Жестокая головная боль с удовольствием доедала последние остатки мозга, деловито постукивая ложкой по черепной коробке, во рту местный кошачий прайд устроил общественный сортир, а руки противно дрожали. Казалось, что хуже быть уже не может, но на лицо упали несколько мерзких капель, то ли алкоголя, то ли бензина, в адской вони разобрать было сложно.
Открывать глаза очень не хотелось, но любопытство взяло верх и безжалостно заставило веки приподняться. По глазам резанул противный оранжевый свет маленькой лампочки где-то под потоком. В голове волей-неволей проносился вопрос, что же надо было сожрать такого (про идиотизм сознание милосердно не напоминало, да и не нужно это было), чтобы сейчас было настолько хуёво. Но память отказывалась давать показания даже под пытками.
В малюсенькой комнатушке, даже, можно сказать, чуланчике, было сыро и холодно. Старый гнилой тюфяк, на котором довелось прийти в себя, вонял крысами и мочой, а кроме него в помещении была только лужица какой-то буроватой грязи, о происхождении которой задумываться не хотелось совершенно.
Откуда-то из-под двери подул пронзительный холодный ветерок, а вслед за ним пришло другое очень и очень неприятное осознание. Осознание того, что кроме жестокого отходняка неведомые «доброжелатели» наградили ещё и полным отсутствием одежды, вещей и документов. Впрочем, пустота «карманов» на «костюме Адама» несказанно радовала.

Чтобы капли не повторили своего попадания на лицо, пришлось встать с тюфяка. Да долго Макс и не пролежал бы на таком холоде голышом. Он растёр себя ладонями, в надежде хоть немного согреться и попробовал разглядеть, откуда эта пакость капает. Наверное, это совсем не важно в такой ситуации, но почему-то было интересно. Стараясь не шуметь, на цыпочках парень приблизился к двери и прислушался. Прежде чем выйти, если не заперто, или начать шуметь, если наоборот, стоило попробовать понять, где ты и кто тут может оказаться рядом.
Вообще, это напоминало события более чем десятилетней давности, когда Макс мёрз голышом, будучи запертым в кладовке. Правда, тогда болела не столько голова, сколько выдранная задница. Да, тогда он очень переживал из-за наготы. Над ним потешалась Каролина, дура, да и Хайни не упустил случая подколоть. А сейчас это уже не так сильно парило. И возраст не тот, и к неприятности, с которой сталкивался несколько раз, начинаешь относиться спокойнее. Сначала ты безуспешно доказываешь маме, что слишком большой уже, чтобы без плавок лежать на пляже. Потом твои штаны закидывают на дерево старшие мальчишки, а ты, сверкая задом, лезешь их доставать. Потом тебя одноклассники выталкивают голым из душа в коридор. И однажды, проигравшись в карты на раздевание, понимаешь, что это не смертельно. Очень нелепо, но и только. Когда это было в последний раз? Лет пять назад, наверное.
А когда последний раз напивался так, чтобы до беспамятства? Лет семь назад. Меру в этом деле Макс знал. И всегда делал поправку на то, где пьёт, что пьёт и с кем пьёт. А после колледжа и вовсе старался быть трезвее собутыльников. Когда делаешь серьёзные дела, по-другому нельзя. Ляпнешь что-то лишнее, а потом понимаешь, что разобраться с эти непросто или даже невозможно. Нет, этого не могло быть. Даже если предположить, что нечто сподвигло нализаться до беспамятства, то беспомощную тушку шефа до дома должен был доставить Дик, всюду следующий тенью. Тем более, что если пил вне дома, то значит, ехал. То есть, Томми или Мэтти должны были позаботиться о шефе, которого привезли.
Отравили и похитили? Кто? Явных врагов у Макса не было. Кому мешают его небольшие гостиницы, не приносящие особой прибыли? Или это из-за работы в корпорации отца? Кому нужен директор по развитию, человек, который не принимает принципиальных решений? Или это враги отца? Тогда почему такое место непрезентабельное? Ведь если не убили, то значит, хотят на что-то обменять. А раз так, то пленника надо беречь, а не морозить в говне. Пожалуй, только звуки из-за двери и могли помочь понять, какого хрена происходит с ним. И попытка открыть дверь, если интересных звуков нет.