Дороги-приволье да бродяжья доля, собственно, страна и лиходеи.

Ночь, пушистое одеяло, которым земля укрывается от холода лунного света, опустилась неслышно, стекла по древесным стволам, свесилась с ветвей, слетела вниз на совиных крыльях, и только огня сторонилась, отдергивая мягкий живот от обжигающих языков, но из людей и нелюдей, жавшихся к костру, понять и оценить всю красоту мог, должно быть, только один - тот, что сидел, привязанный за пояс длинной веревкой, как коза к колышку, и то обращался к спутникам, втолковывая им что-то на северном наречии, то глядел, не отрываясь, на полную луну, то ходил кругами, наматывая веревку на сосновый ствол, а то принимался меняться, как текучая вода. В такие моменты на него обращали внимание - оставив молодого парня, что хрипел и корчился, вынуждая спутников отводить глаза, к нему подходила маленькая женщина, брала за руки, и лицо, сплавленное с волчьей мордой, неохотно возвращалось к человеческому облику. У другой кучки людей дела обстояли получше — никто из них не лежал в беспамятстве, не бредил, ни от кого не пахло дурной кровью, но и им не было дела до ночи: прислушивались, дергаясь от фырканья собственных лошадей, вглядывались в ночь, не будучи уверены, что отступили достаточно далеко, и не зная, что во вражеском стане на ногах осталось аж целых четверо, но те четверо — две девицы, калека да ребенок.

Волчок промучился всю ночь, и только ближе к рассвету затих в беспокойном сне, так и не сумев перекинуться — не столько оттого, что его отпустила луна, сколько попросту обессилев; успокоился и Криг, и от тишины, повисшей над полянкой впервые со вчерашнего вечера, вдруг зазвенело в ушах. Тут бы упасть и заснуть, но эльфка маялась, хотя если их не нашли и не убили за ночь — значит, наверное, отстали, бродила кругами, ворошила костер, и в конце концов разбудила Аггея. Недоброе время перед рассветом, время, когда неживое сближается с живым. Опасное, чтоб спать, особенно если в тебе три незашитых прорехи.
- Вот зашью тебя — и спи дальше. - сказала эльфка полушепотом, вглядываясь в лицо. Вчера они с Мелис перевязали его на совесть, отмыли от крови и с великим трудом одели, без спросу порывшись в сумке, в чистую рубаху заместо павшей в неравном бою, но чуда не произошло, и выглядел Аггей не лучше, чем ожидалось, то есть хреново. - А не то оно никогда не за...
Шаги послышались сразу со всех сторон, как если бы на них наступали, неторопливо, согласованно смыкая изначально широкое кольцо.

Это похоже на закат где-нибудь посередь континента, солнце там ныряет за горизонт сразу, без предупреждения, раз и стемнело и так же без затей выныривает на рассвете. Так же сменялись для израненного Аггея периоды сна и бодрствования, он то приходил в себя, то проваливался во тьму. Где-то в глубине себя он знал, что либо очень близок к грани, либо уже стоял за ней, ибо к нему приходили видения тех, кого он давно похоронил и оплакал, и тех, кто нашел смерть от его руки. Удушливые сны о прошлом, удушливые откровения о себе, удушливая ночь, холод, сменяющийся жаром, жара, сменяющаяся холодом, калейдоскоп картин перед внутренним взором, - все это измучило настолько, что когда его растолкали поутру, он бы рассыпался от слов благодарности, если бы мог. Слова застряли где-то глубоко и царапали изнутри, желая вырваться, но сколь рот не открывал не смог издать и звука.
Риан смотрела на него и что-то говорила, а ему, чья голова была ближе всех к земле, мерещились тяжелые шаги по земле, шаги доброго десятка людей. Тяжелый напруженный ход, так ходят либо с оружием наперевес, либо будучи готовым к бою. Как понять, что это не видения сожранного начинающейся лихорадкой разума, а все же всамделишнее, настоящее? Он прикрыл глаза на мгновение, прогоняя видение. Видение не исчезло и грозило явится без прикрас, как есть. Вооруженная расплата за милосердие. И на этот раз расплата будет не только его, но и тех, кто доверился ему, понадеялся на его боевой опыт. Поделом. И ведь знал же. Жестокость к врагу - милосердие к ближнему, даже если ты устал убивать.

Что разладилось в головах, настолько, чтобы послушать не Аггея, когда еще недавно выли, что его тут нет и некому отдать распоряжение, а Скела, заявившего, что бежать и прятаться бессмысленно, настолько, чтобы не договориться о согласованном вранье, о том, чтоб кто-то спасся, изобразив невинную жертву, о том, чтобы отправить кого-то переждать в безопасном месте и потом выручить остальных? Почему никто не подумал, никто не сказал? Теперь уже неважно, но как же глупо все вышло...
Усталость, сон, уныние — все смыло накатившей волной страха, что подбросила на ноги тогда, когда безопасней было бы лежать мордой в землю, стаей вспугнутых мыслей. Кто там приближался, чьи фигуры мелькали в серой мути промеж деревьев, те даже не скрывались, уверенные, что совладают с любым отпором, хотя и не могли еще видеть, что отпора и не будет, ибо отпираться некому. Риан хотела крикнуть, поднимая своих, что же они ничего не замечают, но перехватило горло, и получался только сдавленный писк. Оступилась, свернув в костер котелок, отчего пламя оскорбленно зашипело и переродилось столбом едкого дыма, и тут же за спиной пролаяли приказ. Неторопливые до сих пор, фигуры врагов приблизились как-то разом, только в ушах отдавался топот бегущих, несколько ударов сердца — и вот они выходят из-за деревьев, один, другой, третий... Мечи, кольчуги; со щитов щерится грубо, по трафарету, намалеванная морда — вообще-то медвежья, но в таком исполнении не понять, что за тварь там должна олицетворять мощь и нерушимость войска, шлемы простые, но характерной формы, и лица простые, самые обычные, человеческие, и не злые даже, а слегка недоумевающие... «К кому это нас привели? Эти вот — ужасные злодеи, положившие твой, Денар, отряд?» Все это Риан видела с особенной, болезненной ясностью, не видя, как один за другим выходят и обступают привал враги, крепкие, быстрые, со смертоносным железом в руках. Хватило бы и одного, чтобы почувствовать всю хрупкость собственной плоти, а с ней и жизни, но врагов была дюжина и еще один, и у двоих щиты покрашены облупившимся алым.
- Именем кера, сдавайтесь! - рявкнул кто-то из-за спины, и шумно втянул воздух, чтобы, при надобности, тут же отдать следующую команду.

Крик вояки окончательно вырвал Ярвела из сонного состояния. "Вот и всё, вот и побандитствовали..." - грустно подумал эльф. - "Свернут голову, и всё. И прощайте, земли эльфов." Что делать, подросток откровенно не знал. Бежать уже некуда, прятаться негде, драться некому. И как это, сдаваться? Как в игре? Бросить оружие, поднять руки над головой и идти к победителям? Он представил себя в таком качестве и это показалось весьма нелепо. Стоят этакие серьёзные дядьки, закованные в броню, вооруженные по самое не балуй, и тут ним выйдет с поднятыми лапами Ярвел, которого они и щелчком зашибут. И ушастый ограничился тем, что просто встал на ноги.
Если сейчас к ним пойти, то получится, что вроде как сдаётся. То есть, понимает, что к чему. А значит, виноват. Но если прикинуться, что типа не при делах тут... Ну, да. Шел себе на восток, искал эльфов. И даже нашел. Одну. А она добрая оказалась, обогрела и накормила. А остальных тем более не знаю, выходит. Знакомые её, только по имени. И то не всех.
Кстати, а где там эти демоны? Был бы хорошо, чтобы они на глаза страже не попались. А потом, в самый неожиданный момент... Ну или прямо сейчас, но чтобы до усрачки. Чтобы за подкреплением рванулись...

Ночь оказалась короткой и не слишком спокойной. Отдохнуть удалось плохо и все тело ныло. Хамшир не сразу поняла что это за глухие звуки и с чего вдтуг подскчила эльфийка, но как только поняла тут же заново обрела ясность мышления. Мысли метались в голове испугаными мышами. Может вытащить тесло и на них? Что бы умереть в бою, да? Из тебя боец, как из доски телега,- в принципе возможно, при очень уж удачных обстоятельствах. И тут явно не такие. А если вскочть и побежать, между воинами? Ну, если кто то умеет превращаться в птичку, то пусть попробует. Да хоть в корягу. Быстро, быстрее. Сдаться- веная смерть повесят как бродяг, поджигателей и разбойников. Хотя мoжет за поджигателя она и не пойдет, а вот в разбойном нападении участвовать приходилось. Девушка покосилась на столб дыма. Темно и дым. Пусть не совсем темно, но еще ведь не рассвело. И дым. Этим можно воспользоватся, но как? Думай, думай. Густой дым дает свежая хвоя. Хвои то тут хватает, но не на глазах же у всех ее собирать. Да и костер погас. Хотя угли, должно быть, горячие.
Хамшир приподнялась было, да снова упала. Поднимаясь будто бы с трудом, провела рукой по земле, собирая сырую, смоченную росой хвою. Когда она поднялась на ноги, пошатнулась и ее повело прямо к бывшему костру. Замахав руками, что бы удержать равновесие, девушка завела кисть в дым и там разжала. Удержать равновесие Хамшир удалось и она прихрамывая сделала два шага в обратную сторону.

- Вяжите их. - распорядился один с красным щитом, понаблюдав немного за движениями девки.Отребье, с которым не справилась дюжина Денара, изо всех сил делало вид, что не замечает кольца вооруженных людей, но он не мог взять в толк, в чем состоит хитрость. Под пронзительный бабий вой они набросились каждый на ближайшую цель, раздавая, без разбора возраста и пола, да и, честно сказать, вовсе не разглядывая разбойничьи морды, точные, отмеренные удары — кому щитом, кому ногой, кому плоской стороной клинка, чтоб избавить себя от неожиданностей вроде спрятанного под телом оружия, заламывая руки, помогая и прикрывая друг друга. Кто-то стукнул по шее черноволосую девку, что кричала, срывая голос, посреди сутолоки, и пала тишина, в которой звуки ударов, тяжелое пыхтенье, брань и звон металла звучали, не смешиваясь, как масло не смешивается с ледяной водой.

Не помню, как мне удалось одолеть остаток пути. Как в тумане прошёл и совет, смутно помню только, говорил нужно остаться хотя бы на ночь - Аггея и Нара тащить некому, а мы с Кригом тоже далеко не уйдём. В себя привёл только удар поддых, а затем меня, скрючившегося от боли перевернули на живот и начали вязать руки. Попались. И угораздило их подобрать момент, когда отбиваться просто некому. Неужели поблизости был ещё один отряд? Или, может, из перебитого нами кто-то уцелел и привёл этих? Да что теперь. Я уткнулся лицом в траву, поглощённый болью и не сопротивляясь.

Да, примерно, так это и должно было случиться, еще тепленьких, на рассвете, все сделано так, как и должно было сделать. Не было смысла сопротивляться: возможность не попасться по глупости он проворонил вчера, когда отпустил на все четыре стороны стражника, которому в самое время было стать пищей для воронья.
- От говорил же, надо было калеку и баб с дитем прирезать, и сматываться, - рискуя получить чем-нибудь по морде, прошипел Аггей, пока ему проворно стягивали локти за спиной, он успел проклясть все на свете, - не послушали меня, да, сволочи. Пожадничали, надеялись запродать и ручки нагреть. Теперь сдохнем все. Для верности.

Я не помню, как заснул, видимо, просто провалился в нечто среднее между сном и обмороком. Это подтверждается еще и тем, что я не проснулся, а очнулся, получив удар в живот. Открыв же и выпучив от совершенно внезапной боли глаза, не понимая. то ли это такой конец света, то ли мир теперь решил состоять исключительно из боли, я только и мог что не сопротивляться, когда кто-то связывал мне руки за спиной. Осоловело пытаясь оглянуться вокруг, понял наконец, что отряд стражи был не единственный. Я так и не понял, ни как прошел прошлый бой, ни как мы победили и каковы у нас потери и есть ли они, а нас уже пеленали заново. Не той я, видимо, дорожкой пошел все-таки...

Надо было все таки сказать что нибудь,- поняла Хамшир, почуствовав острую боль в теле от находящихся под неестстественными углами конечностей. В наступившей тишине очень четко прозвучали слова Аггея. Что ж, его замысел понятен. Хочет выгородить их. Надо же, благородный какой. Наверно, надо бы как нибудь подтвердить его слова, да от боли перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы. Хамшир их сдерживать не стала, надо же вжится в роль жертвы разбойников.

- От говорил же, надо было калеку и баб с дитем прирезать, и сматываться - шипел Аггей - не послушали меня, да, сволочи. Пожадничали, надеялись запродать и ручки нагреть. Теперь сдохнем все. Для верности.
Уловить его намерение было нетрудно. Поддержать? Неминуемо получу пинок под рёбра. Да и стоит ли попытка того? Неминуемо ведь расколют. Но, в то же время, что-то ёрзало внутри, не удовлетворяясь этими, вполне логичными доводами. Как-то они успели стать хоть немного, а своими. Будь что будет, пинком больше, пинком меньше... Вывернув шею, я повернул голову к Аггею и оскалил физиономию и так искажённую болью
- Много чего ты говорил. И когда на дело звал, и про баб тоже... Думаешь, я не видел, как ты ту тёмную в кусты заволок? Да и можно подумать, тебе золото не нужно было.

- Эт чегой-то ты такой дерзкий и говорливый вдруг стал, а? Землицы пожрал, смелость появилась? То не видать и не слыхать, то нате вам: язык длиннющий, коротайки просит. Не будь руки связаны, я б тебе...Хотя еще успеется, дружок, я подожду...
Он уткнулся лбом в землю, жадно глотая воздух. Тут и говорить-то тяжело, не то, что разъяренного главаря изображать, не грохнуться бы в обморок посередь этого фарсу. Смеху-то будет.

Кажется, получается. Вон, стража аж заслушалась. Придав лицу разъярённое выражение я зашипел:
- Ах ты, пёс. Вспомни лучше как меня упрашивал с тобой пойти, золото да баб сулил. Где теперь то золото и бабы, а? Привёл прямо в руки страже. Эх, кинжал отняли, выпустил бы я тебе кишки. Но ничего, может ещё и сквитаемся. - Распалившись, я попытался плюнуть, но лёжа это не так-то просто сделать - плевок пролетел сантиметров десять.

Мелис помогала Риан чем могла с Аггеем, недоумевая как при таких ранах он мог биться и биться до последнего. Им несказанно повезло, что в этот раз все остались живы, но на ногах опять никто из мужиков не держался. Окромя ошалевших, да хоть мирных пока оборотней, да старика. Использовав колени заместо подушки, она как могла удерживала наёмника, чтобы лекарка могла делать своё дело. Жалко, она не знается в целительстве. Может, попросить эльфку научить её тому что не касается колдунства? Та ведь вон сколько всего знает и без своего чудесного рукоприкладства. Мелис старалась запомнить хоть что-то из её действий, только сложно это делать, пытаясь держать дёргающееся от боли тело, крепкое тело, которое легко могло вырваться, ежели бы осознанно задалось такой целью.
Ночь прошла беспокойно. Оборотни пугали девушку, Волчок всё время норовил превратиться в волка и не делал этого лишь благодаря Риан, та что-то с ним творила такое, что тот обратно оборачивался. Мелис извелась беспокойством за эльфку, ещё не хватало чтобы он её задрал. Да нет, ума-то у Риан хватит не рисковать собой, и всё ж боязно было и Мелис то и дело просыпалась, чтобы проверить всё ли в порядке и ничего ли не случилось. А уже позднее заснула крепче, на беду. Оттого и не заслышала шорохи в лесу, смыкающееся вокруг их отряда кольцо врага. А что бы она сделала, если б услышала? Что она могла сделать? В плен сдаваться девка не горела желанием. Но и драться нечем. Верней некем. Колдуны, может, и сотворят что-то, перед тем как умереть от истощения последних сил, но вряд ли смогут остановить целый новый отряд со свежими бойцами.
Для приличия она сопротивлялась. Не сильно, после первого же тычка сникла, не хотелось получать больше. Если удастся извернуться из плена, то надо чтобы её не сделали калекой больше, чем сейчас. Кричать не стала, с неё визгов Риан хватило, аж уши заложило. Да, орут эльфы искусно, ничуть не хуже нас. А вот слёзы пустила, и даже вполне настоящие, без притворства. А что тут притворяться, когда вяжут тебя по рукам и ногам? Да ещё наслушавшись россказней, Мелис боялась что стража не удержится, чтоб не воспользоваться беспомощностью схваченных девок, небось им чешется это самое место. Слёзы боли, страха и обиды были искренни. А обидно ужасно, они ведь могли хотя бы попытаться уйти куда-нибудь, да хоть в убежище спрятаться, тогда бы хоть какой выигрыш во времени был.
Аггей начал нести чепуху, сначала показавшуюся бредом. Что не удивительно, ещё накануне он таки нёс бред. Но после ответа Скела Мелис поняла их затею и мысленно даже улыбнулась, грустною какою-то улыбкой. Пытаются выручить хоть кого-то из них. Да, надо подыграть. После слов колдуна Мелис зарыдала вголос, что-то забормотав оскорбительное в адрес разбойников.

- Да чтоб твой папаша зад себе отморозил, не повесят за разбой - будешь кишки вокруг деревов наматывать, я сказал! - прорычал Аггей. - Дорожки они узенькие, нет-нет, да людишки встречаются.

- Лучше о собственной заднице побеспокойся, бросят в яму - сойдёшь за девку. - продолжал исходить злобой я, отметив про себя что в этом месте точно дошло бы до ножей.

Когда Риан открыла глаза, потом закрыла и открыла еще раз, морщась от режущего света, повернулась на бок и огляделась, все уже было кончено - разоренный привал, спутники, перетянутые веревками навроде окороков, что богатые хозяева коптят перед зимой, чужаки с оружием, спокойно бродящие среди беспомощных своих. Еще несколько мгновений - и она чувствовала каждую пядь черепа, каждый позвонок и сустав в руках, страстно мечтая вернуться обратно в темноту. Вместо темноты перед глазами стоял маленький дом с бедным убранством, испуганное лицо девушки, что болезненно щурилась на свет, и смотреть во взрослое лицо юной хозяйки страшнее, чем в раскормленную морду незваного сотника-гостя.
- Уймитесь вы, ублюдки! - "посоветовала" эльфка, прислушавшись к дружеской беседе. Вышло этакое шипение, ровно кто-то наступил на змею, только под конец фразы ненавистное шипение срывалось на испуганный звон. - Не повесят, не мечтайте! Для таких, как вы, десятка смертей мало!
Кто-то заржал прямо над ухом, явно не лошадь, к сожалению, кто-то с интересом тронул ее, кажется, носком сапога. Стражники, солдаты, или кто они там, не торопились разнимать пленников - пока двое самых молодых собирали в мешок разбросанные сумки, ремни и прочие разбойничьи пожитки, остальным было решительно скучно. Не бить же их, в самом деле, вымещая ненависть, чтобы потом тащить с собой бесчувственные тела?

- Вот и не бей после этого баб, - заметил Аггей. - По ночам так милый, а с утра уже ублюдок. И не мечтай, девка, смерть всего одна, с десяток умереть не выйдет. Что до тебя, дружок, - обратился он к Скелу, - твое желание я понял. При надобности все сделаем, не переживай.

- Это ты-то милый?! - правдоподобно поразилась Риан. - Да ты свою рожу рубленую в речке поутру видел? А глаза еще косее, чем у меня? И после этого поверил, что ли? А, впрочем, какая речка, у вас же умываться не принято...
Про себя она надеялась, что зрители не успели перед тем, как ткнуть Аггея носом в землю, заметить то, что морда егонная совсем недавно была кем-то заботливо отмыта от грязи и крови.

Тычок мордой в землю и чей-то сапог на шее яснее ясного давал понять, что терпение у кого-то на исходе. По-честному, какая-то больно порядочная солдатня собралась, не бьют, не орут, это при том, что они к праотцам навскидку троих их соратников отправили. Аггей уже и рад был заткнуться: ему еще на ноги надо будет вставать и пытаться на них удержаться, а тут от одной болтовни вон звездочки перед глазами. А это только цветочки: целый путь впереди. И кажется он бесконечным. Вернее, конец-то у него означен, а вот предрешен ли. Увидим.

- Ур, как по-твоему, это парень или девка? - ухмыльнулся один из двоих, склонившихся над плачущей Хамшир. Совсем молодой, даже прыщи еще не сошли, курносый и светлоглазый, он смотрел на разбойничью девку без малейшей толики вины или куража безнаказанности, что теплится в душе всякого, кто обижает женщину. Не женщина ведь — преступница.
- Девка. - отрезал тот, кого назвали Уром, и физиономия у молодого вытянулась — он-то явно рассчитывал на предложение проверить. - Шевелись, Тарен. Или полторы дюжины человек должны ждать, пока ты залезешь ей под юбку?
Тарен засопел обиженно — и было на что, ведь они никого не задерживали, везде вокруг ребята пинками поднимали разбойничков с земли, и увязывали в цепочки по трое, чтобы, ежели что, не разбежались, и даже с учетом того, что баб приходилось перевязывать заново, отпуская локти, они вполне успевали, но против прямого приказа не попрешь. По правде сказать, за таких баб он, Тарен, кровь бы лить не стал — хорошенькая, фигуристая была только одна, еще одна вылитый парень, а третья больно мелка, зашибешь еще ненароком, что только лишний раз убедило его — у Приозерской шайки не все ладно с головами. Прислушался к разговорам своих...
- Гля, братцы, каков уродец! - заржал кто-то, повернув мордой кверху белобрысого пацана. Тот удался ростом, и на этом его удача закончилась — тощий, как жердь, с огромными заостренными ушами, лицом, похожим на нелюдскую рожу. - Братцы, да они ж родня!
- Ну твою же мать, ты что, хромая? Вывих? Еще скажи, что тебя на руках нести надо...
- Вставай, сучий сын! - рявкнул кто-то на другой стороне поляны, для убедительности сопроводив веление не первым уже ударом. - Людских слов не понимает, скотина! - заключил соратник не со злостью даже, а с брезгливым удивлением, и впервые обратился к кому-то из разбойников, как к человеку. - Эй ты, скажи-ка, он что, всегда такой?
- Всегда, господин. - торопливо, заискивающе пролепетала мелкая баба. - Леснар. Он всегда ходит за остальными.
- Великая Богиня, чего только не увидишь на свете! - только и вымолвили в ответ.

Переход не клеился. Даже когда две трети, сопровождавшие пленников, встретились с третью, ходившей за ранеными и лошадьми, и когда к мальчишке-уродцу, оставшемуся без компании, привязали одиннадцатого, примерно однолетку ему, впрочем, тут пришлось поверить на слово, потому что по синему от побоев лицу годов было не разобрать, и когда они, все обыскав и построившись поудобнее, двинулись в путь, очень вскоре выяснилось, что хорошей скорости не будет — тычками, окриками, ударами веток удавалось заставить пленников шагать быстрее, чем ползком, но ненамного, ибо половину из них попросту подводили ноги. Бабы шли медленно, потому что одна хромала, а другую шатало на ходу, связка с леснаром едва плелась, потому что ровно в ней шел только однорукий крестьянин, рыжего пацана накануне слишком сильно били... Надежды на то, что белобрысый главарь все-таки подерется со вторым беляком, ради чего их пустили рядом, тоже не оправдались - главарь оказался так крепко изрублен, (и поверх перевязан с аккуратностью и умением, каковое несвойственно обычно принудительной работе), что более всего хотелось его просто добить, но пришлось посадить на заводную лошадь, а к лошади, во избежание выходок, привязать на длинном поводке парочку детей. Все это не могло не испортить настроение, безоблачное после невероятной удачи с утра, но локти пленникам все-таки развязали, чтобы дальше гнать уже без всяких задержек.
Но все равно, когда они, со всем своим стадом, притащились под стены родного форта, правильнее было бы говорить не о минувшей полуночи, а о грядущем рассвете.

- Записывай, говорю, чернильница! - виной необычайного раздражения дюженника Дерена была не усталость, хоть он и мотался без сна уже вторую ночь, а унижение: сейчас, надиктовывая описание пойманных разбойников, он говорил о тех самых злодеях, с котороми его люди не совладали без помощи. - Девка высокая, худая, волос белый, обликом напоминает юношу. Звать тебя, курва, как? Назвалась Хамширой. При себе имела столярные инструменты. Мальчишка среднего росту, крепкого сложения, рыжий. Звать Вареком. При себе имел еду и фураж для лошади.
- Все соответствует. - бесцветно согласился писарь, пройдясь вдоль неровного строя пленников. Не так тут, в подвальной комнате, озаряемой парой лампадок да факелом, было светло, чтобы в точности разобрать цвета ихних волос и глаз, но и спорить со злым, как все сторожевые псы крепости вместе взятые, солдатом, ему не хотелось.
- Забирайте. - распорядился Дерен конвою.

Их разделили только в коридоре темниц — мужчин, не разбирая, кто кем кому приходится, затолкали в каменный мешок по левую руку, женщин — по правую, и, кинув вслед по стопке лепешек, что упали на пол с отчетливым стуком, закрыли за спинами тяжелые двери на шипе. В крошечные оконца под самым потолком уже сочилась предутренняя серость, позволяя разглядеть помещение: шагов по шесть в длину, по четыре в ширину, на пол брошена солома, и брошена уже давно, в разных углах два ведра, из них одно с водой. Если бы кто мог сравнить темницы, он сказал бы, что в них примерно поровну сыро, темно, холодно и смрадно, и отличаются они только одним: в той, куда определили девушек, в соломе у стены угадывалась одна человеческая фигура, а в мужской — целых две.

Пленником я был, наверное, вообще впервые в "этой" жизни, и такое положение моих дел совсем мне не нравилось. Первое время я вообще еле шел - меня мотало из стороны в сторону и я все порывался упасть наземь, только больше чем через полчаса после начала пути я кое-как стал по походке похож на готовящегося к смерти старика-пилигрима, а к концу путешествия, изматывающе долгого, холодного, совершенно невозможного в том состоянии, в котором я был, я на две трети уже был живым трупом. Падал я, помнится, раз пять, и поднимали меня пинками, благо не в голову и не сильными, потому как тогда им просто пришлось бы меня нести.
Последние остатки Силы, теплящейся где-то глубоко внутри меня, даже для моего сознания уже стали каким-то странным мифом, полузабытым и туманным, поскольку кроме тумана, усталости и невозможности бытия я уже попросту ничего не ощущал и не думал. Промелькнули только в самом-самом начале мысли, что нам со Скелом еще очень пригодится рыжий доносчик, но так и пропали пару минут спустя.
Конец "путешествия" закончился в подземелье. Не разбирая, что и как, я просто подошел к ближайшей стене и лег у нее, приказывая Барболаге укрыть и хоть немного согреть меня.

Хорошие эти слова - "держись" и "стой, когда тебе говорят". Слова хорошие, но непонятные. Это за что прикажете держаться или за кого, когда земля, как заговоренная, все кувыркается и кувыркается. Будто это он специально для вот этих вот чудаков старался и накануне наскочил на чей-то меч и так три раза подряд. Никак для вящего удовольствия окружающих. Точно-точно. И не надо орать, бесполезно.
Аггей в молодости пробыл в плену около двух лет, именно в плену и у тех людей, которые ненавидели его народ, о чем напоминали пленникам при первой же возможности, потому он умел отключаться от действительности и уходить куда-то глубоко в себя, наблюдая с каким-то безучастием, когда кто-то пытался что-то там с ним сотворить. Впрочем, эркаратцам, по-правде, было далековато в изобретательности до архата Кратиппа и его прихвостней. Опыт, опыт, бесценный опыт...
А потом было трудно разобрать, где кончались мысли, а где была реальность. Вроде бы его заставили залезть на лошадь, вот не умел бы он ездить верхом, было бы смеху-то. Впрочем, он и не умел, он в седле мог держаться, не более, потому как если в чем и признавал лошадей, так это как средство скорейшей доставки себя до того места, где надо будет сражаться.
Самое последнее, что он запомнил, что его кто-то толкнул в спину. Беззлобно, но явно не ожидая, что кто-то надумает грохнуться навзничь при первой возможности. Надо бы отползти к стенке, но, ничего, успеется, полежим, отдохнем и на подвиги.

- Эй... Дядя... Негоже тут лежать. - Варек, рыжий предатель, подходил к человеку, имени которого он не знал, осторожно, но в меру, видел же, что тот не в силах ударить. Оглянулся, поманил жестом Ешрена и Ярвела, помогите, мол, один не справлюсь. - Давайте, оттащим на солому хотя бы.
И сам же первый взялся, приподняв за подмышки, только мужик оказался больно тяжел, а у дядьки Ешрена всего одна рука, и тащить было страсть как медленно и неудобно.

Не особо раздумывая, Ярвел бросился помогать.
Что бы там ни было, а рыжего предателем эльфёныш не считал. Вот если бы тот сам к страже припёрся да всё выболтал, это предатель. А если тебя за яйца крепко взяли, тут какой герой ни будь, расскажешь как на исповеди. Рано ещё про Варека думать плохо. Вот кто предатель, так он, Ярвел, дурак ушастый. Трепался, как последняя баба, по сторонам не глядя. А теперь все тут, теперь всех вздёрнут. Вон, рыжего как избили. А почему? Потому что не хотел выдавать всех. А Ярвел, виновник всего, добрался лучше всех, не раненый и не такой уставший, как прочие.
Хотелось взять да удавиться. Но и нечем особо, и смерть страшна уж больно.

Все время, пока их тащили, пока погоняли, пока рассматривали, в голове у Хамшир билась одна мысль:"Не посмеют! Они не посмеют повесить дочь мастера." Наверно, ей надо было рассказать о своем проиcxождении щенку, который кинулся ее обнюхивать. Если не ему, то по дороге. Если не по дороге, то переписчику. Но она молчала. Хамшир и сама не могла бы сказать почему. Это положение явно стоило того, что б его исправить. Но в горле словно застрял сухой черный комок. Боль и унижение только смачивали глаза некоторое время, но никак не могли выдавить из горла нечто членораздельное. После того, как их с эльфийкой и Мелис впихнули в камеру, вроде стало легче. Да что толку то. Не станешь же колотить в дверь, стража только посмеется бредням глупой девки. Не с ними надо разговаривать.
Заметив, что они не одни, Хамшир подошла к лежавшей на соломе у стены фигуре и сказала
-Доброго дня.
И тут же поняла что, учитывая обстоятельства, фраза звучит как издевательство.

Душевно с Аггеем поговорили, ничего не скажешь. Повеселили стражу - вон как скалятся, да и явно не случайно мы в одной связке оказались. Хорошо ещё, что сейчас не разгар лета - насекомые стали бы сущей пыткой. Дорога прошла тяжело. Экономя силы, я ушёл в себя и шёл не думая, лишь механически переставляя ноги. Одно хорошо в любом пути - он всегда заканчивается, подошёл к концу и наш. Замковые стены, быстрая проверка и нас уже разводят по камерам, мужчин отдельно от женщин. Подучив приободряющий тычок в спину, от которого чуть не полетел через порог, я оказался в нашем новом обиталище, где было явно холоднее чем хотелось бы. Кто-то тут уже был, но я слишком устал, чтобы интересоваться подробностями. Устроившись под стеной, я закрыл глаза и отрешился от окружавшего меня мира.

Что бы они все трое понимали в лекарском деле, но и без того Варек сообразил — раз ему больше, чем упасть и даже больше, чем чтоб ничего не болело, хочется пить, потому что воды со вчерашнего утра не давали, то вот этому мужику, который с виду совсем плох, должно быть, тоже. Переглянулся с Ешреном, как мог незаметно, тот кивнул, и, прихватив единственную кружку, украшенную, помимо многолетнего слоя грязи, живописной трещиной, отправился тормошить разбойника
- Эй, вражина, - позвал он с искренней беззлобностью человека, ощутившего торжество справедливости. Правда, при том, что они с вражиной сидели в одной тюряге, справедливость выглядела сомнительно. - Пей, не то сдохнешь еще. И мы не увидим, как тебя повесят.

- Если этот день для тебя добрый, девочка, - послышался в ответ неприятный женский голос, - то я не хочу знать, каковы были остальные.
С этими словами из-под соломы выбралась тетка лет сорока, худая, рано постаревшая, нездешняя узким, смуглым лицом. Отряхнула светлые прутики с непокрытой головы, с небогатого платья.
- Я Денна. Торговала лекарствами, - ухмыльнулась она. - И меня оклеветали, будто бы люди от них больше мрут, чем без них. И еще, этот угол мой. А вас, девочек, за что?


Добавлено через 11 мин. 44 с.
Угол? Клевета? Риан вздрогнула и плотнее поджала колени к подбородку. Осыпвашись на пол через пару падающих шагов, она слышала что-то сквозь полуявь, но видела иное, чего здесь не могло быть — иней на каменных стенах, очень красивый, как нежная серебристкая шерстка, жалких, грязных людей, сбившихся в дрожащую от холода кучу, собственную тень от факела за спиной. Эльфка прикрыла глаза, надеясь изгнать видениие, и видение исчезло, а вместе с ним усталость, жажда, боль и страх, и проклятый холод, сменившись темнотой мгновенного сна.

-Ладно.
Хамшир почуствовала, что ноги не очень держат ее, и опустилась на каменный пол. Впрочем, хотя она и устала, но полностью сил не лишилась. Возможно потому, что хоть и пришлось идти целый день, но предыдущий был не такой тяжелый. Даже отдохнуть немного успела.
-Не такой уж и добрый. Только назовешь день злым- он ведь и обидится может, еще хуже станет. Я Хамшир. Нас тоже оболгали. Якобы мы с разбойниками водимся. Когда эти разбойники нас же и похитили!

Тащась по ухабистой дороге, едва переступая ногами, Мелис шла и радовалась жизни. А что. Для неё, Риан и Хамшир не так всё плохо сложилось. Могли ведь стражники не торопиться, а залезть им таки под юбки, да всем отрядом. Вон как на неё один пялился, если ей не померещилось сквозь слёзы. Мелис знала себе цену и понимала, что вряд ли померещилось. Приказ они, видать, имели чёткий, и не стали тратить время на баб. И на том спасибо. Страшней такой участи для неё не было, смерть и та виделась спасением по сравнению с этим. Так что обошлось и хорошо, а дальше видно будет. Надо бы поддержать начинания Аггея и Скела, да подыгравшей им Риан.
Весь путь Мелис падала не знать сколько раз, пока стражникам это не надоело и они стали предупреждать её новое падение, подставив острые локти и поднимая ещё до того как девка успевала мешком осесть на землю. Показавшиеся городские стены стали спасением, разболевшаяся нога смогла отдохнуть хоть немного, пока их пропускали, потом пока писарь что-то выписывал. Сознание плавало, взгляд с трудом мог сосредоточиться на одной точке, в голове будто ливень моросил, сильный, закрывающий обзор. Ещё и с плотным туманом, липнущим к мозгам и вытягивающим все мысли, заполняющим голову.
Уже к моменту, как их кинули в темницу, девушка мало что соображала. Усталость, тупая ноющая боль, которую помогала перенести боль другая, от тычков и пинков. Всё это выразилось в отсутствующем взгляде и нечётких движениях. Она просто упала на пол, не в силах доползти даже до стены. И только услышав речь, с трудом подняла голову и огляделась чуть более осмысленно. Хамшир и чужая тётка. Или то Риан? Перед глазами плыло и не поймёшь. Как столярше хватает сил что-то говорить, и так много. Мелис еле выдавила матёрое слово в адрес разбойников, чтобы хоть как-то поддержать игру, ей хватило ещё соображалки понять что Хамшир играет.
- Я – Мелис, - она поняла, что тётка точно не эльфка, когда Хамшир ей назвалась. Взор упал на пол и черноволосая тихонько добавила, - а это Риан.
Сказать больше Мелис была не в состоянии.