человеческими, а запасные руки двигались слишком живо, чтобы быть искусственными. Майк отметил, что указательный и средний пальцы двигаются достаточно легко, в то время, как мизинец и безымянный каждой руки казались ненужными отростками. Если серьёзно, они были и меньше размерами.

Всё, хватит думать, пора что-то делать.
Как мне ни хочется тратить патроны, мне просто ничего не остается делать. Если это – бред, значит я - сумасшедший. Ок, я побуду пока опасным сумасшедшим.

Я решил быть в полной боеготовности и не подпускать этих тварей близко. Если выбирать между здоровым рассудком и патронами, то этот выбор будет не в пользу кусочков свинца. Чёрт их и так мало… Но мне больше нечего делать, по видимому.
Единственная уступка осторожности будет в выстреле над их головами, и если их это не спугнет, быстро смещусь к противоположной стороне дороги, при необходимости отстреливая одного за другим, целясь в голову или сердце, чтобы не тратить лишние патроны. Укроюсь за остовом машины, который стоит там, и буду целиться в них, если не уложу с первого раза. 12 патронов… Двенадцать.
Боги в помощь. Пошли!

Сидя в тени, поднимаю ствол и, держа в душе молитву, рывком корпуса ставлю ногу с колена на ступню, жму курок, поднимаю тело, готовлюсь кинуться в сторону, как планировал.

Майк нажал на спусковой крючок. Понеслася…
Первый выстрел попал в цель, однако, никакого эффекта не было, кроме того, что голова чудовища дёрнулась назад. Выстрел, ещё, ещё…ноги переставляются одна вслед за другой. Мышцы, словно пружина, нервы натянуты, как гитарная струна. Из семи выстрелов только два прошли вовсе мимо цели.
Второй выстрел Майка была рассчитан в сторону сердца, однако, попал в плечо. Третий угодил туда, куда и рассчитывалось… труп. Чудовище опустилось на колени, вяло шевеля верхними конечностями, а два других бросились бежать прямо на мужчину. Он остановился на месте, чтобы было удобней целиться и выпустил пулю… в молоко. Свинцовый кусочек смерти пролетел где-то над плечом четырёхрукого с зашитым ртом. Второй выстрел попал прямо в сердце, однако это не остановило его. Ствол резко поднялся вверх и с расстояния жалких трёх футов пуля попала прямо в голову.
Майк прыгнул в сторону, перекатываясь через плечо, и, сидя на одном колене, проводил стволом безвольно падающий второй труп, в который он выпустил последнюю пулю, но безнадёжно промахнулся.
Теперь оставались только Майк и его противник, который резко остановился и развернулся в сторону стрелка. Он, как и его сородичи, двигался потрясающе быстро. Майкл попросту не ожидал такой прыти. Было ясно, что жалкие девять футов, разделяющие этих двоих, чудовище покроет раньше, чем случайный свидетель сможет сказать «ой».

Значит - я буду стрелять.
Уложив двоих, я смотрю прямо в лицо третьего и, мне кажется, что они в большей мере звери, чем люди, никакой тактики, зато сколько прыти.
Теперь только кто быстрее – я вижу, как нечто несется на меня, я в полной боевой готовности и уже успешно убил двоих…
Планирую отправить пулю прямо ему в сердце – ведь расстояние уменьшается, значит и удар пули будет сильнее, но если эта тварь окажется быстрее мне придется вступать в рукопашную, где у него на две руки преимущество, а значит целить надо в ноги, и тут то я уже от души поблагодарю привычку одевать тяжелые бутсы парашютного десанта – ударю на искос по голени, чуть ниже колена, пытаясь выбить землю из-под ног, и втопчу голову мутанта в асфальт, две лишние руки – это такой минус для центра тяжести.
Но если он ухватит меня, придется не жалеть еще патрон, а может даже два. Лучше бы вообще не подставляться, но выбор не особо большой, так что мне остается только молится и надеется на выправку и привычку - второй раз за день давая им полностью руководить мной.

Пистолет громыхнул, ударив отдачей по рукам Майка, а пуля попала прямо в сердце, заставив противника остановиться и удивлённо помотать головой, профыркивая что-то, очень сильно похожее по интонации, на ругательства. Надо отдать должное Майклу-со-странной-фамилией – он не растерялся в этой ситуации а подскочил прямо к чудовищу, чтобы одним тяжёлым ударом по ноге выбить землю из под ног чудовища, а сам сделал шаг в сторону, схватившись рукой за голову создания. Ощутив под пальцами сальные спутанные жёсткие волосы, он одним движением помог четырёхрукому встретиться лицом с землёй, а затем – нанёс сокрушительный удар бутсом прямо по голове противника, которая отозвалась противным смачным хрустом и, одновременно, хлюпаньем.
Он больше не двигался, однако… краем уха Майк услышал шорохи за спиной, а обернувшись, смог бы увидеть, как два первых убитых противника неторопливо, словно после хорошей драки, где их неплохо отделали, начинают подниматься.

Ругаясь вслух, на выдохе, не в полный голос я стараюсь подавить сильное изумление – время сейчас очень дорого.

Раз они уже лежат, надо быстро их добивать, способ испытан – придется сбивать с ног и, или бить в голову.
Чтобы не тратить лишние силы и не рисковать я достаю фонарь с тяжелой длинной ручкой.
Слишком затянулось наше общение – пора ускоряться. Вдруг рядом ходят еще такие красавцы. Даже скорее всего они тут будут, поэтому пора добивать их, потом быстро порыскать у них по карманам – в конце концов на них форма. Боже ничего на свете не хочу больше сейчас чем разобраться, что же тут сейчас происходит – вдруг это хоть немного прояснит ситуацию! Ну, или на худой конец патроны или какие-нибудь опознавательные знаки – может быть старые добрые бирки на шее.

Потом, позже Майкл. Рывком двигаюсь к самому ближайшему уроду, на ходу доставая фонарь, чтобы с силой опустить на его грешную голову тяжелую рукоятку.

Вспоминаю на ходу что на одном из них каска – не разглядываю на котором, просто собираюсь, если та еще на нем, сбить ее хорошим поставленным пинком ноги в область виска, в край каски. Торопиться, торопиться Майк! Пора торопиться!

Два прыжка, и Майк оказывается рядом с одним из чудовищ, и в могучем ударе опускает тяжёлую рукоятку фонаря прямо на череп уже почти поднявшегося противника. Тот практически без сопротивления ломается, и волосы четырёхрукого, вместе с импровизированным оружием Майкла, окрашиваются в красный цвет. Однако, даже этого времени хватило второму созданию, чтобы подняться на ноги, в тот символичный момент, когда его собрат тихо шлёпнулся на мостовую. Расправив все свои четыре руки в стороны, одетый в форму монстр раскрыл рот, насколько позволяли нитки, и зашипел, отчаянно брызгая густой слюной. Именно он был тем самым чудовищем, которое и носило на голове столь удачное средство защиты, как шлем.

- Дохни уже, Падаль!
Я по-настоящему разозлился и, так как не убирал оружие, вскидываю руку с береттой, чтобы выпустить пулю ему в грудь в район сердца. Нажимаю курок – всё что мне нужно это чтобы он потерял равновесие от встречи с кусочком свинца. Потом я воспользуюсь этим чтобы подойти ближе и воспользоваться тем же приемом, который помог опрокинуть первого уродца, что будет правда сложнее, потому что я не смогу его схватить но мне ничего не мешает наградить его ударом фонарика в голову – чуть ниже уха, но выше шеи со стороны противоположной пинку – этого хватит чтобы заставить его переобуться в воздухе, пинаю правой, бью левой – одновременно.
Потом приласкаю ботинком, - со всей силы ударю в шею сверху-вниз, если мне повезет, это переломит ему позвоночник

Пистолет опять громыхнул, изрыгая очередную пулю, которая ударила чудовище в грудь рядом с первым ранением. Майкл вновь рванулся вперёд, пытаясь добежать до четырёхрукого прежде, чем тот придёт в себя… не успел.
Мгновенно остановиться, чтобы избежать столкновения с противником, он не мог, поэтому просто ушёл в подкат, что было крайне немилосердно по отношению к его штанам и рукаву куртки. Не ожидавшей такого хода монстр потерял равновесие и упал рядом с Майком, однако, успел подставить все четыре своих верхних конечности, чтобы не поцеловаться с асфальтом.

Перевернуться и оттолкнувшись руками рывком быстро подняться. Если гад уже поднимается, значит нужно вернуть его на землю.
В какую преисподнюю я попал? Я бы уже делал бы ноги, если был уверен, что эти чудовища вообще дадут мне убежать.
С другой стороны в этой ситуации есть свое преимущество – раз мы близко я могу не чинясь расстрелять его в упор, последние патроны пойдут ему в глотку, если он уже поднялся.

А если нет, я верну его на землю пинком в плечо. И постараюсь перебить ему позвоночник ударом по шее.

Майкл поднялся на ноги и обнаружил… что противника рядом и нет. Он, пользуясь верхними четырьмя конечностями для передвижения и волоча ноги, как ящерица волочет по песку хвост, с завидной скоростью… даже не уползал, а убегал с поля боя. Столь странное положение тела было, судя по всему, для него не менее привычным, чем вертикальное.
Но, что самое странное, чудовище ползло не по прямой, а петляя, словно опасалось, что в него будут стрелять. Не безосновательно, конечно, но, всё же...

Чтож нам это только на руку.... Нет, черт, это плохо, плохо. Если эта дрянь ползает быстрее, чем ходит, значит, я почти уверен, что она заляжет где-то неподалеку и будет шариться рядом, поджидая минуту чтобы снова напасть. Так, я полагаю, они охотятся.
Остаётся надеяться, что она не рискнёт кидаться в одиночку. Чтобы спать придется быть очень, очень осторожным.
Майкл, послушай себя, ты говоришь уже так, будто здесь жить собираешься. Ладно, я пока не знаю что будет.

Пока дрянь уходит я напоминаю ей не возвращаться – убираю пистолет в карман, поставив одним пальцем на предохранитель, поднимаю что-нибудь тяжелое с земли и кидаю в сторону, куда уползает тварь.

Хорошо, теперь можно немного осмотреться – что там у этих ящерок? Похлопаю их по карманам что-ли. Фонарик пока не убираю. Кстати, а сколько время? Смотрю на небо.

Судя по часам, выходило около часа ночи. И, если судить по небу, так и было: чёрное ночное небо, без луны и звёзд, затянутое невидимыми облаками. Возникает такое ощущение, словно неба и нет: вместо него есть только выкрашенный в чёрный цвет потолок, не больше.
Обыскивая поверженных противников, Майк нашёл жетоны, совсем как у солдат, однако, они ничего не могли сказать, так как на них были только номера: 00001 и 00002. Обыскивая карманы, он нашёл у одного из них, у первого номера, боевой нож, а у второго – коробку с патронами, как раз для беретты.

Всё-таки там, на верху, меня всёж таки кто-то любит - улыбаюсь себе в усы, но недолго.
Коробку - в карман, предварительно перезарядив пистолет. Фонарь в одну руку, нож в другую – правую, на излет. Держу крепко, так чтобы можно было отмахнутся справа – налево, чуть повернув корпус и перехватить, в случае, лезвием вниз, только повернув пальцами рукоять.

Так, вроде бы все в порядке - если так вообще можно говорить в этом месте. Я все равно всё еще многого, очень многого не понимаю.
Куда идти? Да, я собирался добраться до лодочного причала. Правда я слегка передумал брать лодку – если тут такое по земле бегает – что вообще в воде плавает. Но сидеть на месте – это подставляться, а еще вдруг есть захочется. Припасы бы не помешали, но чует, мое сердце, ими так вот враз не разживешься, пройдется уповать на удачу пока.

Идти придется очень осторожно – и очень внимательно смотря и слушая – вдруг этот, поползун еще друзей приведет. А то и старшего брата. Кто-то он тут вообще такой.
Хм, а вот эти номера я приберу , если можно надеть – надену, вдруг-то еще пригодятся. Такие у меня суеверия – а может и просто поможет. Пусть болтаются на виду, если что можно будет спрятать под рубаху.

Покурить хочется, но не время, старик, не время. Двигаемся к причалу – ближе к левой стороне дороги, и вообще ближе к зданиям слева, так чтобы бок был прикрыт. На открытых местах – перебегая и слушая, смотря и бережно, бережно. Оттуда поглядим что со второй половиной города, хотя бы есть ли там свет и стоит ли он или тоже в руинах. Еще этот маяк грешный – он-то стоит. А еще оттуда будет видно что с дорогой на западе.

Надеть номерки было не сложно: в конце концов, шеи этих созданий не сильно отличались от шеи любого нормального человека. Майк двинулся вперёд, чтобы продолжить свой путь к причалу, однако…
Явившееся его глазам зрелище плохо поддавалось осмыслению. Прямо посреди дороги асфальт резко уходил вниз, словно оплавляясь, в глубокий чёрный провал, дна которого не было видно, как минимум из-за темноты. О том, чтобы перепрыгнуть через провал, и речи быть не могло - слишком далеко.
В этот момент позади, со стороны госпиталя, прибавилось света. Оглянувшись, Майкл мог бы увидеть, что в окнах третьего этажа полыхает пламя. Именно полыхает, а не тлеет, как раньше. Пока что, насколько можно было судить, пожар полыхал всего в одной-двух комнатах.

Это не просто плохо. Да Майкл за все свои прегрешения ты попал во пламе искупления.

Я смотрю карту. Плохо. Идти в обход. И неизвестно где еще под твоими грешными ногами разверзнется земля и изрыгнёт адовых тварей. Господи Боже.

Идти мне будет далеко. А вокруг ночь. И ни медикаментов, ни еды.
С другой стороны. С другой стороны у тебя госпиталь, в котором в двух окнах горит огонь. Вообще-то он так гореть не должен, если там не костёр. Большой.
Чтож. Была не была – я пойду-ка проверю чего там еще есть. Види Господи не жадности ради, а токмо для выживания – ничего лишнего не возьму. Аминь.

Иду в госпиталь.

Майку не потребовалось много времени, чтобы дойти до дверей госпиталя, однако…
Догадка о костре имела свои основания, так как огонь в этих двух окнах горел куда более ярков, чем в каких-либо иных помещениях.
Толкнув дверь, мужчина увидел тот самый пейзаж, что и ожидался: голые стены со следами копоти, осколки битого стекла, однако… кое-что могло являться неожиданностью. В частности, здесь, в холле в луже собственной крови лежали ещё трое четвероруких монстриков, а на стойке стояли две баночки: пластмассовая, с какими-то таблетками, и стеклянная, из тех, какие можно найти на ранчо в погребах. Она была даже закрыта при помощи марли и резинки.

Какая прелесть – умиляюсь я. Ну, стараюсь не злорадствовать – то мало ли какая еще пакость вылезет. Хорошо если их персонал убил. Хм, а вот это уже повод задуматься.
Ладно, надо будет быть поосторожней – с ножом подхожу к трупам….
Ну мало ли – они-де всё таки уже раз вставали, и если на них мало повреждений – сделаю два резких удара – один уколом - в сердце, по рукоять или покуда войдет со всего маха, второй наотмашь по горлу. Так дайте-ка осмотрим эти подарки судьбы. В прошлый раз патроны были кстати. Если есть номерки – эти уже не беру.

Потом подхожу к стойке и осматриваю баночки. Заводская должна быть с наклейкой, или, я знаю, врачи кладут подписанный лист в саму банку при отпуске. Если нет – попытаюсь на вид определить – знакомы ли они мне. И смотрю что в стеклянной.

М-да, мне бы какую сумку заплечную, а то всё по карманам, да по карманам. Смотрю за стойку - мало ли что оставляют на входе.

Небольшие костерки, словно бьющиеся в агонии от каждого дуновения ветра или движения со стороны Майкла, помогали различить общую картину, но перед деталями они пасовали. Сложно было различить что-то мелкое в этом безумном танце агонизирующего света и длинных теней.
Не включая фонарь, было сложно разобрать характер повреждений. Больше всего это напоминало многочисленные режущие удары ножом, апофеозом которых был удар по горлу. Последний был явно более сильным, чем большинство порезов: ранена на горле была глубокой, в то время, как другие раны были поверхностными. Жетоны оставались на месте, а вот найти что-то в карманах удалось только с третьей попытки: это были патроны двенадцатого калибра с картечью. Вещь полезная, но не в данной ситуации.
Литровая стеклянная банка не могла похвастаться аутентичной наклейкой. В конце концов, на этикетке был нарисован баклажан, а внутри было что-то, больше напоминающее варенье. Прочитать без помощи фонаря хоть что-то, написанное мелким чёрным шрифтом на маленьком пластмассовом пузырёчке, было вовсе непосильной задачей.

Ясно. Делаю иначе – прибираю за пояс нож.

Достаю фонарь, подсвечиваю себе. Смотрю на этикетку. Чтобы ни было - всё равно приберу, просто хочу знать, что с собой таскаю.
Открываю банку, нюхаю. Если запах не вызывает каких-нибудь сомнений – пробую одним пальцем.
М-м. Оставлю её пока здесь – у меня нет с собой пока ничего подходящего – не в руках же её носить?
Может, найду что-нибудь подходящее в кладовке или в комнате для посещений.

Кажется, я свыкаюсь с тем, что я сошел с ума. Вот ведь натура – ко всему привыкаешь.
Улыбаюсь себе в усы. Всё равно я не понимаю, ни что здесь происходит, ни чего мне еще ждать. Но успокаиваю себя тем, что прокручиваю в голове что мне делать. Значит - хоть немного лучше.

Фонариком подсвечиваю и внимательно осматриваю оба коридора, слева и справа от стойки и заглядываю за стойку.

Судя по этикетке, перед Майклом было болеутоляющее общего действия. Крайне полезная штучка, которую можно принимать, не особо разбираясь в медицине. Понюхав содержимое стеклянной банки, Майк решился опробовать его. Судя по всему, это было какое-то варенье. Скорее всего, малиновое. Очень сладкое, можно даже сказать, что приторное.
Свет фонарика осветил оба коридора. Один из них, правый, если смотреть от входной двери, был преграждён совершенно неуместной ржавой сеткой, к которой с другой стороны привалился очередной труп чудовища, которому повезло ещё меньше, чем остальным: на его морде ясно отпечатался кровавый рисунок сетки. Второй коридор был полностью свободен.

Еще что-то непонятное. Что за сетка, да к тому же ржавая? Как давно в этом городе так плохо идут дела? Кажется, мне есть, что сказать этому моему агенту - Эдди.

Придется идти по этому левому коридору. Чтобы не случилось чего-нибудь этакого достаю беретту, иду по коридору до следующего поворота или перекрестка. Обращаю внимание на таблички на дверях. Кафе, кухня или раздевалка. Подойдет чей-нибудь личный кабинет или офис директора. Заодно смотрю на стены в поисках плана эвакуации, а точнее в поисках чертежей планов этажей.

Внимательно прислушиваясь, чтобы ничего не пропустить, иду.

Майкл нашёл план эвакуации, точнее, место, где он некогда располагался. Кто-то очень аккуратно изъял листок бумаги из рамки, так что, Майклу не досталось ничего, что могло бы быть полезным.
Кабинет директора располагался совсем рядом. Фактически, прямо здесь же. Это была первая дверь налево, если смотреть от входа. Подёргав дверную ручку, Майк сумел убедиться, что дверь заперта, и открываться не желает. Ключ вряд ли подойдёт, даже если его найти, если судить по ржавому замку. Две находки из двух были безрадостными.

-С-с... – Негромко ругаюсь, не разжимая челюстей. Чтож, как рассчитывал – иду дальше, до первого поворота.
Стараюсь идти тихо, не шуметь и внимательно прислушиваться. Подсвечиваю себе фонарем, но не свечу, на ходу, слишком далеко – максимум на три корпуса.
Шагаю аккуратно. Всё также смотрю краем глаза на таблички, чтобы в случае крайнего случая запомнить расположение комнат. Всё еще ищу личные кабинеты или кафетерий. Подойдет и лестница наверх – все-таки задача приоритетная, а время тратить вредно.

Майк прошёл совсем немного по коридору, мимо двух уборных, прежде чем дошёл до развилки. Путь шёл прямо и утыкался в тупик, только для того, чтобы позволить войти в какое-то помещение, а поворот вёл, определённо куда-то дальше, вдоль здания. Собственно, здесь на развилке находилось помещение, которое некогда было кафетерием, если верить золотистой табличке.
Тем временем, шумовой фон несколько сменился. Майк был уверен, что слышал, как по улице проехал тяжёлый гусеничный транспорт и, судя по звукам, ехал он по дороге, по которой совсем недавно шёл сам Майкл, доехал до обрыва и поехал дальше. Когда шум двигателя и гусениц стих, в привычную палитру добавился звук глухого рычания где-то в глубине того ответвления, что вело вглубь здания.

Опять незадача.
Но. Значит, кто-то все-таки тут есть. Надо будет это сесть, перекурить…. Попозже.
А пока я иду к кафетерию, чтобы приоткрыть дверь и заглянуть одним глазом внутрь. Заглянув – решу заходить ли. Стоит ли.
Напрягает меня и это рычание, но оно в глубине здания, значит - может и не выползет покуда. Авось, милует Господь и пронесёт.

Приоткрыв дверь, Майкл сумел увидеть стол без скатерти, на котором в беспорядке была разбросана посуда, от ржавых турок и битых чашек, до мятых жестяных баночек. Помимо них, на столе лежал блокнотик, в котором, определённо, что-то было начертано ручкой. Всё это выглядело весьма старым, если не сказать древним, словно здание было в запустении не менее десятка лет.
Наверху что-то с тяжёлым грохотом упало на пол, прямо над головой Майкла. Некоторое время после этого, не было слышно ворчания, а затем источник этого звука начал неспешно приближаться.

Плохо, плохо, очень плохо. Стараюсь не шуметь и вообще издавать как можно меньше звуков вхожу внутрь, закрываю за собой дверь, аккуратно и тихо. Не глядя – потом посмотрю, хватаю и запихиваю блокнот в карман, придерживая фонарь между туловищем и локтем. Беру фонарь обратно в руку и осматриваюсь – если это кафетерий, то тут должна быть дверь на кухню, можно попытаться уйти через неё.
В худшем случае должна оставаться стойка, за которой должно быть можно укрыться.
Вслушиваюсь, пытаюсь навскидку определить много ли у меня времени и как много я буду видеть если выключу фонарь после того как осмотрюсь.

Стойка была, а за ней и искомая дверь, держащаяся на одной единственной петле, а потому – потенциально шумная.
Судя по звукам, времени было вполне достаточно. Ворчание приближалось весьма и весьма неспешно, однако, за закрытой дверью определить истинное расстояние до источника столь небольшого шума, было весьма проблематично.
Наверху кто-то начал достаточно ритмично стучать, мешая вслушиваться в происходящее в коридоре. Всего пять ударов, и вновь тишина… в коридоре тоже, словно источник шума просто испарился.

Я прохожу к стойке – так чтобы оказаться по ту сторону, сажусь на пол. Нахожусь в таком положении, чтобы я сам мог выглянуть из-за неё, но чтобы меня не было видно из обоих дверей.
Хоть дыхание переведу.
Ложу к себе на колени пистолет, достаю записи, подсвечиваю себе, чтобы их прочитать. Пока читаю – слушаю. Если услышу что дверь открывается – неважно как, выключу фонарь и схвачу ствол.

2 сентября.
Меня это начинает раздражать. Одни и те же симптомы. Да, различаются детали, но общая картина всегда одинаковая: зрительные галлюцинации, кошмары, навязчивые идеи… болезнь всегда прогрессирует. Безумие словно передаётся по воздуху. И что делают местные? Ничего. Решительно ничего. Они просто запирают больных, не пытаясь лечить. Спускают всё на тормозах, словно надеются, что всё пройдёт само.

4 сентября.
Исследования этого феномена, всё-таки, есть… доктор Мартин Пиглз. Жалко, что он умер когда один из этих психов набросился на него. Должны были где-то остаться записи.

7 сентября.
Записи есть, они…

Следующая страница отсутствовала. Майкл мог без труда разглядеть линию обрыва. Из-за вырванного куска пропадала львиная доля смысла.

…потому никто ничего и не предпринимает. Жаль. Быть может, у меня получится найти решение? Записи мне очень сильно помогут в этом. Просто забрать их я не мог, а библиотеки в городе попросту нет, как таковой. Поэтому я принёс записи в ратушу и поместил их в том небольшом зальчике, который там называется «библиотекой». Как глупо… кафешек больше, чем действительно полезных заведений, а школа – всего одна на весь город, при это о количестве церквей лучше и не заикаться – я уже со счёта сбился.

Встаю, отряхиваюсь.
Хочу покурить, Эх где ты моя трубочка? Резная была, своими руками выточенная из вишни.

Так. Обдумаем, что мы имеем: этот город, похоже, отрезан от мира. Люди в нём есть. И кажется – военные. И монстры. Интересно, откуда они? Жертвы экспериментов? Что же, здесь была маленькая ядерная война? Или химическое заражение? Черт, куда я попал?
Кажется – стоит проведать маяк, здравый смысл подсказывает, что живые будут скапливаться именно там. Да, ратуша. Мне стоит там побывать, если я хочу хоть что-то понять. Кажется это то здание на карте, что помечено как Городской Центр в старом Сайлент Хиле. И как мне, чёрт подери туда попасть?!

Господи, попался бы мне хоть один живой человек – расспросить с пристрастием.
Убираю блокнот в карман.
Беру пистолет, выключаю фонарь, но держу его в руке, и двигаюсь к двери. Не открывая, прислоняюсь к ней и прислушиваюсь - если тихо, выглядываю.
Если всё мирно – пойду, стараясь не шуметь. Вперёд по коридору.

Майк выдвинулся вперёд, не обнаружив в коридоре никого. По крайней мере, в неверном свете огня ему никого не удалось разглядеть.
Он медленно двигался вперёд, лишь время от времени стреляя глазами в сторону очередного источника шума, но каждый раз ничего не находя. Наконец, он добрался до лестницы, которая вела на верхние этажи. Коридор любезно предлагал ответвление обратно, в главный холл, через перерытый металлической сеткой проход, а так же, предлагал дверь в параллельный коридор, ведущий дальше, вглубь госпиталя.

Так. Я попробую пройтись на третий этаж, значит мне по лестнице. Я хочу узнать, что там за свет был в окне – так, что примерно припоминаю, где я его видел и стараюсь представить себе, куда мне нужно будет пойти.

Иду к лестнице. Я, конечно, успокоился, но только потому что предельно собран – вот так красться это дело привычное. Ещё со службы, это мы хорошо знаем. Сейчас надо идти, слушая всё – что под ногами, что впереди, чуть склонив корпус, чтобы если что быть готовым к перекату или перестрелке. И конечно прислушиваясь к своим чувствам – говорил мне как то Сержант «Если есть сомнения, значит сомнений нет» И ведь правда, идешь, бывало, к дому и прям чувствуешь что тебя из окна уже выцеливают и у тебя уже только два выхода – или иди прямо быстрей, но не бегом, а не то спровоцируешь, или быстро - в сторону.

Идти вверх по лестнице – это всё значит терять преимущество, а значит нужно прибавить скорости до пролёта, но ещё это значит что нужно быть ещё внимательней, так что лучше включить фонарь и светить себе на шаг – пол шага впереди если есть хоть небольшой шанс оступится, но это рассчитывает не голова а предчувствие.

Майк поднимался не медленно и неторопливо, как это делало большинство людей, а быстро и уверенно, будучи готовым в любую секунду отпрыгнуть в сторону. Однако, он немного погорячился со своим решением и замедлил шаг, услышав знакомое глухое ворчание буквально над своей головой, когда поднимался по лестнице на второй этаж. Это позволило ему разглядеть одинокую фигуру в дверях второго этажа раньше, чем его топот привлёк обладателя этой самой фигуры. Точнее, обладательницу. Она стояла спиной к ступеням, на расстоянии достаточном, чтобы тихо проскочить мимо, но не достаточно большом, чтобы нельзя было различить испачканный кровью и копотью больничный халат.

Чтоже, оно не глухое. Я сбавляю шаг и иду медленно, за раз переставляя ногу на ступеньку так, чтобы спина была ближе к стене, иду боком, повернувшись к этому лицом. Иду медленно, максимально тихо, ставлю ступню не за раз, а с носка на мысок – пусть немного неудобно, зато максимально тихо. Снимаю предохранитель.

Дышу медленно, глубоко. Стараюсь подняться на пролёт и по стенке обогнуть на следующий этаж. Когда подберусь вплотную – задержу дыхание.

Хмурясь, пытаюсь разглядеть повнимательнее это существо.

По большей части , существо напоминало человека, разве что, очень усталого или пьяного, если судить по стойке. Короткий больничный халатик был приталенным, подчёркивающим плавные изгибы женственной фигурки, однако, женщина, почему-то носила на лице маску-распиратор вместо привычной марлевой повязки, а спутанные слипшиеся волосы были испачканы кровью не менее, чем одежда.
Ворчание перемещалось наверх, параллельно движению Майка. Было бы даже возможно предположить, что Майклу лишь кажется, что кто-то наверху рычит и ворчит – настолько подозрительным была эта синхронность передвижения.

Иду дальше, стараюсь не привлекать ничем внимание. Этот звук, кто это, что это – я не понимаю. Только думаю или я разберусь – или буду сматывать удочки.
Стараюсь подниматься по лестнице дальше, если услышу или увижу что-то выше, тихо попячусь и постараюсь уйти вниз, обратно по своим следам, шаг в шаг.

А пока по стенке прокрадываюсь мимо уродца в халате, чтобы боком к нему подняться выше, так я окажусь лицом к той стене, к которой иду спиной сейчас, то есть повернусь, пока буду обходить стенку, так я смогу видеть и что вверху и что внизу и всегда смогу быстро повернутся.