Большая дорога маленького человека

- Хорошо, я подпишу, - вдруг неожиданно легко согласился Таг обернувшись в седле, а затем и снова развернув коня. На лице купца отразилось даже некое умиротворение, удовольствие, совершенно неуместное для человека, загнанного в ловушку и обвиняемого во всех бедах человечества. В глазах соседа Бриан ле Торн увидел несвойственный до сих пор этому семейству отблеск темного пламени коварства. Один из приспешников без подсказок протянул хозяину дощечку, чтобы подложить под договор. – Давай сюда бумагу. Останемся при своем, если ты действительно этого хочешь. Я даже могу тебе что-нибудь отдать в довесок. Только избавь меня от всех этих высоких речей о чести, долге, благородстве и от необходимости присутствовать при том, как твои люди в твоем замке пересчитывают друг друга. Если же тебе очень хочется сразиться с кем-то за свое доброе имя, могу подарить тебе степняка, - он щелкнул пальцами, и через пару ударов сердца его люди вытолкнули вперед снятого с лошади мальчишку-шена. Тот сделал несколько нетвердых шагов, затем упал на колени и скорчился на боку, крепко держась за землю, на которой лежал, чтобы она не раскачивалась так сильно и не пыталась поменяться с небом местами. – Меня же избавь от этих игр. Я давно уже не мальчик, чтобы развлекаться борьбой за то, что нельзя пощупать руками.

Бриан ответил не сразу, сперва лишь махнул рукой, мол, пускай едет на все четыре стороны. Его яростный облик весьма поблек, как только бумага была возвращена ему и взгляд скользнул по подписи купца. Сейчас на Тага смотрел человек, невероятно, скотски, в прямом смысле до смести уставший от крови и сражений, похоронивший больше людей, чем иной знавал за свою жизнь и предстоящий бой был бы для него всего лишь работой, которую, безусловно, он выполнил бы хорошо. Потому что те, кто плохо её выполнял, уже похоронены. Во взгляде не было ни злости на плута, ни ненависти к клеветнику, ни жалости к обреченному. Случись кому из старых слуг увидать его лицо, то решил бы, что так смотрят Неспящие Стражи - спокойно, тихо, умиротворяюще и совершенно не по-человечески, будто угольки тихо тлеют в глубинах пепелища. Он уже сразился на поле Тага и враг отступил, хоть и понятно, что история на этом не закончилась. В итоге жажда золота угробит Тага, если не в стычке с Брианом, так на другом повороте. У судьбы достаточно ножей за каждой кочкой на каждого "хозяина жизни". Наконец, он добавил:
- Приплат не нужно, пока достаточно справедливости. Что до разъездов, то мне неизвестны ни количество, ни маршруты твоих разъездов, Шаан, а значит и не могу сказать, все ли вернулись. Кого встретим, те будут задержаны и возвращены на границе. Если они будут сопротивляться или поднимут оружие при этом, то мои люди будут действовать так, как того требует жизнь приграничья, то есть, противник будет уничтожен. До остальных мне дела нет и они вернутся сами, если не решат иначе. Называй как хочешь, но чужим вооруженным людям на этой земле не рады. Прощай, Таг из рода Шаанов.
После чего глянул на стоящего на стенах Хорта с его кулаком лучников и указал на своего солдата и пленного шена. Ему не достаточно одного стеняка, он ещё забирает и человека, которого Шааны посмели задержать.
- Хорт, организуй отряд на защиту территории, оставленной нашими соседями. Семь десятков копий и луков. Старший будет Мелар, он у нас окапываться любит. Прийти, закрепиться, познакомиться с старейшинами. И несите весть, что Торны снова хозяева на своей земле и что Бриан Торн жив. Я лично прибуду завтра со всадниками и сотником.

- Господину послу угодно задать вопросы или погостить в крепости Галфал у рода Торн? - обратился к послу льер, напрочь игнорируя убирающихся вон дружинников Шаана и его самого.

- У нас есть пять дней, чтобы убраться отсюда, - сказал вслух северянин, когда начальник со своими солдатами скрылся из виду. – За это время должна успеть лошадь, которая привезет гонца. Тот проверит моего бывшего начальника, а был ли у него такой приметный пленник, спросит, как я оттуда сбежал, и вернется обратно. И если мы не уберемся отсюда до того, как здешний управник узнает всю истину, придется позавидовать этим бедолагам - они умерли достаточно быстро. Я едва знаю твой народ, но понял исключительно одно: убивать себе подобных у вас что-то навроде забавы. Я не люблю, когда забавляются со мной.
За время своей речи, чужак не соизволил обернуться в сторону своего собеседника. Да что там повернулся – даже не пошевелился с тех пор, как его оставили здесь стоять.

- Да что ты? Ну давай тогда прямо сейчас свернём шее охране,- огрызнулся Деингар на том же языке, что и северянин,- ты думаешь, чего я тут торчу? Страсть как люблю на красивые пейзажи глазеть, но этот что-то наскучил!
- Начальник хоть спит и видит себя где-то подальше отсюда, но из ума-то он не выжил. Да и эти парни своё дело знают. Так что если у тебя есть какой-то план, то я весь во внимании!
- Этот шен похоже совсем обделался, даже на свой язык не реагирует,- отпустил корявую шутку Деингар на понятном охранникам языке.
Северянин-то может и мог болтать хоть с самим собой, хоть с Богами, но вот если просто так непонятно начнёт молоть языком доверенный писарь - это у солдата может вызвать подозрения.

- Видок-то отвратный. Камень, мухи, пыль, жара. Куча потных мужиков, роющихся в земле. Может, они тебе нравятся, вот ты тут и сидишь? У людей разные странности бывают. А что до плана, кто его знает. Я обычно делаю, что мне говорят. А ты не сказал, что тебе надо. Откуда мне знать, что у тебя на уме? Может и взаправду на мужиков падок…

- Весьма благодарен за приглашение, льер Торн. Если на то будет воля Янтарного Дворца, я непременно приму его, - ответил наблюдатель с легким поклоном. Они прекрасно поняли друг друга. – Сейчас же мой долг состоит в том, чтобы следовать за главой дома Шаан, а потому должен проститься.
Впрочем, едва ли Бриан был бы рад получить себе от короны такой подарок в виде тени, зорко подмечающей все, что следует и не следует видеть посторонним глазам. Дело осложнялось тем, что наблюдатели имели обыкновение воздерживаться от любого неодобрения, и о том, что на уме у этого шпиона, о чем он расскажет, вернувшись, можно было только догадываться.

Таг и его люди покинули замок Бриана, оставив ему обоих пленников и даже одну свою лошадь – веревки разрезали, задерживаться из-за беспородного коня не стали. Солдат, пойманный с шеном за амбаром, молчал, не спешил оправдываться, хотя обвинение было более чем серьезным. Может быть, он верил в здравый смысл и справедливость суждений своего господина, может быть, напротив, не верил, что еще можно что-то изменить, доказать, убедить… Вместо этого он спешился, подошел к шену и принялся осторожно отрывать его от земли.
- Мальчишка сдался без боя. Говорит по-нашему, господин, - сказал он хозяину, - по крайней мере, говорил до того, как люди Шаана стали бить его сапогами по голове.
Он отлично помнил приказ насчет того, что шенов стоит брать в плен только здоровыми. Этот теперь явно относился к калекам, но добить его без приказа солдат то ли не мог, то ли не хотел. Было в облике пленника что-то странное, неправильное, хотя для цивилизованного человека они все на одно лицо со своими мехами, побрякушками, косами и халатами. Он выглядел лет на тринадцать, но в тринадцать эти люди были воинами - их детство обычно заканчивалось, когда они научались держаться в седле без помощи матери. Этот же был каким-то мягким, слабым… Впрочем, вероятно, подкованные железом сапоги могут придать нужную форму или лишить ее кого угодно.

Вскоре после отъезда Шаана начали прибывать посланные с поручениями люди. Первыми вернулись тридцать человек от Никара, доложили, что стройка идет отлично, правда, застава получается не очень красивой, потому что за разные участки отвечают люди из разных земель. Им наконец удалось вступить в разговор со степняками, но для этого пришлось раздобыть облачение соседских бойцов. В цветах Шаанов степняки спокойно подпустили их близко. Никар пересказал им слова господина, ответ был таков: они согласны говорить с Торном, но только на их земле и только если с ним будет не больше троих спутников. Если захочет говорить, пусть прихватит с собой зеленое знамя, чтобы его не пристрелили издалека.
Позже начали подтягиваться люди Гарниса с захваченными разъездами Шаанов – им пришлось подождать, пока сосед не уберется подальше, поскольку если бы он увидел своих людей в таком виде, войны не избежать.
К полудню пришли свежие вести от реки Касси: сосед действительно освобождает правый берег. Объявил, что эта земля возвращается под управление Бриана ле Торна, выводит своих людей налегке, даже припасы не тронул. Вот только почему-то в деревнях паника и людишки бегут вслед за чужими бойцами, как от огня. Хватают семьи, что могут унести или увезти, у кого есть телега, и трогаются отнюдь не в объятия вернувшегося господина. Кто успел, тот сбежал, остальных Хорт с ребятами убедили остаться на месте до завтра.

Отправка Хорта для того и была нужна, чтобы уменьшить ту ложь, которую Шаан явно распространил, а в дальнейшем будет всячески мешать возвращению людей через его земли, пользуясь тем, что если он не будет пускать никого во владения Торнов, то, как думает Таг, это уничтожит то немногое, что осталось от надела Торна. Плохо, вроде бы. Но с другой стороны, примерно к этому Бриан начал готовиться, когда приказал начать общение с шенами. Только вот к чему это приведет на самом деле? Как установить мир там, где его никогда не было? Слишком мало людей, слишком много времени потеряно, слишком мало сил. Льер закрыл глаза и потёр переносицу, пока упорядочивались мысли. Нельзя отчаиваться и опускать руки.
- Дан, а ты уверен, что это мальчишка? - уточнил очнувшийся от раздумий Бриан и вспомнивший, как в своё время несколько раз ошибся в людях и чего стоило это ему и его людям. - Вестовой, за госпожой сходи. Сдаётся мне, она будет рада увидеть, что мы ценим... жизни. И где там эти загадочные пятеро бойцов. Сюда же их.
Льер спрыгнул с Огня, погладил того по шее.
-Ты же, Дан, рассказывай, за какими кикиморами решил сберечь именно этого шена. Жалко стало мальца?

...
Пока суть да дело, Бриан успел распорядиться, чтобы захваченых при сопротивлении людей Шаанов допросили по-человечески, узнав и хронологию событий и почему сопротивлялись при задержании людьми хозяина земли и отчего с шенами у них такие добрые отношения. То есть, кто с ними общался, когда, о чем. Узнать предстояло очень много, если Бриан не хочет очутиться в положении слепого на тонком льду. И привести пленных в порядок, оказать лекарскую помощь, если надо.
Гарнису было велено выбрать три десятка конных, которые двинутся утром с Брианом к деревням. Чтобы начистили оружие и доспехи, дали коням отдохнуть и так далее. Так же другие два десятка отрядить на сопровождение захваченных к границе, с поименными списками и копию списков отдать на границе кому-нибудь рангом не ниже десятника. Так же вернуть оружие и коней.
Мако поручить организовать проверку провианта и запасов воды на предмет отравы, потому что второй раз попадаться на одном и том же трюке - непростительно. Динсу организовать дозоры и секреты по землям надела и по десятку копий по оставшимся деревням отправить. Люди должны видеть, что господин заботится об их безопасности. Так же разъезды должны показываться в деревнях, отмечаться у гарнизонов и показывать активность. В общем, пора налаживать сеть патрулей и добротной постовой службы.

Деингар посмотрел на северянина с удивлением. Словно того вдруг в цветастое платье нарядили.
- Мне нужно отсюда выбраться,- ответил мужчина,- теперь ты осведомлён о моих намерениях?
Вторым чувством после удивления проступило желание как следует вдарить свалившемуся на голову северянину по этой самой голове. Терпения слышать колкости было на грошь. Ему обещали свободу. Он достаточно этого прождал.

Северянин с шумом втянул воздух через уголок рта, словно хотел сплюнуть, он бы и сплюнул, если бы во рту не пересохло. Никогда, дал зарок он себе, никогда больше он не полезет так далеко на юг. Дикие нравы, тупые варвары, даже воды и той не хватает… Кажется, жара эта влияет не только на глотку, но и на голову, ну вон этого, любителя свободы.
- Чудесно, - деланно восхитился белобрысый, услышав поставленную задачу, - тут наши желания совпадают. Однако, скажи-ка мне прежде, чем ты выберешься отсюда, мне ничего не надо знать? Вот, положим, мы сбежали, а дальше, дружище-доходяга, куда надо держать путь? Через земли этих ваших шенов или через твою страну, уж не знаю, как ее прозывают? Я, положим, насмотрелся, что эти ваши степняки с бродяжниками делают: хватают и вся недолга. Однако, в этой вашей земле тоже хватают всех, кого не попадя, а уж двух беглых каторжников это завсегда можно и нужно хватать-то. Но меня, собственно, интересует одно: тебя внезапно не со всем тщанием-то искать будут?

Ответом Бриану был недоумевающий взгляд. Не успел Дан обдумать загадку насчет того, чем еще может быть мальчик, как ему поставили куда более сложную задачу. По долгу службы солдату не требуется задаваться вопросами вроде «Почему я поступил именно так?», более того, такие вопросы – прямая к безумию от бессонницы и пьянства.
- Был приказ, господин, - неуверенно проговорил он, - хватать шенов живыми. Было дело, я за амбар зашел по нужде, а там этот. Сидит у стены, пытается доску отодрать. Небось, хотел чего поджечь или скрасть, но как меня увидел – давай скулить да сопли по морде размазывать, словно девчонка. Не убивай меня, дядя… Больно надо об такого нож марать. Я только рот открыл, сказать, чтоб сдавался, а тут эти налетели. Дальше ты все знаешь, господин.

Тем временем явилась госпожа вместе со своей охраной. Ее лицо просветлело, когда она увидела мужа живым и здоровым, да и вообще место кровавого побоища – всего лишь какого-то полумертвого шена. В ней мало осталось от той, прежней Нэйдже, которая покрыла бы их всех бранью до небес за жестокое обращение с пленником, тем более с ребенком. Если та девушка и была еще жива, то поселилась теперь за дубовой дверью чувства долга, окованной железом слишком долгого выбора из двух зол и ей не позволено было ничего, кроме как выглядывать на свет откуда-то из глубины усталых глаз строгой женщины.
- Ты звал меня, господин, - сказала она почтительно, как всегда при его людях. – Прошу, если ты хочешь допросить этого шена, пусть с него сначала срежут одежду и волосы. Все это нужно будет взять палками и сжечь в отдельном костре. Пепел зарыть в землю. Этому солдату понадобится обрить голову и прокалить все, что на нем надето, над огнем. Степи – рассадник чумы, одного этого ребенка может быть довольно, чтобы принести ее сюда. И вот мои люди, я привела их, как ты и велел. Прошу тебя по возможности отпустить хотя бы пару из них быстрее. Я очень привыкла к тому, что наши дети всегда под присмотром.

Оба они прекрасно знали, что Бриан велел совсем иначе, и к тому же приказ был отдан не ей, но виноватому Мико оставалось только ждать в сторонке: не драться же, в самом деле, с женой хозяина?
Названные пятеро бойцов, тем временем, разбрелись по двору в самых непринужденных позах, которые могли показаться такими только добросердечной знахарке из хорошей семьи. Бриан же отлично видел, кто из них бросится на него, кто закроет собой Нэйдже, кто будет прикрывать спину, если вдруг окажется – или покажется – что госпоже угрожает опасность. Ни он сам, ни его люди не воспринимались этим маленьким отрядом как свои. Все пятеро были чужеземцами, такими же белокожими, как и сама хозяйка, и местным должны были казаться ее земляками, но Бриан видел, что они не приходятся такими даже друг другу и их родные края разделяет не меньше года пути. Старшему – чуть за тридцать, младшему не больше двадцати пяти. Они даже не пытались сойти за своих, носили одежду северного покроя, и говорили между собой, как он слышал пару раз, когда эти люди вообще открывали рты, на торговом языке.

-Твои люди... Звааал. - откликнулся Бриан, растягивая слова как бывало, когда льер находил серьёзный недостаток в полевом порядке и готовился уже раздать приказы вроде "уберите это отсюда", "схватить чужаков", "к стенам!" или ещё что-нибудь, требующее незамедлительного действия. Хорошо хоть так же было известно соратникам, что господин давно отучился давать приказы не подумав наперёд. Он медленно оглядел каждого, затем, определив старшего из них, уважительно и вежливо склонил голову, как доводилось делать когда-то, находясь на службе у Инграна. Замер на секунду и выпрямился.
- Благодарю, что сберегли наследников и госпожу. Старший, распорядись как велела госпожа, но сам останься. Я хочу знать, кто таковы, как тут очутились и... Хотя могу и сам догадаться. Остатки торгового каравана, которых госпожа Нэйдже вытащила от Неспящих Стражей?
Пока старший этого кулака распоряжался, решая непростую задачу, как остаться самому для разговора, а так же защитить аж четверых силами четверых же оставшихся бойцов, повернулся к Нейдже.
- Не уверен, что это мальчишка. Шены крепкие, коренастые, а это... Я могу распорядиться, как ты сказала, но не будет ли лучше, если всё это произойдет на заднем дворе и под твоим присмотром? Ещё женщины в замке должны быть... Из старых слуг, может быть. Был бы очень признателен, если бы ты взяла одну из них и поручила бы ей как следует отмыть трофей Дана. Охрану обеспечу, но лезть в тряпье копаться солдатам не поручу. Кстати, Дан, горемыка, беги-ка на задний двор и организуй уголок укромный, чтобы в крепость это не вести. Как готово будет, отметься.

Старший маленького отряда поклонился господину Бриану со всей почтительностью, выслушал его волю с непроницаемым выражением лица… и уставился на Нэйдже, ожидая приказа.
- Делай то, что сказал господин, - устало велела ему хозяйка. – Теперь ты подчиняешься ему так же, как мне.
Было видно, что эти слова дались ей не так просто. За два года рядом с этими людьми, все чаще решая мужские проблемы мужскими методами, госпожа Нэйдже привыкла иметь под рукой хотя бы такую, но свою собственную силу. Теперь, для того, чтобы сохранить мир в семье и авторитет мужа, от этой силы требовалось отказаться. Передать командование и позволить одному только Бриану решать, как все они будут жить дальше – принять ту самую участь, от которой она когда-то давно сбежала из родительского дома.
Страж не показал ни своих мыслей на этот счет, ни того, что заметил волнение и злость хозяйки, а вместо этого кивнул и отошел, знаком собирая своих людей. Нэй, в отличие от него, строиться и исполнять не торопилась. Вместо этого она подошла поближе, надеясь, что это со стороны сойдет за милый семейный щебет.
- Бриан, выслушай, - сказала она тихо, но твердо. - В замке три женщины. Первая - нянька твоих детей. Вторая - кухарка, через руки которой проходит вся еда. И, наконец, твоя жена, которая, может быть, уже носит твоего четвертого ребенка. Я не готова рисковать нашими жизнями ради чести степной девки. Я не готова рисковать нашими детьми даже ради всех детей степи. И если кто-то затащит ЭТО в дом, нам придется, видимо, пожить в сарае. Прости, мой муж, что до этого дошло. Я сказала.

Льер смотрел на игру эмоций на лице своей супруги и не понимал, отчего вдруг она решила передать ему право распоряжаться до того, как удостоверидась, что именно этого ему сейчас не хватало. Достаточно было просто представить их ему и право оставаться рядом с Нэй они бы получили без лишних вопросов. Поэтому на слова о выполнении приказов льер только улыбнулся:
- Не могу отменять твоего приказа твоим же людям, Нэй, но привилегию оставаться твоими они заработали сполна. Возможностью давать им распоряжения я пользоваться не собираюсь. Что до этого ребёнка, то тут ты права. Дан! Отставить. Сам снимай с пленного одежду и срезай волосы, потом все в огонь. Воду тебе принесут, поможешь отмыться. После чего и пленика под замок и сам посидишь, пока госпожа не подтвердит, что ты не заразился.

Если что и понял Бриан в своё время, так это невозможность быть сильным во всем. Себя он полагал исключительным мечником и десятки раз показывал, что это так. Но вот лучше того же Гарниса в седле не держится никто. А Хорт любое хозяйство заставляет работать, будто сто лет этим делом занимался. И так далее. Дело командира не в том, чтобы контролировать всё и вся, а в том, чтобы знать кто из его людей в чем лучше остальных и вовремя воспользоваться этим знанием на пользу дружины. Нэйдже разбирается в лЕкарстве настолько лучше льера, что и перечить не имело ни малейшего смысла.
- Благодарю за совет, Нэйдже. Пока все же расскажи, что это за люди. Они выглядят так, будто пришли из твоих краев.

Северянин с шумом втянул воздух через уголок рта, словно хотел сплюнуть, он бы и сплюнул, если бы во рту не пересохло. Никогда, дал зарок он себе, никогда больше он не полезет так далеко на юг. Дикие нравы, тупые варвары, даже воды и той не хватает… Кажется, жара эта влияет не только на глотку, но и на голову, ну вон этого, любителя свободы.
- Чудесно, - деланно восхитился белобрысый, услышав поставленную задачу, - тут наши желания совпадают. Однако, скажи-ка мне прежде, чем ты выберешься отсюда, мне ничего не надо знать? Вот, положим, мы сбежали, а дальше, дружище-доходяга, куда надо держать путь? Через земли этих ваших шенов или через твою страну, уж не знаю, как ее прозывают? Я, положим, насмотрелся, что эти ваши степняки с бродяжниками делают: хватают и вся недолга. Однако, в этой вашей земле тоже хватают всех, кого не попадя, а уж двух беглых каторжников это завсегда можно и нужно хватать-то. Но меня, собственно, интересует одно: тебя внезапно не со всем тщанием-то искать будут?

И действительно - а что дальше? Не идти же сразу объяснять бывшего некогда младшим братом человеку, что алмазный рудник - совсем не предел мечтаний. Хотя и очень хотелось сжать пальцы вокруг его горла и наблюдать как жизнь затухает в глазах. Хотелось настолько, что Деингара даже передёрнуло от предвкушения, а по телу пробежала приятная дрожь. Но не надо спешить. Пока ещё он даже не сбежал с рудника. Вероятно некто, кто до сих пор не переставал обещать Деингару свободу и помощь, направит и последующие его шаги, но всецело полагаться на это не хотелось. Что же было у самого пленника? Пожалуй, что только Тасай. Но тот и слушать ничего не станет, получив отрубленные головы, особенно с подобным письмом. Значит получить он их не должен. Это возможно.
- Меня вряд ли будут искать больше нужного,- ответил северянину Деингар,- полагаю мы можем организовать перевод двух заключённых на другой рудник, а по пути нас перехватят люди Тасая, если придумаем, что им предложить взамен.

Изображая живую статую, северянин исподволь все же наблюдал за этим типчиком, от удовлетворения нужд которого сильно зависело его будущее. Да что там будущее, прошлое тоже.
Боги, тяжело быть беспамятным. Не знать ни кто ты, ни откуда, ни кто твои родители, где твоя родина, где твоя семья. Он исподволь следил за этим каторжным чудаком с юга, глядел на сепую ненависть, оттенявшую яростью его худое лицо, пусть на мгновение, пусть на пару ударов сердца скрючились пальцы, ставшие похожими на безжалостные когти неведомого хищника. Вот он смысл жизни без прикрас: изуродованный безумной ненавистью лик и жаждущий крови разум. Радовало одно - ни этот человек, ни иные другие не были ему, северянину, соплеменниками. Он, сам, был вопиюще другим: на это ему указали сразу же, повторяя беспрестанно одно и тоже слово, явно забавляясь. Однажды пастух гнал стадо тонкорунных белых овец мимо измотанных жарой и работой каторжан, кажется, овцы веселили всех вокруг, тыкающих пальцем в светловолосого северянина. Помнится он тогда предположил, что словечко, которым они его обзывали, могло равно означать и белого, и барана, и то и другое разом. Смешно, наверное.
- Тасай? - спросил северянин задумчиво. Он припомнил лопающегося от собственной важности кочевника с недобрыми глазами работорговца и повадками барыжника. - Довериться ему все равно, что дать по морде твоему начальнику, южанин. Исход одинаковый. Впрочем, мне все равно, как ты хочешь умереть. К несчастью, только, смерть твоя не входит в мои планы. Пока.

- Я всегда знала, что выбрала лучшего из мужчин, - вдруг выпалила Нэйдже и все же повисла на шее у этого самого лучшего, когда поняла, что годы жизни среди врагов сделали ее такой же недоверчивой и отняли веру в людей. Даже в самых близких людей. Потом очнулась, взяла себя в руки. – Что до этих ребят… Это скучная история, Бриан, ты видел такие не один десяток раз. Они наемники. Кто-то из господ середины страны, не помню имени, заключил с ними контракт насчет досадить соседям, а вместо оплаты серебром заплатил железом и кровью. Как обычно. От полутора сотен остались тридцать, их гнали через полстраны, чтобы похоронить маленькие тайны своего хозяина и избежать мести. Сюда добрались семеро. Их нашли старый Вэир и его десяток, притащили в замок. Я спрятала их, и сказала, что такие люди прошли мимо – в степь. Отряд, который отправился туда искать их, не вернулся, - только что светящиеся счастьем глаза госпожи теперь блеснули холодным огнем. Она прекрасно понимала, что сделала, и не жалела об этом. – Двое умерли от ран, пятерым удалось выжить. В благодарность они остались служить мне. Видели, как быстро все приходит в упадок и как быстро тают ряды наших воинов. По их обычаю, я плачу им жалование. По медной монете каждому в год. От большего отказываются, говорят, сейчас не время для щедрости. Вот и вся сказка, Бриан. А почему мне захотелось их спасти? Может быть, ты прав, и это оттого, что они тоже с севера. Не земляки, конечно. Но они хотя бы знают, что такое снег.


Дан открыл было рот, подумал, и закрыл снова. На его лице появилось то знакомое покорное выражение, которое Бриан видел у солдатни всякий раз, отдавая приказы с неочевидным смыслом или расчетом на будущее, более сложным и далеким, чем поиск воды и занятие господствующей высоты. «Я не понимаю тебя, господин, но доверяю тебе и сделаю, как ты хочешь». Но если насчет волос и одежды солдат даже не пытался гадать, то приказ посидеть в сарае до тех пор, пока не велят выйти, был однозначно понят как наказание, и Дан теперь чуть ли не светился навроде новой монетки – другой на месте Бриана открутил бы ему голову при малейшем подозрении в сговоре с врагом, да и все.
Поэтому очень быстро длинные и толстые косы шена с хитро вплетенными колечками и бусинами упали на землю двумя дохлыми змеями, а то, что осталось, солдат подравнял ножом, придав покрытой шишками и синяками голове пленника определенное сходство с болотом, из которого местами торчат поросшие травой кочки. Степное тряпье было просто разрезано - все равно более ли менее ценные вещи уже забрали люди Шаана.
- Господин… - неуверенно позвал он, не зная, как сказать при госпоже, чтоб не получить по шее. Вместо юного степного воина распоротых тряпках такой же тряпочкой лежала немногим более взрослая степная дева. Несмотря на грязь, побои и уродливую стрижку, глядя на ее более светлую, чем обычно у этих людей, кожу, нежные руки и ступни, телосложение скорее танцовщицы, чем заморенной рабочей скотины, как у большинства женщин степи, Бриан мог бы уверенно сказать о ее высоком происхождении. Мог бы, но это не требовалось – правую руку девушки от локтя до запястья обвивала причудливая изящная татуировка, сделанная еще в детстве. Читать такие татуировки его учил отец, и для нынешнего господина Торна было написано все равно, что буквами: «Дочь великого рода Найрэт». Рода, вот уже три поколения огнем и кровью удерживающего в повиновении восточную часть проклятой всеми Богами степи. Для простых кочевников правление этой династии было столь немыслимо долгим, что и вы былые времена на допросах они говорили о своем владыке просто «хан», забыв, что могут быть и другие, равные ему.

Тем временем один из солдат подошел к Бриану, испросил у Нэй разрешения сказать кое-что хозяину лично, и тихо доложил, что люди Шаана не желают говорить добровольно. Смотрят волками, отказываются от воды и помощи.
- Что делать, господин? У нас пара ребят умеет развязывать языки, не оставляя следов…

- Допустим,- легко согласился Деингар,- но каким-то образом нам предстоит отсюда выбраться. И не так, но эдак этот степняк нам может послужить. Весь вопрос в том, насколько хорошо ты умеешь откручивать головы. Потому что у меня кажется начинает зреть дельный план.
Мужчина довольно ухмыльнулся. Какое-то время он не понимал, на кой чёрт ему вообще на голову свалился этот северянин. Не то, чтобы Деингар ожидал рыцаря на белом или хоть каком коне, но всё же кого-то, обладающего большим количеством видимых возможностей и навыков. Впрочем, сгодиться и то, что есть, если северянин сможет проложить им дорогу по тем трупам, которые неизбежно будут. Главное, чтобы сам Деингар сумел сохранить голову целой.
- И на плечах,- добавил мужчина еле слышно, вспомнив о недавних событиях.

- Верно ли я понял, чужеземец, я должен доставить тебя из этого места живым и слегка или совсем здоровым в любое, которое ты укажешь, и на этом наши пути разойдутся? - на всякий случай переспросил беляк, хитро прищурясь. - Если так, то выкладывай свой план, мне это местечко уже изрядно поднадоело.

- Вероятно так,- пожал плечами Деингар,- мне казалось, что ты лучше знаешь. Но видимо таинственный некто очень скуп на сведения, которые он предоставляет другим.
- А что до плана,- улыбнулся мужчина,- если гора к нам идти не хочет, то придётся идти к ней. Пускай Тасай получит головы своих людей, пускай он будет в бешенстве и примчится сюда на всех порах. Мы впустим его, потому что нам нужны хаос и бойня, которые он здесь учинит. Останется лишь случайно не подставиться под чей-то клинок и в этом я полагаюсь уже на тебя, северянин. Когда сюда ворвутся степняки и охрана будет занята ими, ты проделаешь нам путь на свободу. Вероятно, я смогу подготовить припасы и может даже и что-то сверху, но в одиночку выжить в бойне, которая случиться, шансов у меня немного.
Сделав паузу, Деингар внимательно посмотрел на сообщника, наблюдая как тот отреагирует, а затем добавил:
- Кроме того, налёт Тасай наверняка заметёт чуть ли не все наши следы. Во всяком случае вряд ли кому будет дело до двух сбежавших заключенных - не все трупы можно будет опознать.

- Хозяин никогда не говорит мне условия контракта. Он заключает его не со мной. Кажется, ему доставляет удовольствие наблюдать, как людишки мечутся и сами разыскивают способ исполнить его волю. Если вся проблема только в том, что ты хочешь выжить, то можешь положиться на меня. Мне нет никакой разницы, кого убивать – косоглазых в тюрбанах или косоглазых в халатах. Убивать – это единственное, что я умею хорошо. Считай, я в деле. Теперь мне нужны конкретные указания.

Льер молча погладил по плечу свою избранницу и не мог не продолжать улыбаться. Вот правду говорят, что кого Боги любят, тому дают хорошую жену. Или он сам добыл? Вопрос тот ещё, да и не важный он в общем-то. Поэтому господин просто наслаждался этими несколькими мгновениями ласки, от которой он уже давно отвык. Выслушав историю, он неопределённо качнул головой, мол, да, слышал такие истории, но и нет, эта необычна.
- Что-то много северян стало в наших краях и все в одно время. Два года, говоришь? - нахмуренные брови недолго омрачали лицо Бриана, когда он глянул на Дана, суетящегося вокруг пленника. - Ты помнишь Ратеза? Того самого, который мне Огня привёл и меня самого притащил после встречи с наёмниками? Он тоже тут и явно по голове ему попало изрядно. Интересно, уж не из одного ли они отряда с нашим северным другом? Я буду признателен, если спросишь. Быть может, будет новая возможность вернуть ещё одну оказанную услугу.

Солдат же, распутывающий многочисленные слои ткани вокруг фигуры мальчишки, который, как и предполагал Бриан, оказался вовсе не мальчишкой, замялся в нерешительности и просил его внимания. Причем пленник оказался настолько не мальчишкой, что впору было припомнить о том, как нехорошо быть молодой девочке без присмотра в окружении сотни взрослых мужчин, не знавших женской ласки почти год. Неправильно это.
- «Дочь великого рода Найрэт». - прочел он. - Нэй, какие должны быть проявление болезней? Что искать Дану? Потому как нельзя её тут оставлять на всеобщем обзоре. Хоть хвори не знают чинов, думаю, её берегли не меньше нашей маленькой.
Льер поискал взглядом бойца, кивнул ему и указал на один из погашенных факелов на стене у караульной. Нужно что-то, чтобы сжечь одежду, а для этого нужен костёр, который прекрасно разгорится от промасленного факела. Бедный Дан и не догадывается, что его наказание никуда не делось и проявляется оно в том риске, который он несёт, в самом прямом смысле отвечая шкурой за свой поступок.

Когда вестовой прибежал с докладом о неповиновении Шаанов, льер призадумался. Ну да, полагают, что злой сумасброд сосед накинется сейчас на них, строят из себя героев войны, которой никогда не видали и уже думают, как светла будет месть за них. Дурбалаи, что поделать. И хотя пятьдесят человек Тага уже унесли в своих головах знание о том, как оно было на самом деле, добавить к этому количеству глоток ещё несколько было бы очень правильно. Всех Таг не перекупит и не запугает, слухи поползут, а людская молва, которую тот явно использует, чтобы сильней обескровить надел Торнов, может быть использована и против него самого. Значит, нельзя этих людей пытать, они просто одурачены, нужно с ними говорить. Решив, Бриан ответил:
- Никаких развязываний языков. Молодцы, что не стали сами изображать рвение. Эти люди нам соседи и головы у них задурены ложью. Я сам приду с ними говорить. Так и передай, что Мико, что пленным.

- Я подправлю послание Тасаю, распалив его достаточно, чтобы он с пеной у рта прискакал на рудник. Мы откроем ему ворота и тогда здесь настанет настоящий ад. Ну а дальше дело за малым - унести ноги и не попасть под чей-то клинок. Так что ты будешь следить, чтобы нас не убили. Берём лошадей, может что-то из имущества коменданта свисну и удираем.

Северянин задумчиво поскреб бороду, что было не очень удобно делать связанными руками, но уж больно чудными путями ходят мысли в голове этого благородного. А благородство сразу видно, даже если бы не сходство с другой аристократической физиономией. Только благородный способен начать войну для того, чтобы сбежать с каторги и ни мгновения не сожалеть об этом.
- Это самый короткий план в моей жизни. Что ж, если господин хочет войны, пусть будет война.

Пока северянин с тем, кто призвал его сюда, строили план, один из солдат оставил свое укрытие в тени и быстрым, раздраженным шагом приблизился к ним. Определенно, ему было что сказать, и первым посланием оказался удар под дых. Он не сбил Деингара с ног, но заставил согнуться в три погибели и хватать воздух. Тогда солдат обошел его и пинком отправил в пропитанную кровью пыль на дороге.
- Смотреть на меня! – гаркнул он, примеряясь, куда бы еще приложить силу. – Ленивый пес! Я что, должен торчать здесь, пока эта падаль не сгниет сама собой? Работай, будь ты проклят, и поживее. Шашни с этим уродом будешь разводить после отбоя. Забирай в свою конуру и трахай, как хочешь. А сейчас встать! Если к тому времени, как тень уйдет из-под скалы, здесь не будет чисто, как в башке у идиота, я заставлю тебя сожрать весь этот красный песок!
Так здесь бывало всегда. Если кто-то из узников вызывал гнев надзирателей, то били лично провинившегося, но если работа не была сделана вовремя, обычно доставалось бригадиру, а уж потом ему самому предстояло любыми методами заставить своих подчиненных трудиться, если он не хотел потерять свое место, а то и вовсе показательно сдохнуть. Деингара отчасти защищало покровительство коменданта, но в то же время, солдатня отчего-то презирала его больше других каторжников. Вероятно, чувствуя благородное происхождение этого человека, они неосознанно стремились втоптать его в грязь глубже прочих. Так же, как и сам Гэлион, они знали границы дозволенного: не перестараться, чтобы он мог работать, но есть много способов доставить человеку неприятности, не отнимая у него способность ходить, читать и водить пером по бумаге.
Убедившись, что был понят, солдат на прощание толкнул плечом северянина, пнул притворяющегося камнем шена и удалился обратно в тень.

Он произнес слово «хозяин», и почувствовал странное, исходящее ниоткуда насмешливое одобрение. То, с каким человек хвалит собаку за выученный трюк, одновременно забавляясь тем, как псина пятится на задних лапах и преданно заглядывает ему в глаза, ища похвалы.
Это чувство оставалось с ним и тогда, когда раздраженный донельзя солдат пришел напомнить благородному господину, что тот на каторге, а не на целебных водах в живописной горной долине в окружении дам и приятных собеседников.
И вдруг северянин понял, что он это уже видел.
Этого, или очень похожего человека.
Была ночь, а не день. Ночь, лес, затянутый дымом и пропахший гарью пожара. Смуглый узкоглазый человек дерется с громилой, больше похожим на чудовище. Дерутся, катаются по земле, как мальчишки, пытаясь доказать что-то друг другу, а ведь оба называют себя благородными господами. Коротко стриженная девушка смотрит на них в растерянности и ужасе. Из кустов выбегает на шум часовой – еще один южанин, но совсем другого народа, с круглыми темными глазами и горбатым носом. Этот тоже напуган и не знает, что предпринять.
Зато он, северянин, знает преотлично. И, будь он проклят, сделает это, пока два благородных придурка не поубивали друг друга. Раздражение захватывает его целиком, он развязывает ремень и охаживает этих двоих не глядя, не целясь, оставляя на каждой аристократической морде и тушке синяки от пряжки, так красиво сверкающей в отсветах костра.
И драке конец. Громила застыл столбом, не в силах поверить в такое обращение со своей особой, а вот этот, узкоглазый, переключается на другую цель.
Северянин даже не пытается сопротивляться, когда его валят мордой в землю и вжимается в нее сильнее, когда ему его же ремнем стягивают за спиной локти. Правый сломан, все никак не может срастись, и от такого обращения искры летят из глаз. Теперь не срастется правильно уже никогда, северянин это знает, но сейчас это его мало заботит - все равно жить ему только до тех пор, пока их общий хозяин не решит устроить показательную казнь.
Кто-то тащит его, заставляет сесть и прислониться к дереву, навалившись тяжестью тела на многострадальный локоть, и крепко привязывает веревкой. Похоже, на юге знают толк в наказаниях. Он отчетливо видит снизу суровое, злое и огорченное лицо стоящего над ним человека…
Бриана ле Торна, родного брата того, кто лежит сейчас на дороге.

- Спрошу, - Нэйдже нахмурила брови, а потом снова улыбнулась. – Ратез. Тот берсерк с правой рукой, ну конечно. Так вот о каком госте ты говорил! Что ж, если они видели этого человека хоть раз, то вряд ли забудут. Что до девочки и солдата, если за три дня они не умрут, значит, здоровы. Девочке требуется полный покой. Позже я расскажу твоему Дану, как за ней ухаживать, и буду оставлять для них подходящую еду и питье. Она скорее выживет, чем нет, раз уж этот удар не убил ее сразу.
Госпожа Нэйдже могла бы назвать длинный список возможных последствий, но это было ни к чему. Девочка из правящей семьи представляет собой ценность, пока может рожать детей, и даже если она потеряет память или ослепнет, все равно останется дорогим товаром. Козырем в возможном торге или переговорах. В том, что ее ждет именно такая судьба, сомневаться не приходилось. Нэй слишком хорошо знала мужа, или хотела думать, что знает, чтобы быть уверенной: ему не придет в голову, как некоторым владыкам, держать дитя врага на цепи и показывать гостям на пирах. Ведь она, все же, выбрала лучшего из мужчин. Поэтому госпожа Нэйдже коротко поцеловала его в щеку и удалилась, на ходу отдавая распоряжения немногочисленной прислуге.
Распоряжение Бриана о том, что пленных людей Шаана следует оставить в покое, было воспринято без энтузиазма, но солдат только склонил голову, принимая приказ. Убедившись, что больше поручений нет, он поспешил обратно к своему командиру, только обменявшись приветствиями с вестовым от Гарниса. Тот явился доложить, что ежели есть время, то три десятка конных для сопровождения господина к речке Касси будут готовы двинуться в путь через час, а ежели если господин спешит, он заставит ребят шевелиться быстрее.

Исполнительность распоряжений без лишних колебаний - то, что отличает военного от мирного. И хотя жизнь по всем признакам наступила относительно спокойная, пока не поступило приказа разойтись, ничего для ребят не меняется. Торн задумчиво упёр взгляд в спину уходящего солдата и не мог отделаться от мысли, что если бы они сюда не вернулись, то не принесли бы с собой пламя, что не успело пожрать их самих. Головешки вернулись вместо людей. И как от головешек, пахнет от них пожаром. Или теплом очага, тут уж как он сам всё поставит. Тем не менее, надо действовать и улыбнувшись в ответ Нэйдже, льер дал новые распоряжения:
- Десятник Эррин! Обеспечь нашей новой гостье и Дану жильё на три дня в пустой каптёрке. Подготовить всё, но чтобы к ним на пять десятков шагов никто не подходил, пока госпожа не даст разрешение. Границу лучше сразу обозначить золой с песком, чтобы все видели. Если захотят выйти, то не далее, чем на десяток шагов от своего жилья. Нам не хватало тут чумы только в довесок. Принято? Исполнять. Вестовой! Отправиться на заставу Ближнюю и сообщить, что дела с Тагом Шааном решены в нашу пользу, драки не случилось, продолжать работу. Подмогу пришлём, как только будет возможность. Кочевников отгонять, как в былые времена.
Закончив самое важное, он вернулся к солдату от Гарниса. Похлопал по плечу бойца и ответил, что не надо спешить, ему ещё с пленными поговорить надо, куда и отправился тут же, пешком, меря внутренний двор крепости широким шагом...

Спустившись в подвал, где разместили пленных, Бриан убедился, что его приказы исполняются в точности, насколько позволяют условия. Пленных разместили по двое-трое в немногочисленных тюремных камерах замка, а на кого не хватило настоящих клеток - в пустых кладовых и чуланах. Бриан знал, будь у весельчака Динса возможность, он рассадил бы всех в одиночки, но под рукой не было ни достаточно помещений, ни людей. Заглянув в парочку дверей, он увидел, что пленных держат привязанными по разным углам, чтобы им не пришло в голову устроить потешные бои, а потом обвинить в своих побитых рожах солдат льера Торна, а то и его самого. Разносолов и перин им не предлагали, ограничились водой и прошлогодней соломой. Вода, в большинстве камер была демонстративно разлита по полу или вылита под дверь. Бриана встречали злые взгляды, но пока что воины дома Шаан его не боялись. Имя их хозяина внушало им уверенность, что сосед не посмеет их и пальцем тронуть, да и плен не затянется надолго.
- Здесь у нас полусотник, судя по нашивками, - бодро докладывал Динс, остановившись у одной из дверей. - Назвался Гайшем, выполняет приказ своего господина, охраняя приграничные земли. Более ничего не говорит.
В оконце двери Бриан видел неподвижно лежащего у стены мужчину и слышал весьма заразительный храп. Великое солдатское умение засыпать при любой возможности не подвело пленника. Здраво рассудив, что силы ему ещё понадобятся, он закопался в солому и послал Торнов и весь мир вместе с ними куда подальше.

Это сообщение отредактировал Риан - 19.4.2016, 14:11

Бриан и не собирался никого пугать. Если понадобится, он просто их казнит, хоть собственноручно, хоть поручив неблагодарное дело рядовым, на покрытой рубцами душе, если она есть, появится немногим больше отметин. Ещё десять лет назад его бы задело такое отношение пленных и он может быть начал бы их ломать, что-то доказывая непонятно кому, но сейчас льер даже не пытался никого убедить в своей грозности. Прошёл мимо строптивцев, бросив на ходу "Если им так нравится вода под ногами, добавьте по ведру на каждого." и задержался только у пятидесятника. Сам льер давно отказался от такой разбивки на полусотни, хоть это было бы и удобно. Слишком часто гибнут командиры, чтобы позволять им идти в бой с их десятками, а если оставлять вне боя, то это уже не командир, а распорядитель купеческий. Так и получилось, что были у Торна только десятники и сотники. А всякие полусотники и тридцатники у него не задерживались. Или теряли доверие или голову, уж таковы оказались правила игры, в которые пришлось играть льеру.
Бриан окинул взглядом командира воинов Шаанов и, сочтя его не раненым, повернулся к Динсу.
- Взбодри-ка нашего гостя. Не проснётся, то... нехорошо ему от своих бойцов сильно отличаться. - он всё же вошёл в камеру, следя, чтобы не намяли тому сверх необходимого. Старый вояка всё же.

Ждать долго не пришлось: Динс послал солдата, то вернулся с ведром воды и по указанию командира вылил её на пленника, следя, чтобы не окатить заодно и своего господина. Полусотник невольно дернулся, просыпаясь, но сразу вспомнил, где он, и взял себя в руки. Не дожидаясь приглашения, поднялся на ноги и уставился Бриана прямо в глаза. Он был чуть выше ростом и шире в плечах, отнюдь не изнурен тяготами похода и войны, но патрульная служба все же не позволила уже не такому уж молодому воину потерять форму. На вид ему было четыре десятка лет, в чертах лица угадывалось отдаленное сходство с самим господином Тагом. Так могли выглядеть внуки одного деда.
- Господин Торн удостоил меня своим присутствием, - проговорил мокрый, как бродячая собака в сезон дождей, Гайш, даже не пытаясь утереться, и поклонился. Вроде почтительно, но за всей этой вежливостью ясно читалась насмешка. Он знал, что от него хотят, и не собирался давать кому-либо повод распускать руки. - Благодарю за оказанное гостеприимство и щедрость, да пора бы нам домой.

- Каков привет, таков ответ. - льер развёл руками, подразумевая, что нечего было встречать сонным того, кто выше рангом. Вояка и должен знать, что некоторые вещи допускать не стоит. - И отпустить тебя рад бы, да только заспался ты совсем, Гайшем. Так заспался, что прозевал лагерь шенов на вверенной земле и у меня появились вопросы. Пойдем на свежий воздух, приведешь себя в порядок и поговорим, как подобает говорить с воином, дожившим до твоих лет. Я не собираюсь обвинять. Просто дам пищу для размышлений, а как поступать дальше подскажешь мне ты сам. Динс, сухую одежду и табурет. Охрану не надо. Я знаю Гайшема с детства и полагаюсь на его разумение.
И первый развернулся спиной, чтобы выйти из камеры и не оглядываясь, двинулся наружу. На солнышке всё общаться лучше, чем в темных казематах, да ещё и будучи мокрым до нитки. Была там и тёсанная дубовая лавка под навесом, натёртая до блеска поколениями беспокойной детворы, на которую и пристроился льер, предложив полусотнику усесться на притащенный табурет, крепкий, что голова иного северянина. Как только тот устроится, льер усядется поудобней, подобрав с земли ноги и сложив их в той ужасной позе, что непривычному человеку кажется жутко неудобной и болезненной.
- Без лишних ушей, Гайшем, скажу следующее. Два дня назад мои люди и я вернулись в мои земли и обнаружили людей Шаанов, гуляющих здесь, как у себя дома и утверждающих, что думали, будто я мертв. Вот как бы ты поступил, Гайшем Шаан, если бы находясь в силе, ты в своём разорённом доме увидел бы соседских солдат с оружием? Вот прикинь, к этому вернёмся. Далее, первый разъезд я отпустил, Ваднур старший в нем был. Приехал сюда и что же выясняю? Некое письмо, по которому все решили, будто я мертв, все приняли на веру. И какое оно примечательное! В нём Униар Кенрат утверждает, что его побратим Бриан Торн погиб и так далее и так далее. Гайшем, этому Униару, когда я покидал дом, было два года от роду, сейчас, стало быть, пять. Тот, кто писал письмо знал, что я жив, но перепутал братьев, отправившихся на войну. Это значит, что диктовавший и писавший не были людьми Шаанов. Так же этот кто-то знал, что я вернусь и не предупредил вас. Помнишь, я просил подумать, что бы ты сделал на моём месте? Вооот. Получается очень интересно. Кто-то сильно хотел, чтобы я посёк вас в мелкую соломку, положив и тебя, Гайшем, чем начал бы кровную вражду между нашими родами. Если смерть разъездов ещё как-то можно было бы обойти и замять, то твоя была бы поводом для непримиримости и долгой кровопролитной войне. Добавь к этому существование договора отчаянья и разруху, царяющую во владениях, и получается, что я просто обязан был принять резкие меры, по разумению негодяя, выдумавшего всё это. Мерзкий, но легко читаемый замысел. Попадайся я на каждую такую уловку, письмо стало бы правдивым, хоть в некоторой его части.

Бриан некоторое время помолчал, собираясь с мыслями сам и давая полусотнику прикинуть что есть что.
- Кроме того, стоянка шенов была обнаружена недалеко от заставы Ближняя, на моих землях , которые по договору вы должны были охранять, да почему-то не справились. Я уже говорил с Тагом на эту тему... да и на прочие. Не будь рядом посла Короны, мы бы с ним за чашкой чая обсудили бы то, что я сейчас обсуждаю с тобой, но соглядатай... Не хочу, чтобы это выходило за пределы наших двух домов. Пусть для внешнего наблюдателя мы будем казаться врагами. Твой господин тоже пока так считает. Кстати, Таг подписал отказ от договора, хотя и так понятно стало, что наличие лагеря шенов на моей земле уничтожило договор и задержание ваших разъездов было в моём полном праве. Мне нужно понять, почему разъезды не видели лагерь, а для этого нужны маршруты и имена тех, кто эти маршруты придумывал и выдавал. Вот для чего я приказал задерживать разъезды, аккуратно и без крови. Конечно, кроме тех, кто посмеет на моих людей оружие поднять, тех сразу, по закону пограничья, которые ты не хуже меня знаешь. Другими словами, Гайшем, среди ваших людей есть те, кто участвует в заговоре, способном утопить наши две семьи в крови и с тобой я говорю лишь потому, что раз тобой решили пожертвовать, то ты не можешь быть частью этого замысла. Мои люди и я войны наелись на сотню жизней вперёд, мы её не хотим. Вот и обращаюсь к тебе, полусотник, что ты посоветуешь, как избежать нашим семьям никому не нужной бойни? Задавай вопросы, если хочешь, читай документы. А потом подумай, крепко подумай.

Льер жестом подозвал вестового, чтобы взять у него документы - и договор с Тагом и отказ, им же подписанный, и письмо от якобы Униара. Всё это может быть показано полусотнику, ежели тот надумает всё же с ними ознакомиться и дал паузу воину Шаанов пошевелить мозгами.

Сидеть перед господином, пусть даже чужим, на табуреточке, не показалось Гайшему хорошей идеей, однако, эта встреча состоялась не для того, чтобы препираться из-за правил приличия. В конце концов, после того, что он тут расскажет, все это, скорее всего, уже не будет иметь значения. На документы он даже не взглянул.
- Добрый господин Бриан, я простой человек, и едва понимаю твои речи. Быть ли усобице, можно ли ее избежать – эти вопросы для тех, кто силен умом и рожден править. За меня же решает клятва, данная лет этак двадцать пять назад главе рода Шаан. Если мой господин велит мне собрать людей и укажет место в строю, я просто займу это место. Видят Боги, я не хотел бы воевать против своих. Против тебя. Но приказы, маршруты, назначения – все это я могу открыть лишь по его прямому приказу.

Сдается мне, господин, уезжая на войну, ты запомнил эти земли благополучными, и тебе, как любому, у кого есть сердце, больно видеть родной дом ограбленным. Только вот за эти три года граница нашей страны сжалась перед степью, что лужа в полдень. Многие из пограничных наделов потеряны, там теперь всюду шатры и овцы, и если те льеры вернулись с войны, то не застали вовсе никакого дома.

Столько шенов, как тем летом, я не видал за всю свою жизнь до того, господин. Большие и малые отряды воинов, одиночки, и просто шайки изгоев лезли через границу, как крысы, бегущие от паводка. Отчего бы кочевники стали отчаянно смелыми и лезут к нам, не страшась смерти? Умирают десятками, отрядами, но на их место тут же приходят новые. Жгут деревни, разоряют земли, убивают и воруют людей. Делают все, чтобы сперва трусливые, потом разумные, а после – и те, кто просто хочет жить, снялись с места и ушли вглубь страны. Стоянки, о которых ты говоришь, давно уж никто не считает, как и отдельных лазутчиков. Их слишком много и на твоей, и на нашей земле.
Ты знаешь сам, что допрашивать пленных шенов толку мало – зная, что живыми их не отпустят, не больно-то они расположены говорить, тем более правду. Тогда я самовольно принял решение, никого о нем не известив. Отобрал среди своих ребят несколько вольнодумцев, пару полукровок, и послал их в степь. Были догадки, что хоть они и кажутся все одинаковыми грязными псами на лошадях, они все же люди, а значит, и среди шенов, как и среди нас, довольно нищеты, изгоев, мятежников. Тех, кого не защищает рука хана Найрэт, зато порой пребольно топчут копыта его коня. Через какой-то месяц у меня был с десяток осведомителей, готовых делиться новостями за пару кочанов капусты. Сейчас их с полста. Вот так, господин, произошел мой сговор с врагом. Тот, кто решит казнить меня за это, будет в своем праве. Но я стою и буду стоять на том, что немного провизии – невысокая цена за то, чтобы знать о замыслах врага и не обнаружить вдруг, что кто-то сумел собрать степь в кулак, и на Ближней стоит уже не десяток оборванцев, а настоящая армия.
Так мы вскоре узнали, что они действительно бегут, но не от паводка. Должно быть, кто-то из этого народца изрядно прогневил Богов, потому что Великая пустыня вдруг принялась расти и оттяпала от степи больше половины зеленых земель. Бедолаги, которым негде стало пасти скот, ясное дело, двинулись на уцелевшие земли. Сперва Найрэт поддерживал порядок, но когда людей и скота в его владениях прибавилось вчетверо на прежних землях, а лето принесло с собой засуху, кровь полилась рекой. Пришлось вспомнить пару древних обычаев как раз для таких времен - семьи сами лишали жизни сперва стариков, затем маленьких детей. Постоянно ходят слухи о людоедстве. Сейчас лето, и есть хоть какая-то трава, но у них больше нет ни запасов, ни зимних пастбищ. Будет новая волна голода, так что осталось совсем мало времени до того, как на нас обрушится настоящая беда, по сравнению с которой все, чем шены промышляют сегодня, покажется мелочью. И распри забудутся, как детская ссора за свистульку из акации.
Должен признаться, господин, я знаю все. Знаю, что они воруют людей и продают их в соседние феоды как пойманных в степи беглецов, потому что всем нужны рабочие руки и уже неважно, откуда они взялись. Знаю, что они пытаются заставить рабов собрать урожай с тех земель, которые отвоевали уже возделанными. Поджоги, убийства, устрашение – все это есть, и с каждым днем все больше. Но я, кажется, разучился ненавидеть, как прежде. Как всегда мы убивали их без жалости и говорили о том, что было бы славно зачистить всю степь от этих крыс, чтобы наконец жить спокойно. Мы сражаемся не с чудищами, не с бешеными животными, а с доведенными до полного отчаяния людьми. Но это не меняет того, что на всех не хватит ни еды, ни земли, ни власти.