Белые стерхи Афгана
Четвёртое место
Столица Городского фэнтези
Автор: Татьяна Валери
– Завтра трудный день, душа моя. Ложись, а я расскажу тебе сказку.
Бабушка Наджиба думает, что Шарбат маленькая и глупая. Шарбат всё понимает. Завтра она отправится в дом дяди Изатуллы, там будет еда и тепло.
– Расскажу-ка тебе об отважной Шаисте.
* Мудр и великодушен был Абд-аль-Керим, достойно правил он своими землями, и подарил ему Аллах шестерых сыновей, силой и отвагой равных туранскому тигру. А когда солнце дней его повернуло к закату, почтенная Шарифа подарила мужу прощальный подарок – прелестную Шаисту. Горько оплакивал Абд-аль-Керим любимую супругу, но подрастающая дочь дарила его сердцу отраду *
Бабушка Наджиба думает, что Шарбат маленькая и глупая. Шарбат уже десять, и она всё понимает. Завтра она отправится в дом дяди Изатуллы, иначе плохо будет и ей, и бабушке, а может, и Джамиле. Дядя Изатулла – не совсем дядя, это какой-то родственник отца. У Шарбат есть и настоящий дядя, Карим, он живёт в Герате. Три года назад, когда мама умерла, дядя приезжал и хотел забрать их к себе, но Джамиля отказалась. Она как раз закончила обучение и стала работать в госпитале. Летом, когда всё началось, Джамиля говорила, что дядя Карим скоро их заберёт, но он так и не приехал.
Когда Джамилю не пустили в госпиталь, а потом и в лавку, соседи, дедушка Алим и бабушка Наджиба, сказали жить с ними. «Так безопаснее сейчас», – говорили они Джамиле. Шарбат даже радовалась, целыми днями Джамиля была дома, они с бабушкой пекли самбосу, вялили айву… А потом пришёл дядя Изатулла и громко, сердито говорил о чём-то с дедушкой Алимом. Наутро бабушка, отводя глаза, сказала Шарбат, что Джамиля поживёт у дяди. «Она ещё придёт… в гости. А может, она выйдет замуж за Хайруллу, дядиного сына, и ты будешь любоваться ею на свадьбе». А потом упал и не поднялся дедушка Алим. Всю осень их подкармливали украдкой забегающие соседи. Шарбат ждала, когда возобновятся занятия в школе, но они так и не начались. Бабушка Наджиба сказала, что учительница Парвана уехала насовсем.
Однажды Шарбат видела Джамилю. То есть, это бабушка сказала – сама Шарбат не узнала бы сестру в закутанной в бурку фигуре, семенящей за высоким мужчиной. Наверное, это и есть Хайрулла. Шарбат долго сидела, расплющив нос о стекло, но сестра так и не подняла глаз.
Как же холодно… Они с бабушкой пожгли уже все сухие ветки. И есть хочется. Стать бы принцессой, как беспечная Шаиста, жить во дворце и есть вволю!
* С ранних лет воспитывала девочку старая Бангаша, помнившая младенцем ещё её отца и хранившая всю мудрость Сулеймена.
Увы, злые ветры подули из-за гор и принесли полчища врагов. Ушли на войну все шестеро сыновей Абд-аль-Керима, и ни один не вернулся назад. Много слёз пролили их прекрасные жёны, а больше всех горевала юная Шаиста. Старый правитель же не смог оправиться от удара судьбы, сразила его страшная болезнь *
– Хороша ваша учёба, даже в учебниках – одни сказки!
Раньше Захра любила слушать, как Масума готовится к занятиям, просила почитать вслух. А иногда быстро, несколькими штрихами набрасывала удивительно точные иллюстрации, на которых оживали легенды и песни гор.
– Куда ты ходила? Снова к университету?
Масума откладывает учебник, читать расхотелось. Да и зачем? И так понятно, занятия пока не начнутся. Утром Масума и правда украдкой, прижимаясь к заборам, почти дошла до кампуса, но увидела пикап и повернула назад.
– Почему ты не отвечаешь? Что, если тебя заберут, как вашу Мурварид?!
– Прости… – Масума старается не обижаться на Захру, которой сейчас хуже и больнее всех. Этой осенью Захра должна была полететь за границу. Фонд собрал деньги на операцию, способную поставить соседку на ноги, теперь же ни фонда, ни посольства… Говорят, кто-то добился разрешения на выезд, но у Захры даже не взяли документы. Да и стипендии, на которую девушка жила и училась в Кабуле, нет уже несколько месяцев.
– Я просто задумалась. О доме. Отец писал: денег совсем нет, просил экономить. Скоро платить за комнату…
Напоминание о доме – подлый приём, зато теперь Захра надолго замолчит, и Масума сможет читать дальше. Когда твоя родня – хазарейцы, есть, о чём помолчать.
* Горькая участь ждала народ и земли, только застряли войска неверных на подступах. Бьют они день остатки армии Абд-аль-Керима, а ночью отбрасывает их дальше, чем были. Встают непроходимые горы, разливаются реки, будто сама земля не дает ступить врагам.
Тем временем во дворце младшая из жён, любопытная Гульали, приметила, что пустеет по ночам постель Шаисты. Что задумала дочь правителя, не опозорит ли отца, не очернит ли память братьев? Спряталась Гульали за занавеской, а в полночь увидела: встала Шаиста, подошла к окну, махнула рукой – и обернулась белым стерхом. Расправила птица крылья и исчезла в ночном небе *
Когда у почтенной Сорайи просветление, вся палата собирается послушать её сказки.
– Он стоит насмерть и будет стоять, покуда бьётся его сердце! Его дед там, в ущелье, уложил сорок шурави!
Как не вовремя! Эта женщина, Кешвар, раскачивается на продавленной кровати. Говорят, её сын остался в Панджшере. Кешвар, да ещё позабывшая всё на свете бабушка Сорайя – единственные, кто находится здесь по адресу.
Будь Анахида в столице – наверняка оказалась бы в Бадам Баге, но в провинции, где так и не появилось ни одной женской тюрьмы, воспитанием блудниц и иных преступниц издревле занимались старосты. Должно быть, ни один почтенный дом не вместил бы их всех – схваченных при попытке прорваться на работу, связанных с прежним правительством, недостаточно закрыто одетых, а то и просто ведущих свой блог…
В Пактике, куда Анахиду угораздило попасть перед переворотом, решили просто: перегородили крыло госпиталя и повесили табличку «Женская психиатрическая лечебница». Тех, за кем приходят мужчины, долго не держат, отпускают домой. Только Анахиде деваться некуда. В Кандагаре, где все помнили о связи с американцем, место для неё найдётся разве что на стадионе.
– Четыреста шурави положил его дед в этом ущелье…
* Побежала Гульали, подняла остальных жён и рассказала об увиденном. Посовещавшись, спрятались они и стали ждать. Едва забрезжил рассвет, влетела в комнату белоснежная птица. Махнула крылом – и вмиг стоит перед обомлевшими принцессами Шаиста. Бросились они на девушку, скрутили руки, да не заметили, как выпали из её одежд два стеклянных пузырька, белый и алый. Закатился белый в щель, алый же хрустнул под чьим-то каблуком. *
Был бы у Шарбат белый пузырёк, превратила бы она и себя, и Джамилю в стерхов, улетели бы они далеко-далеко, чтоб не нашёл ни дядя Изатулла, ни его сыновья.
* Забилась, затрепетала Шаиста: «Что наделали вы, сестрицы, что теперь будет… Не о дурном я думала, из дворца сбегая. Стоило рассыпать белый песок, дар старой Бангаши, обретали мои крылья силу, гнали прочь вражеское войско, укрывали землю от всякого зла».
Услыхали это неразумные жёны, налились слезами их прекрасные глаза, и вскричали они: «Сестра, дай и нам волшебного песка, полетим и отомстим за мужей наших, запрём границы, подымем неприступные горы!»
Как ни рада была Шаиста, не могла она выполнить просьбу. «Нет у меня больше второго, алого песка, а без него не вернуть себе человеческий облик, так и останемся мы навек стерхами».
Притихли, задумались все шестеро. А затем говорит старшая из жён, мудрейшая Умайра: «Лучше остаться навеки птицей, чем рабыней в захваченном дворце. Я готова!» За ней и другие: «И я готова, и я…» *
– Что же ты замолчала? Читай…
– Я думала, тебе не нравится сказка.
– Читай. Постой. Подай, пожалуйста, альбом.
* Обняла Шаиста сестёр, достала пузырёк и осыпала всех разом. Взмыли в небо семь белых птиц. Узрели их враги – дрогнули, побежали, да только спастись уже не могли. *
– Четыре тысячи шурави…
Хороши твои сказки, бабушка Сорайя, да разве так бывает?
* Надёжно закрыв границы, семь птиц устало повернули назад. «Смотрите, – закричал кто-то на площади и вскинул ружьё. – Славная добыча!»
Люди один за другим хватали силки. Ах, как хороши, как украсят они золотые клетки, как наполнят сиянием сады! *
– Бабушка, как же так, за что?! За что они птиц…
– Что ты, душа моя, что тебе приснилось? Сказка кончилась давно. Спи, скоро вставать.
Первые лучи солнца растерянно скользят по несмятым простыням. Где же они? Девочки, которые так рано войдут жёнами в чужой дом, те, кому не придётся сесть за парту, смело пройти по улице или улыбнуться прохожему... Стерхи, чётко, будто росчерком пера, выведенные в небе, взлетают всё выше…