Книга первая: «Дружная семейка»
Действующие лица:
Воеводович, он же
«Дед», он же
«Генерал», он же
«Гребаный охотник!» - генерал-майор в отставке, глухой от рождения, слепой от старости. Любит КРОВИЩУ и МЯСО, а также ДАВИТЬ и НЕПУЩАТЬ. Возраст – неизвестен. Цвет волос – есть (был, теперь нет). Да. Да. Нет. Да. Не состоял. Судимости нет. Не был. Но обязательно будет. Любимое семейное положение – дробовик сверху. Характер умеренный, порывами до сильного. По непроверенным данным имеет прямое отношение ко второй мировой, хотя это только предположения.
Нечленоразделиус, он же
«Башковитый» - историк-лингвист, 40 лет, с младенчества изучает «великий и могучий, хотя не родной», дальтоник, характер спокойный, сонный.
Пацан, просто Пацан, простой югославский подросток пятнадцати лет, любитель наблюдать за окнами жилых домов ночью. Мечтает летом пойти в поход с ночевками и немного поразвлечься.
Гексоген, он же
«Гекси», - пиротехник-инвалид, 52 года, любит взрывы, по-настоящему большие взрывы, после того, как он что-нибудь перекусит, как настоящий сапер, он всегда задумывается: «Ё-мое, что ж я сделал?!» Впрочем, несмотря на это, он так до сих пор и не воплотил в жизнь поговорку: «Одна нога здесь, другая там».
Бомбина (погибла 10 лет назад, информации нет).
Мусор, он же
«Мент» - командир взвода югославского спецподразделения – омоновец, короче говоря. 25 лет, любит хорошее, российское стрелковое оружие, типа АК-74. Цитата: «Этой штуковине уже больше века, но она до сих пор - самое надежное оружие, не в пример америкосовским пластиковым игрушкам, постоянно ломающимся и взрывающимся прямо в руках». Всегда уверен в себе, каждый шаг просчитывает до «мулюметру».
Бабушка, она же
«Бабка», она же
«Терминатор», стара как дуб, умна как девятый, пятисотгегагерцовый пентиум.
Бобик, он же
«Подлая Скотина» - ньюфаундленд года от роду, истинный ариец, отличается чутким слухом не свойственным даже сторожевым собакам, даже таким, как сенбернары и овчарки. Имеет ужасную привычку впадать в запои.
Патологоанатомиус, он же
«Доктор Морг» - врач-реаниматор, сорок восемь лет. Десять лет назад уехал в США практиковаться на их пациентах. Стал очень популярным благодаря своим рекордным результатам в экстренной хирургии – 99% его пациентов отправляются на тот свет. Хобби – коллекционирование внутренних органов.
Трудяжник – плотник шестого разряда. 35 лет. С детства страдает дистрофией. Вечно голодный.
Наковальник – кузнец тридцати восьми лет, родной брат Трудяжника. Имеет качковатую внешность и немереную богатырскую силушку. Полная (в прямом смысле слова) противоположность брата.
Хеврик, он же
«Хакер», он же
«Злыдень писюкастый» - озабоченный компьютерный гений. Девятнадцать годков стукнуло. Не пропускает ни одной юбки и компьютерного салона.
Малолетка – девчушка 12 лет. Крута не по годам – вся в Бабушку.
Зоофилус – животновод ветеринар. 50 лет. Очень любит крупный рогатый скот. Защитил докторскую диссертацию на тему «Скотина в обществе»
Вояка - демобилизованный офицер сербских ВВС. 42 года. Ужасно любит рассказывать о былых сражениях в Грузии, Египте, Пакистане. Сам никогда не летал, однако все считают его пилотом высшего класса, лично сбившим более полусотни самолетов.
Глава I
Дома
Сербия. Спустя 13 веков…
Утро. Солнце поднялось раньше положенного срока…
«Странно, – подумал Дед. – Наверное, ядерная зима… или лето… Лето – это хорошо: тепло, птички поют, сирень.… Нет, сирень – это газ такой, отравляющий, мы им еще в войну немцев травили…»
На другом конце двора, в туалете, всё еще горел свет: там уединился на ночь Нечленоразделиус – историк-лингвист с сорокалетним стажем.
Было тихо. И лишь негромкий храп Пацана, поставленного в эту ночь в дозор, раздавался на свежем воздухе.
На крыльце кто-то появился, и хотя Дед стоял спиной, он узнал Гексогена. Не подумайте, что слух деда столь чуток, на самом деле он практически глухой, но даже мертвый способен услышать грохот кувыркающийся инвалидной коляски…
Дед углубился в воспоминания.
«Да… десять лет прошло после того трагического дня, когда на испытаниях нового взрывпакета погибла его жена Бомбина, а сам Гекси стал инвалидом, но он до сих пор не научился правильно пользоваться коляской и всякий раз кувыркался и получал всё новые и новые травмы…»
Через мгновение на крыльце появилась целая толпа народу, разбуженная шумом. Все тут же бросились извлекать из-под груды искореженного железа инвалида, который с болезненными матерными криками пытался что-то сказать, и показывал на развалины от небоскреба, выросшего на прошлой неделе прямо возле калитки, а прошлой ночью взорванного недовольными зарплатой строителями или злыми террористами. Он, а точнее его отсутствие и было причиной раннего рассвета на единственном, деревенского вида дворе, оставшемся в этом шумящем мегаполисе, когда-то именовавшемся доблестным именем Белград. Двор располагался на самой окраине гигантского Евроцентра-49, построенного полвека назад на территории, оккупированной войсками НАТО югославской столицы и прилежащих районов. С тех давних времен бывшая столица Сербии заполнилась безмозглыми америкосами, большую часть которых составляли негры.
Внезапно завыла сирена, и город стал постепенно наполняться привычными звуками большого мегаполиса. Закончился комендантский час.
Стоявшие на крыльце люди отправились по своим делам. Лишь один Мусор остался докуривать свой беломорчик. Дед подошел к нему.
– Что, внучек, отпуск? Скучать, небось, будешь по своим головорезам. И кого же теперь мочить, не нас ли с Бабушкой?
– Бабушка сама кого хочешь, замочит и в сортире утопит. Или еще хуже – мачете по горлу и кирдык.
«Старушка действительно сильная и проворная, – подумал Дед. – Ей бы в спецназе работать, да возраст не позволяет – пенсионерка все-таки».
Старая карга появилась из сеней и, недоумевая, посмотрела на развалины и сказала: «Всё строють, строють, шумять... потом разрушают – тоже шумять... Гады! Никакого спокойствия на старости лет нету!!!»
Русский акцент, иногда пробивавшийся сквозь чистую речь коренной югославки, напоминал окружающим о двух годах, проведенных в глухой российской глубинке, в деревне Качубеево, что близ Рязани.
Вам не известно, но именно эта пробивная особа самым активным образом настояла на сохранении дома в его нынешнем виде. И хотя сейчас на его обитателей оказывается непомерное давление со стороны властей, жаждущих получить этот клочок земли для возведения еще одного небоскреба, Старушка до сих пор не дает согласие на переезд в железобетонную коморку современного небоскреба, где даже спать приходится как в морге: в горизонтальных стеновых шкафах, дабы экономить место. А силой выпроводить из собственного, прекрасно приспособленного для долгой осады, дома, дюжину хорошо подготовленных и натренированных жильцов не решится ни одно спецподразделение, тем более, что один из жильцов – весьма уважаемый не только в Сербии, но и во всей Европе, а другой – их коллега, офицер спецназа, нападение на которого, даже по приказу, непременно поставит крест на их карьере.
Старушка грозно посмотрела на Мента и резко перевела взгляд на Генерала:
– А ты, старый хрыч, – продолжила она, – жрать иди, а то все остыло.
Дед шумно харкнул и исчез в сенях. Мусор взглянул на Бабку и, подхватив на плечо увесистую спортивную сумку, которую всегда носил с собой, направился к калитке, не сказав ни слова. Уже две недели они не разговаривали. Бабка хотя не выжила из ума, но так и не отучилась стирать америкосовским Тайдом любимые парадные портянки внука, после которого они обычно становятся неприлично белыми, и лишаются своего праздничного терпкого сырного аромата немытых ног. Именно это и не нравится внуку омоновцу, так как задевает его самолюбие и нежелание выделяться из подчиненного ему отряда доблестных головорезов.
Дойдя до калитки, он посмотрел на начищенные сапоги, из-под которых портянок все равно не было видно, а его цацка не считала очень уж возбуждающим запах сыра, и заставил себя произнести: «Бабуля, сегодня не жди». Отпуск был в самом начале, и он посчитал, что аромат и цвет успеют вернуться, а старушку обижать непозволительно, хоть она и тяжела характером. С легким сердцем он поймал такси и унесся куда-то в даль.
Старушка расцвела в улыбке, проводила взглядом уносящееся вдаль авто и зашла в дом, где за столом сидела целая толпа народу и чего-то дожидалась. Одни громко гоготали, некоторые что-то теребили в руках и изредка покашливали. Другие сидели, озабоченно уткнувшись в тарелку, не понимая, где же еда. Во главе стола, обнимая дробовик, сидел Дед и громко храпел, а под столом жалобно скулил Бобик. До старушки, наконец, дошло, что они ждут завтрак. И, о, ужас! Из кухни повеяло чем-то жареным и жутко вонючим. Это подгорали ароматные покрышки, кроме которых жрать больше было нечего, так как с начала прошлой недели в этом городе нашим героям было запрещено приобретать какую-либо пищу пока они не покинут это ветхое строение, а стратегические запасы подвала закончились еще прошлой зимой и из экономии не пополнялись.
Старушка шустро побежала на кухню, где из печи валил черный едкий дым. Она ловко подхватила титановую кочергу и уже через мгновение в тарелке у каждого сидящего за столом появилась ужасного вида «каша», жрать которую отважились не все…
Глава II
Афро-американская мафия
Ай-ай, ай-ай, ай, ай-ай, убили негра!
Убили негра, убили…
Такси уже подъезжало к указанному Ментом адресу, когда он не обнаружил своего портмоне, видимо оставленного дома. Таксист с виду был афроамериканцем, попросту негром, из чего следовало, что он ни за что не поедет обратно через весь город, тем более по просьбе белого человека.
– Man, please stop the car. I’m going to throw up! – нарочито болезненно произнес пассажир.
Авто остановилось возле заброшенной строительной площадки недалеко от пункта назначения. Таксист повернулся к пассажиру, но не поднял антигангстерскую решетку между передним и задним сидением.
Делать было нечего, кроме как быстро покинуть авто, однако нигер был таксистом бывалым, и, моментально сообразив, в чем дело, заблокировал двери. Окинув взглядом пассажира, он заметил у него большую спортивную сумку, в которой могло оказаться что-нибудь ценное, например, золото и бриллианты. Негр принялся угрожать пассажиру, предлагать оставить сумку взамен свободы, а также неприлично обзывать его невесть какими словесами. Но он не знал, с кем имеет дело...
Тридцатимиллиметровое бронированное стекло было выбито большим кирзовым сапогом со второго удара. Таксиста поразило произошедшее, однако он моментально выскочил из машины, и неистовое матерное эхо раздалось в ядовитом воздухе большого города. Негр не попытался догнать пассажира, а решил просто-напросто пристрелить так разозлившего его убегающего белого, по вине которого он налетел сейчас на добрую сотню евро (полторы штуки баксов в ценах 2002 года – Прим. автора).
Пуля просвистела у самого виска омоновца, когда с двух десятков метров, развернувшись на бегу, короткой очередью из старого доброго калаша, до этого спрятанного в той самой сумке, Менту удалось подорвать бензобак лакированного, сверкающего БМВ. Негру становилось дурно, когда он увидел то, во что превращалась сейчас его крутая тачка, за возможность получить которую он вот уже полгода горбатится таксистом. Оставалась всего неделя, и она была бы его, но какой-то вонючий белый педорас в минуту разрушил все его мечты. Достав второй ствол, таксист, яростно матерясь, выпустил две обоймы в странного белого человека…
В тот день Цацка так и не дождалась Мусора на романтическое свидание в ресторане при свечах…
Спустя два дня:
– Три пули на вылет, одна застряла под лопаткой, – констатировал врач.
– Еще две мы извлекли из мягких тканей, одну из ноги, – добавил санитар.
– Не забывайте про восемь, застрявших в бронежилете, – гаркнул эксперт-криминалист, и в миг опустошил двухсотграммовую пробирку чистого, девяностовосьмипроцентного спирта.
– И ожег волосяного покрова головы! – не унимался санитар.
– Нет, коллега, ожог был у какого-то другого. Сам посмотри – у этого голова блестящая, гладенько выбритая… Пациентов нынче много!
– Да их просто дофигищи!!!
– И все с пулевыми ранениями! Их кто-то подначивает, а потом подстреливает, – добавил криминалист, и, извинившись, благородно рыгнул, наполняя палату перегаром.
– Как другой, в морге? – поинтересовался врач.
– А где ж ему быть? В морге, – ответил санитар. – Тридцать пуль на вылет – это не шутка. Такое чувство, что он побывал в мясорубке! Вся грудная клетка словно решето! Давненько такого не было.
– И где он столько нахватался?
– На улице. Средь бела дня, – отозвался криминалист слегка раздраженным голосом.
– А интересно, что за странное доисторическое ружье было у этого, когда его доставили к нам? Не уж-то из музея спёр!
– Ха! Это «ружье» – АК-74, калибра 5,45 с сороказарядным рожковым магазином! Калашников – великая русская штурмовая винтовка! Сила!!! Давненько такие не делают, – произнес криминалист, вливая очередную пробирку в бездонную глотку.
Человек на койке начал приходить в себя, почуяв запах спирта. Что-то бормотал на тему из старых немецких порнофильмов. Про что-то очень большое, волосатое... Но это было вовсе не то, о чем вы подумали, мои пошлые читатели. Он вспоминал всего лишь любимого пса, как тот один раз спас его от неминуемой гибели в железнодорожном экспрессе всего месяц назад, когда они с Дедом возвращались из Москвы, где тот встречался со старыми русскими друзьями из ГРУ. Тогда, в поезде, целая толпа долбанных русских туристов заставила их выпить, кажется, целую цистерну водки. Дед успешно справился со своей «порцией» и храпел на верхней полке, а Мусор, хотя и уверял их, что он трезвенник, язвенник, и более того – югославский страж правопорядка при исполнении, им было все равно. Для них он был просто гость, которого по старой русской традиции следует накормить, напоить, да так, чтобы на всю жизнь запомнил. При чем здесь собака? – спросите вы. Просто на нее пришлась большая часть огненной жидкости, и с тех пор пес стал страдать запоями, а сам хозяин возненавидел спиртное в любых его проявлениях.
– Ну и крепок же он, – сказал санитар, – другой на его месте провалялся бы в койке добрые полгода, а то и совсем бы преставился. Этот же – как танк!
– Через неделю, думаю, пойдет домой, – добавил врач.
– В спецназ других не берут! – гордо заявил, входя в палату, бывший генерал-майор. За его спиной появилась целая толпа, жаждущая, наконец, повидать родственника, вечно находящего на свою жопу приключения.
Дед держал в руках картонную коробку достаточно крупных размеров, которую, не открывая, вручил выздоравливающему. В коробке оказались розы, ярко бардовые, элитного селекционного сорта, обошедшиеся семье, наверное, в полсотни евро. Однако Мент не стал долго рассматривать их и, не дожидаясь ни минуты, выворотил коробку на изнанку. Розы попадали на пол, а на дне оказался новый, словно только с завода; черный, сверкающий вороненой сталью; достаточно увесистый, но идеально ложащийся в руку; проверенный временем, старый добрый Калаш. Эксперт-криминалист едва не поперхнулся своим напитком, увидев за такое короткое время сразу два раритетных образца российской инженерной мысли. Омоновец был рад, словно ребенок, получивший долгожданную игрушку. Он пришел в такой восторг, что попытался подняться с постели, но боль дала о себе знать, и он отказался от этой идеи.
Родственники уже затаскивали столы и стулья, несли множество яств и выпивки. Стол был накрыт прямо в палате: цацке удалось перехватить целый фургон продуктов кампании «Жратва-Сервис», и, повязав, изнасиловать водителя, почему-то оставшегося очень довольным данным обстоятельством и обещавшим ей, по крайней мере, еще пару таких грузовичков.
Через пару часов застолья родственники начали собираться домой. Когда все вышли, в палате остались храпящие после халявного обжорства пациенты, наш герой и его племянник Пацан, который, наклонившись над Мусором, шепнул ему на ухо: «В коридоре трутся какие-то нигеры и что-то высматривают. Будь начеку! Я принес кинжал, пару гранат: их передал Гекси, и три обоймы к калашу. Все, мне пора. Крепись!»
Племянник бесшумно покинул палату, а омоновец остался с увлечением разглядывать при¬несенное: одна граната была вакуумная, специально для закрытых помещений, другая – осколочная. Обоймы набивал, конечно же, Дед, поскольку патроны были заряжены в оптимальном, по его мнению, порядке: трассирующий, бронебойный, со смещенным центром, кумулятивный, снова трасси¬рующий и так далее. Кинжал был явно из высоко¬качественной, немецкой стали.
Он отмотал бинт и связал им рожки попарно, положил автомат под одеяло, направил на дверь, и, держа его одной рукой, припрятал в карманы кальсон гранаты. Кинжал воткнул под матрац так, чтобы левой рукой можно было до него быстро дотянуться.
Пару раз заходила сиськастая медсестра в неприлично короткой юбке. Несколько больных чуть не упали с коек, пытаясь рассмотреть, что же там у нее такое…
Мент попросил у медсестры что-нибудь стимулирующее и болеутоляющее, но она, приняв его просьбу за очередное домогательство, отшутилась, предложив свою задницу, но отъиметь куртизанку у него в данный момент не было ни желания, ни сил. К счастью, у одного из больных оказалась ампула с весьма сомнительным содержимым, но выбора не оставалось, и он согласился на укол, после которого почувствовал себя намного здоровее и бодрее, и ужасно жалел об уходе медсестры. Омоновец закрыл глаза и стал ждать.
Уже стемнело, когда Мент почувствовал, как страшная черная рожа смотрит на него из дверного проема. Незаметно приоткрыв правый глаз, он увидел, что рож стало две. Они о чем-то шептались на английском, произнося фразы, явно ненормативного содержания. Один, усиленно жестикулируя, явно показывал в его сторону, когда Мент увидел, как что-то блеснуло в руках у другого. Это был пистолет. Короткая очередь моментально успокоила обоих. Из коридора донесся шум и крики, явно принадлежащие лицам, афро-американской национальности. Кто-то пошел по палатам, отстреливая, с таким трудом выхоженных врачами больных. В дверях палаты, где лежал омоновец, негра настигла мгновенная смерть от кинжала, угодившего прямо в сонную артерию. Спустя секунду кто-то ворвался в палату и пустил очередь по кровати, где только что лежал омоновец, однако и его настигла старуха с косой, но уже из противоположного угла. Мент начал спешно будить больных, но снотворному было противостоять бесполезно, и он решил действовать. Тень мелькнула к окну, и через мгновение звон разбившегося стекла донесся из соседней палаты. Из машины, припаркованной под окнами больницы, донеслись крики и длинные очереди. Омоновец достал из подштанников гранату и, выдернув зубами чеку, бросил ее туда, где стоял новый шеститысячный Мерседес. Очереди прекратились. Крики тоже. В этот момент в палату из-за двери была брошена граната, но взрыва не последовало, а едкое облако дыма очень быстро заполнило довольно большую комнату. Мент, зажмурившись и задержав дыхание, бросился в окно и, зацепившись за парапет, стремительно перебрался в свою палату.
Здесь его поразила ужасная картина. Его новые знакомые, с которыми он успел побрататься всего пару часов назад за столом, совсем недавно радостно смеявшиеся, мечтающие поскорее выздороветь, восхищавшиеся обедом и здоровенными силиконовыми сиськами моложавых медсестер, лежали в своих койках в лужах крови. Никому не удалось уйти…
Ярость разразила омоновца, и он метнулся к двери, но не успевшие зажить раны давали о себе знать и сильно кровоточили. Он пошатнулся и понял, что скоро сознание его покинет. Собравшись с духом, он выглянул в коридор. Никого не было, только трупы людей в белых халатах и нескольких больных. Мент быстро подбежал к дверям соседней палаты, откуда еще струился едкий дым. Внутри кто-то яростно что-то орал и, видимо, матерился. Заглянув туда, он увидел целый десяток фигур в респираторах, взбешенно машущих руками и дерущих горло. Одна из фигур добивала лежащих на кроватях и полу людей. Граната полетела им под ноги, когда сознание покинуло нашего героя…
Глава III
Тихий сон
My Home is my fortress.
В это время на другом конце города, в покосившемся с виду домике люди готовились к очередной бессонной ночи. По данным, выуженным из базы данных министерства внутренних дел, именно на эту ночь назначена была операция «Тихий сон», заключавшаяся в усыплении нервно-паралитическим газом всех жильцов этого дома и тихий перевоз их тел в один из небоскребов на постоянное жительство. Однако загвоздка заключалась в том, что проникнуть внутрь дома было делом практически невыполнимым.
Двор в десять соток, с виду не представлявший никакой опасности, на самом деле содержал много сюрпризов для незваных гостей, посягнувших на право неприкосновенности частных владений. Деревянная изгородь была около двух метров высотой, но сквозь нее легко просматривался практически весь двор, однако снаружи невозможно было заметить молибденовый остов специальной конструкции от «протаранивания», повышавший прочность изгороди в несколько раз. Кроме того, на верху каждой вертикальной доски были закреплены миниатюрные спринцовочные патроны, которые содержали сильнодействующий нервно-паралитический препарат наружного действия, при попадании на кожу, быстро всасывающийся в кровь и приводящий к моментальной дезориентации и усыплению посягающего. Но это еще не все.
Перелезая через забор, злоумышленник непременно бы прикоснулся к металлическому остову, через который, конечно же, проведен ток! Но и это еще не все! Упав с забора, он обязательно порежется о битое стекло и колючую проволоку, тщательно замаскированную под небольшие кустики шиповника, растущие по всему периметру участка.
В случае, когда ему все-таки удастся преодолеть эти препятствия, он непременно попадет в один из капканов, поставленных специально для этого случая.
Но если и капканы не помогут ему умерить свой пыл, то это сделает станковый пулемет, снятый прямо с БТРа и поставленный на крыше ветхого строеньица, именуемого в народе туалетом, из которого простреливается весь двор.
«Применение огнестрельного оружия – не слишком ли жестоко?» – спросите вы.
«Конечно же, НЕТ!!!» – отвечу Вам я… Шутка. Убивать их никто не собирается, даже если и можно было.… Чтобы убить резиновыми пулями, надо сильно постараться, и мы очень постараемся это сделать… Ха-ха!
Можно допустить, что пулеметчик не заметит проникновения, хотя это маловероятно, поскольку Бобик, всегда бегающий по двору без привязи, приучен поднимать такой шум, что не услышать тревоги попросту невозможно. И даже если пулеметчика и собаку успеют обезвредить, непосредственно в дом проникнуть станет не намного проще, так как он представляет собой очень прочную и неприступную конструкцию. Деревянный он только снаружи. Изнутри его специально сконструированный корпус выполнен, конечно же, из титанового сплава, укрепленного для прочности и защиты от шальных пуль молибденовыми броне листами. Окна представляют собой двойные тридцатимиллиметровые бронестекла на титановой раме. Дом полностью герметичен и защищен от всех видов отравляющих газов. Древний дизельный генератор способен осуществлять электроснабжение дома в течение долгого времени – было бы топливо. Достаточно мощный компьютер (для озабоченных P-IX 600GHz, 24GB RAM, 75,5TB HDD, – Прим. автора) служит для контроля систем: противопожарной, кондиционирования и отчистки воздуха, наружного наблюдения, интеллектуальной системы обнаружения передвижений и попыток взлома. Конечно же, он используется и для общения по интернету с коллегами, друзьями из России, связи с Международной Справочно-Информационной Системой «Омега», а также выуживания информации из баз данных МВД и Министерства обороны. В подвале дома имеются несколько станков, предназначенных для сборки оружия и боеприпасов, естественно, российского образца, а неприметная дверца люка, ведет прямо в коммуникационную систему подземки.
На ночном звездном небе не было ни облачка, лишь луна освещала холодным светом небосвод. Две фигуры стояли посреди двора и дымили папиросами.
– Спринцовки я проверил, четыре заменил. Круто им придется этой ночью, если полезут! Ты как думаешь, Наковальник, полезут?
– Конечно, полезут! Хэврик, вон, сервер МВД взломал. Они, гады, вон что хотят – упрятать нас в небоскреб, да так, чтоб никто ничего не узнал.
– Эх… Может и упрячут… Скорее всего.
– Типун тебе на язык, Зоофилус! Никто нас никуда не упрячет, я ручаюсь, а если уж тому быть, я их вон – кувалдой. Ка-ак дам!!!
– Их вон сколько…
– Кончай скулить, а то по бестолковке получишь.
Девчушка лет двенадцати, поднатужившись, установила последний капкан, и проворно побежала к ним.
– Глянь-ка, а круто она с ними справляется, – удивился Зоофилус.
– Уж вон, какая стала, а кажется, совсем недавно в коляске возил, из соски кормил. Вся в мать.
По заветренной, грубой небритой щеке Наковальника покатилась слеза. Он смахнул ее здоровенной волосатой рукой и улыбнулся подбежавшей к ним девочке. Она улыбнулась отцу в ответ.
– Сегодня, все капканы в порядке, батяня, никто, жалко, не попался, даже Бобик!
С крыльца к ним направилась высокая, худая, но сутулая фигура – это был Трудяжник – специалист по доскам и гвоздикам, рубанкам и молоткам – плотник, короче говоря. Подойдя, он протяжно зевнул:
– Всю ночь придется в сортире сидеть! Дед, видите ли, меня выбрал. Будто я еще для чего бы ни пригодился. Даже Шок не дал.
– А на что ты еще сгодишься? Рубанком врагов отгонять? – усмехнулся Наковальник.
– Зоофилус, может, ты посидишь? А?
– Куда там мне – я из этой штуковины стрелять-то не умею. И мне еще готовить медпакеты. Патологоанатомиус как приехал – сразу в больницу. А я хоть и ветеринар, все же кое-чего понимаю.
«Ладно, хрен с тобой, посижу, посплю», – подумал Трудяжник. Никто не согласился провести ночь в туалете вне очереди, а братана и спрашивать нечего, с ним не договориться.
– Никого все равно не будет, – добавил он, – Гм, фигня это все… Спец операция по выдворению.
Он повернулся и направился к туалету, зевая и потягиваясь на ходу.
– Батяня, а можно я подежурю этой ночью? – обратилась к кузнецу девчушка, – Меня дедушка научил пользоваться пулеметом…
Наковальник ответить не успел: в этот момент тишину комендантского часа нарушил звук подъезжающих к калитке военных грузовиков. Сквозь забор на бортах можно было различить аббревиатуру НАТО – большая черная восьмиконечная звезда в двойном обруче, очень напоминавшая гитлеровский крест. Все быстро побежали к дому, собака залаяла, а Трудяжник, со словами: «За Косово ответите, сволочи!!!» уже разгонял вращающий механизм станкового пулемета и заряжал короба-патронники. В доме засуетились, а на крыльце возникла Бабка, неся в охапке несколько противогазов. Как раз в этот момент в воздух из стана противника взметнули несколько гранат, так что «Изделия №3» были весьма кстати. За ней показался Пацан, в полной амуниции и готовый к предстоящему «сражению». Дед и Вояка – демобилизованный офицер ВВС, появились через мгновенье, вытаскивая из дома здоровенный ящик с боеприпасами. Занеся его за бруствер, они вновь исчезли в сенях.
Раздалась пулеметная очередь – спецназ уже лез через забор. Кто-то на ломаном сербском орал в рупор, требовал сдаться и выйти с поднятыми руками. В воздухе кружила пара реактивных скутеров, освещая участок без того освещенный лунным светом.
Наковальник, его дочь и Зоофилус заняли укрепление слева от крыльца, Дед и Вояка проворно занесли еще один ящик за бруствер справа и заняли позицию рядом со старушкой и подростком. В руках у каждого было по скорострельному пневматическому инъектору, заряженному шприцами с транквилизатором, а в ящиках лежали Разрядники и пара Калашей, модифицированных под резиновые боеприпасы. Метающая сетку пушка сразу привлекла внимание Малолетки, и она тут же сменила на нее свой инъектор.
Спецназ лез и лез, падая в кусты, ломая ноги и жутко матерясь не в пример отряду головорезов Мента. Одни из них падали, взвывая от боли, причиненной резиновыми пулями, другие валились бесшумно, усыпленные нервно-паралитической жидкостью. И только некоторые добегали до середины двора, но и те калечились в капканах, поставленных безобидной с виду девчушкой, или падали, утыканные шприцами из инъекторов.
Немногочисленных солдат, успевших преодолеть ограду и спрятать свои жалкие телеса за бронещитами становилось всё больше. Они были опасны не только потому, что становились недосягаемы для «несмертоносного» оружия; они могли со своих позиций высмотреть недочеты в обороне дома и сообщить об этом другим, что, при хорошем стечении обстоятельств, могло повлиять на результаты «сражения».
– Я попробую добраться вон до тех троих, – решил Наковальник, и попросил прикрыть его.
Кузнец прихватил разрядник и, когда очередей с нашей стороны прибавилось, ринулся на бруствер из щитов. Несколько шприцов застряло в плотной кожанке огромного размера, несколько пробили ее насквозь и впились в плоть. Щиты полетели за ограду, а наглые морды америкосов были в кровь разбиты здоровенной лапищей кузнеца. На обратном пути он утыкал шприцами еще нескольких, а шокером воспользовался только дважды – против уже очухавшихся натовцев.
Как только Наковальник укрылся за бруствер, Зоофилус сделал ему укол и быстро повытаскивал все инъекторные шприцы.
Несмотря на готовность к сражению, приподнятый боевой дух и надлежащую амуницию Пацану никак не удавалось подстрелить ни одной, даже самой захудалой вражинки, тогда как другие косили врага «пачками». Отчаявшись, он встал во весь рост и стал палить с двух рук. Не успев опомниться, подросток получил сразу десяток мощных ударов в торс. Пули сбили его с ног – какая-то сволочь подобралась слишком близко и пустила очередь.
Через секунду врага стреножила Малолетка, выпустив сетку, а множество шприцов вмиг уняли пыл наглеца.
Пацан застонал от боли и потерял сознание. Подбежавший ветеринар определил ушибы печени и селезенки, но ничего серьезного не обнаружил. Вояка поднял подростка и, подхватив под руку, потащил в дом.
Внезапно со стороны калитки раздался грохот и сквозь дым на участок со страшным ревом ворвался В-1М3000. Средний танк российского производства, к сожалению, был не на их стороне. Танк остановился, и оператор вооружения навел сто двадцати миллиметровое дуло прямо на ветхое строеньице. Очереди, до этого непрерывно доносившиеся из него, прекратились, и испуганный до смерти Трудяжник вывалился из сортира с поднятыми руками. Его быстро окружили пришедшие в себя оккупанты, скрутили и увели. Спецназ повалил толпами сквозь появившуюся в заборе прореху и быстро сформировал неприступную стену щитов.
Защитники «крепости» быстро ретировались за дверь и принялись ее задраивать. Снаружи остался только Наковальник. Не дававшее ему покоя желание избить, отлупить, отдубасить, отколошматить, покалечить ненавистных супостатов наконец-то могло воплотиться в жизнь.
Через мгновенье стена щитов двинулась вперед. Находящиеся в доме открыли замаскированные в стенах бойницы, из которых появились дула. Наковальник приготовил разрядник, и зловеще пощелкивая им, пошел вперед на спецназ. В него полетели десятки инъекторных шприцов. В ответ из бойниц раздались очереди, и некоторые из бойцов стали хвататься за больные места, появившиеся у них вследствие поражения резиновыми пулями. Другие успели укрыться за щитами.
Обладая немереной силой, кузнец, не обращая никакого внимания на уколы, разметал врагов вместе со щитами и хлестал шокером всех, попадающихся под руку. Но их было много, и спустя минуту он потонул в толпе, уволокшей его куда-то в темноту…
Прикрываясь от пуль щитами, спецназ подошел вплотную к двери, так что был уже недосягаем из бойниц. Защитники закрыли их, опасаясь проникновению внутрь дома газовых гранат и других посторонних предметов.
– Они хотят добраться до нас! – воскликнул уже пришедший в себя Пацан, увидев за бронированным стеклом страшную, размалеванную камуфляжной краской рожу янки, грозящего ему лазерным автогеном.
За входной дверью что-то громыхнуло. Потом еще раз. И еще. Оккупанты пытались пробить ее чем-то тяжелым, однако конструкция двери была продумана так, что выбить ее снаружи было невозможно, даже при помощи тяжелой техники.
Настроение в рядах обороны стало постепенно меняться: рано или поздно они до них доберутся, а помощь если придет, то нескоро. Паника стала одолевать защитников «крепости».
– Я думаю, им долго придется долбиться, – подбодрил Дед окончательно отчаявшихся. – У нас есть время что-нибудь придумать.
– Он пытается автогеном вырезать оконную раму! – воскликнул Пацан, и показал в окно fuck, – Он скалится, скотина! Щас я до него доберусь!!! – Окончательно оправившийся парень схватил инъектор и бросился к бойнице.
– Даже и не думай! – гаркнул Дед и ухватил Пацана за рукав. – Они только и ждут, что мы сами откроемся.
Хэврик появился в комнате незаметно.
– Они глушат сигнал, – спокойно, как и всегда, сказал он. – Я не могу ни с кем связаться. В интернет тоже не выйти.… Это конец.
Его заявление окончательно подорвало все надежды на спасение жилища. Оставалось только подорвать дом назло супостату.
В дверь перестали долбить, и раздался журчащий гул работающего вакуумного отбойного молота. Загорелась красная лампочка над дверью и зажужжала сирена: герметизация дома была нарушена. В густой полумрак комнаты стал пробиваться свет прожектора сквозь все увеличивающуюся по периметру двери щель.
В комнату вкатил Гекси и сообщил, что взрывчатка уже заложена, и нужно уходить.
«Уходить… уходить, – напряженно думала Малолетка. – Уходить…»
– Точно!!! – вдруг осенило ее. – Уходить ведь мы будем через подземку! А если Хеврику подключиться к сети через какой-нибудь там кабель!!!
– Молодчина!!! – восхитился Дед.
А Хеврик уже спускался по шаткой винтовой лестнице куда-то вниз, пробирался сквозь нагромождения каких-то балок и проволоки, потом бежал по темным подземным лабиринтам к ближайшему коммутационному щитку и зарывался в сотне проводов и кабелей, пытаясь найти нужный и скорее подключить к нему карманный компьютер.
Сигнал по древней телефонной линии, не известно, почему еще функционирующей, передавался мучительно долго. На другом конце провода, наверное, думали, какому же идиоту пришла в голову мысль испытать древнее оборудование для связи с ними.
Свет прожектора становился все ярче – щель по периметру двери увеличивалась неумолимо быстро.
Внутри большого холла все было поставлено с ног на голову: из мебели был сооружен бруствер, за которым сейчас ожидали вторжения защитники «крепости», а возле двери навалили различного барахла, дабы затруднить передвижение противника, когда он ворвется.
Вояка, Бабка, Дед, Нечленоразделиус и Зоофилус пристально смотрели на входную дверь, мучительно ожидая последнего сражения за родные стены. Остальные: дети и инвалиды – поспешно спускались в коммуникационную систему подземки...