Очень будничное чудо, и чашечка лесоповала

квента

Снова идёт дождь. Многим не нравится, где же, мол, настоящая зима и снег, а я радуюсь. Мне кажется, что пока идёт дождь, есть надежда на чудо...

Облезлая рама вся почернела и разбухла, так что форточку можно было не открывать, все равно щель в два пальца. Чайник приветливо засвистел, выводя меня из сонной дремоты, самодовольно поблескивая медным боком. Я бросила щепотку крупного и терпкого лесоповала (так папа зовэт его) в чашку, запахнула кофту и начала рабочий день.

После обеда у меня встреча с редактором стенгазеты в детском театре, поэтому нужно успеть подчистить и перепечатать заготовку. А в голову просится вдохновение, толкает в парк, сидеть под зонтиком, вдыхать запах мокрой листвы и писать продолжение про ведьм на болоте!

Ну вот, вроде всё готово, правда я отсидела правую ногу, и так и не позавтракала, но зато сказка аккуратно отпечатана и уже лежит в сумке, а я критически рассматриваю себя в зеркало. Рыжие волосы торчат из-под берета, шарфом укутана по самый нос, линялые (но тёёёплые!) гетры, нет я должна понравиться в театре!

С угла зеркала мне подмигнула Саша, последняя ей нарисованная. Те же рыжие волосы, тот же чёрный берет и осенние гетры. Можно подумать, что за семь лет ничего не поменялось...

Пока идёт дождь, есть надежда на чудо... семь лет назад снег уже запорошил её могилу, я собирала документы, чтобы сменить имя, а дядя спорил с женой, что я могу пожить у них первое время после школы...

- Добрый день, Катенька, - моя добрая фея, простите, соседка, поднималась по лестнице. Я зову её так, потому что злая фея живёт у меня за стенкой и сдает мне комнату.
- Добрый день, Валентина!

Она похожа на королеву-мать с немного трагической судьбой или на зиму - длинные седые косы, высокая и прямая, неизменно вежливая и деликатная. Надо будет обязательно написать что-нибудь про неё в тонах дерева, снега и тишины.

Краткая справка:
Имя: Катерина (ранее Александра)
Возраст: 23-24
Место действия: выдуманная Россия. Ну то есть, Россия в годах 60-х, если бы она существовала (без реалий СССР). Её родной город - средний провинциальный. Текущий - крупный и культурно значимый.

Сергей Сергеевич. Он же Колобок. Добрый, чуть рассеянный кругленький дядечка. По совместительству директор театра.
Евдокии Альбертовне. Она же Мегера. Она же главный бухгалтер. Очень строгая женщина с замашками тирана.
Нестер Петрович Разумовский. Местный звездун. Король провинциального театра и по совместительству обладатель личного кресла в директорском кабинете.
Яшка. Странный художник. Мания преследования - его второй конёк. Словоковерканье - первый.

- А что не так в твоём имени? - тут, видимо, сщёлкнуло. Ты вряд ли ожидаешь понимания от людей, которые никогда не имели проблем со своим именем и когда человек реагирует спокойно на то, что ты должен быть Яковом, а представляешься Илларионом, чувствуешь подвох. Печальная история в том, что я такого понимания тоже не встречала, даже родители хоть и быстро приняли, в глубине души, наверное, до сих пор не понимают почему и всё ли в порядке с моей головой.
- Значит, будем работать вдвоём и от души, - я прижала свой планшет к груди, хоть там и не было уже заветного сценария. - Жаль, все тексты я уже в редакцию отдала, но с ними надо будет разбираться позже.
- А что будет идти на новогодние праздники? Покажешь мне декорации? Я... привыкла творить в паре с художником, поэтому я провожу рекогносцировку. А серьёзно - что тут можно шпионить? И так всё видно, - я ткнула пальцем в рисунок, - ваза династии Минь, была украдена во время первой мировой войны.

- Да всё так, - отмахнулся Илларион и кажется немного загрустил. Правда, совсем ненадолго - секунд на пять. Через пять секунд его настроение сменилось на торжественно-задумчивое. Он даже подбородок кулаком подпёр, вглядываясь в картину, и ногу чуть вперёд выставил. - Всё так, кроме того, что меня Яков зовут, а не Иларион. Представляешь? Я-ко-в! Яков.. И ты меня расстроила немного. Правда, уже прошло, но было. Я думал, что смогу вычислить, кто тебя шпионить послал, представившись тебе чужим именем, а ты.. А, ладно, чего уж там. Будем - как ты сказала - работать вдвоём от душа.. в душе.. от души.. отдушина.. рабочая отдушина. Это наверное, когда весь взмокнешь, а потом отдушина. - Он снова задумался и опять ненадолго. - Да, конечно. Будем. На праздники как обычно Буратина, Чиполина и Возвращение снегурочки. Каждый год одно и то же. Представляешь, сколько себя помню, здесь всегда ставили эти три спектакля на новый год. Только актёры меняются, а остальное неизменно. А декорации тебе к ним зачем? Это, конечно, можно устроить, но они не у меня. Придётся покопаться в соседнем помещении - там всё лежит. И вазу эту никто не крал.. она сама... укралась.. украденная ваза.. ваза.. украза. Да, наверное так. Украза династии Мин.

- Ну, у меня был в подъезде мальчик - Данила, так все его Денисом звали, он привык и отзывался. А моя бабушка всем представлялась Мариной, а по паспорту Пелагея. Так что я привыкла. Илларион - так Илларион, Яков - так Яков, хоть Чебурашка, честное слово.

- Буратино, Чипполино, Снегурочка... кхм... надо подумать, - нет, думать надо в более комфортной атмосфере, стоя у подоконника, с чашкой чая. - Да, решено, подумаю, и завтра приду. А сейчас пойду вернусь к белым воротничкам и поставлю точку в своём оформлении. Копаться не надо, обойдёмся, ничего страшного.

Я постояла в задумчивости. Вроде всё, что нужно сказано. Ах да, я - Катя. Хотя я вроде бы уже говорила. А он Яков.
- До завтра.

Вышла вон и отправилась обратно по лестничным коридорам. Интересно, бухгалтерия обедает раньше или позже остальных. Обычно раньше, чтобы люди, вышедшие на обед, не могли их застать в неурочное время. Впрочем, былого волнения и энтузиазма уже не было, ноги сами меряли шаги по театру, пальто тяготило руки. Красиво он рисует... А говорит странно. Не знаю, на что я надеялась, но шла сюда я с мечтой, несбыточной, манящей, а мечта не сбылась. Пока не сбылась. Как будто ты вглядываешься в лицо незнакомца, который поймал вырванный ветром из рук листок черновика, ожидая увидеть там что-то сказочное, а там обычное вежливое лицо. Хорошее, немного уставшее, доброе, но обычное.

Третий этаж. Дорожки чуть более потёртые, но двери так же солидны, с красными табличками. Робко стучусь в ту, где золотыми буквами выведено "Бухгалтерия".

- Нет, чебурашкой быть не хочу, - всерьёз поразмыслив над этим вопросом, ответил Яков, оторвался от созерцания своего рисунка и задумчиво посмотрел на Катю. Он слушал, что она говорит и кивал, но как-то не в такт её словам. В какой-то момент у Кати зачесалась правая рука от желания провести ей перед его лицом и проверить, здесь ли он вообще.
- Она умерла давно и надолго.. и комната её была её, пока её быть не перестала. А потом пришел он и оживил её. Нет, не как колдун или волшебник, а как вниманец.. как вниманец. Внимание, внимать, внимающий, внимательный, вниманец. До свиданья. - Он улыбнулся и помахал её рукой. Я тоже надеюсь, что у нас получится странное сотрудничество. Нет, не от слова страна, хотя это и неплохо звучит.

На стук долго не отвечают, а затем дверь вдруг отворяется внутрь сама по себе. Перед дверью никого нет, зато напротив двери стоит огромный и очень массивный стол из марёного дуба с покрытой зелёным сукном столешницей. Это настоящий мебельный монстр с хищными мордами львов вверху резных ножек, которые заканчиваются львиными же лапа. И за столом этим сидит женщина с очень острым лицом и полу-очками без душек на большом орлином носу. Она смотрит поверх своего странного пенсне и прожигает своим взглядом насквозь. Она видит, сколько стоит шарф, на что тратятся свободные деньги, сколько их откладывается и на что копится.. она знает о деньгах всё.. особенно, о чужих.
- Катенька, закрой дверь, - медленно и очень холодно произносит она, и от её голоса по коже начинают бегать мурашки.

Частично от желания махать рукой перед удержала мысль, что он не заметит и наткнётся. И обидится. Его фантазии были на спящую красавицу или другую спящую мёртвым сном принцессу. Вот странные художники - пишут историю декорациями, а не поступками. Я всегда немного завидовала, что они могут кому-то просто показать их, и человек додумается. А мне надо самой додумывать и ещё раз живописать...

Руку я, впрочем, отдёрнула. Краски и шпроты фиг отмоешь. А мне, может, ещё расписываться в ведомости придётся.

Хотя уверенность в этом подтаяла в ходе прогулки по третьему этажу. А когда я зашла в бухгалтерию, то коленки стали подкашиваться, а язык прилип к нёбу.

Я точно не видела её в "радостной" компании. Значит, ей позвонил Сергей Сергеич ("Колобок", машинально отметила она) и сообщил о Мироновой Екатерине, которая скоро зайдёт, и вот та чёрти сколько шляется... очень нехорошее предчувствие. Я послушно закрыла дверь и замерла в напряженном ожидании.

Закрыла дверь. Закрыла дверь силой мысли. протянула руку, чтобы сделать, это, не достала пару сантиметров, а дверь сама и закрылась. Да так медленно, что Катя еще какое-то время послушно тянулась за ней рукой. И после замерла в напряженном ожидании.
- Спасибо, Катенька, а теперь сделайте мне чай, - всё так же медленно и так же холодно произнесла Мегера в пенсне и проследила взглядом за серой мышкой, которая внезапно нарисовалась буквально за спиной у Катерины. Видимо, это она открыла дверь, прячась за ней, а затем и закрыл. Ну, это было эффектно..
Серая мышка оказалась буквально серой и буквально мышкой. Мышастое шерстяное платье с высоким воротом, огромные круглые очки с такими диоптриями, что глаза кажутся минимум в два раза больше, чем должны быть, с двумя большими передними зубами и маленькими усиками под острым носиком. правда, усики были не столько мышиными, сколько мужскими, но это уже мелочи не достойные придирок. В общем-то, при хорошо развитой фантазии эту серую Катеньку, наверное, можно было даже назвать миленькой. Просто, сложно назвать её как-то по другому. А так, как любое маленькое и пушистое существо - миленькая.
- А вас, юная леди, я попрошу сесть вот на этот стул и подробно, не упуская ни одной детали, изложить мне суть вашего дела. И представьтесь, пожалуйста. Будьте уж так любезны.

Ошеломлённая разыгравшимся представлением (интересно, с каких это пор у бухгалтеров появились личные секретари или власть не имеет ограничений на должность), я сделала пару шагов вперёд. Едва ли проследила взглядом за мышастой тёзкой, я сосредоточенна пыталась смотреть на госпожу финансов. Что-то доисторические хищное было в ней, что-то в этом обращении "катенька" было слишком схоже с именованием сторублёвки.
- Добрый день... - мучительно выдержанная пауза, чтобы сохранить остатки достоинства, и не вжиматься в панели двери. Сесть на предложенный стул я не решилась.
- Я - Миронова Екатерина, новый сценарист для... - вовремя прикусила язык, чтобы не сказать "стенгазеты". Девочкой на побегушках становится в первый же день не стоило. - Для сопроводительных мероприятий. Сергей Серге... евич принял меня на оклад.

Множество других робких и лепечущих "меня попросили зайти", "не могли бы вы" просто не успели выпорхнуть из окаменевшего рта. Я молчала, сосредоточенно смотря на женщину напротив. Я остро чувствовала всю грязь на своих ботинках, все затяжки на шарфе и вульгарность своей позы. Но, к счастью, ключи от моего успеха не держались в одних только этих руках, поэтому было мужество, чтобы это терпеть. В конце концов, творцу вполне прилично быть голодным. А кто тут в театре не творец?

Похоже, что Мегера тоже относилась к этим самым театральным творцам. Ну, или сама себя туда относила. Её взгляд вдруг неожиданно смягчилась, в напряженной и угрожающей позе появились намёки на расслабленность.. Именно на расслабленность, и боже упаси вас принять эту расслабленность за слабину. Как можно? Отрепетированным жестом она поправила пенсне, и теперь её глаза смотрели через линзы и уже не казались такими грозными и пронзительными. Точным жестом руки она переставила печать от себя на подставку, поправила стопку документов совсем чуть-чуть обозначила очень снисходительную улыбку. Улыбка эта очень долго снисходила до стоящей перед ней Катей, но всё-таки снизошла. Осторожно обнюхала, фыркнула, выражая лёгкое недовольство внешним обликом, по отечески - именно по отечески, а не по матерински - пожурила за некоторую неряшливость и вернулась к хозяйке, где намертво и закрепилась на тонких и бесцветных губах.
- От Сергей Сергеича, - нараспев произнесла она. - Принял на оклад, - всё так же нараспев, но уже в другой тональности и явно слегка распевшись. - Вы же не будете против, если я позвоню и уточню детали?

Я стояла и размышляла. О зелёном сукне, и пенсне, и прислужницах в серых платьях. Веяло от этого чем-то холодным и злым. Наверное, в сказках деньги всегда веют холодным и недобрым. Потому что сказочное богатство не нуждается в безличной форме, оно может быть златом, серебром, красивым, блестящим и звонким.

- Я очень даже за, поскольку деталей не знаю, - я смотрела сквозь неё, в рассуждения о богатстве и красоте золота. Ведь золотые волосы принцесс могли быть звонкого металла, но это была совершенно иная власть над достатком.

- Прекрасно, - всплеснула руками бухгалтер и набрала Колобка.
- Сергей Сергеевич? Да, будьте добры, позовите. - Она ждала около минуты. За эту минуту улыбка сменилась сначала на равнодушие, затем переросла в лёгкую раздраженность, а после и вовсе превратилась в очень нехороший оскал.
- Да, Сергей Сергеевич, я вас искала.. - Пауза. Слушает. - Ах, не узнали! Евдокия Альбертовна. - Хищно и явно будучи довольной произведённым своим именем эффектом, оскалилась. - Нет, я по поводу девушки, что стоит сейчас передо мной и мнёт в руках свой шарф. - Направила свои сканеры через очки на Катю. - Да, этой самой девушки. Будьте так любезны, уточните пожалуйста, на каком основании она ставится на оклад, какую должность ей прописывать и сумму оклада. - Продолжила прожигать Катерину взглядом и выслушала ответ Колобка. - Хорошо, я вас поняла. Да, будьте так любезны. Нет, вот этого не надо. Всего доброго. - Она положила трубку, сложила пальцы рук в замок и устроила на этом замке свой очень волевой подбородок.
- Подойдите ближе, дитя.

Всё это время я лениво рассматривала обстановку кабинета. Здесь было по-настоящему стильно и изысканно: деревянные панели, высокие часы в пол, серванты, возможно, всё это было даже антикварным, не испытавшим даже несмелых веяний модерна, всё безупречное и строгое. Этот кабинет можно было с лёгкостью обставить серьёзными историческими лицами, и они нашли бы эту остановку вполне подходящей. Разговор меня немного забавлял, поскольку я видела состояние Сергей Сергеича и его интенции, и вряд ли Евдокия Альбертовна могла бы грозить ему чем-нибудь.

При слове "дитя" я едва заметно поморщилась, но спокойно подошла к столу. Шарф мялся в руках вполне успокоительно, как поглаживание домашнего животного.

- Документы у вас с собой, - коротко осведомилась денежная Мегера и посмотрела таким бюрократическим взглядом, что сразу стало понятно - она очень надеется, что не с собой и любит устраивать долгие процессы оформления. Наверное, она делает это очень изысканно, со вкусом и по всем бюра-правилам.
- Паспорт, медицинская книжка, трудовая книжка, рекомендации с предыдущего места работы.. - Перечисляла она медленно и откровенно наслаждаясь списком. Будь её воля, наверняка расширила бы его втрое, а то и в четверо. Даже страшно представить, что она могла бы туда включить.

Документов с собой не было. Разумеется. Я вообще не ожидала, что мне ответят положительно, да ещё так сразу. Надеялась, не спорю, но не ожидала.
- Что ещё? - живо поинтересовалась я. Рекомендаций у меня уже не было, потому что на окладе я ни разу ещё не состояла. Хотя трудовую книжку оформила, ещё после школы по настоянию.

- Для начала этого хватить, - растянула свои тонкие губы бюорократическа Мегера и взяла в руки печать. Похоже, что ей очень хотелось нежно поставить печать на лбу у Кати и она с трудом от этого удерживалась.
- Вы свободны, деточка. У меня еще очень много дела. Катенькак! как там мой чай!
- Жду вас завтра в девять утра. И будьте так любезны - не опаздывайте.

- Приятно было познакомиться, - я тряхнула чёлкой - никуда ей от меня не деться. Придётся терпеть, как и прочих подобных мне - неловких, растрёпанных и рассеянных.

Я задумчиво прошла по коридорам, с улыбкой распрощалась с "мисс элегантность" на проходной. На улице было всё так же мокро и пустынно, серые тучи пухли дождём, а грязные листья липли к ботинкам. От кондитерской пахло свежевыпеченным хлебом, но миндальные круассаны - моя любовь. И горьковатый кофе, зато горячий и свежий, в который при тебе льют молоко из ковшика и щедро сыплют сахар. Бумажный стаканчик приятно жёг пальцы, и даже мокрая лавка не могла меня отпугнуть от того, чтобы пообедать в сквере.

Мягкие листки слоеного теста, смоченные в терпком и горячем кофе, были просто божественны, а уж миндальный конфитюр переводил их из разряда вкуснятина - в наслаждение вкусом. Холодный мокрый воздух великолепно сервировал простую трапезу, расставляя нужные акценты. Я смотрела на переплетения почерневших ветвей и пила кофе... И я была по-настоящему счастлива, потому что никаких забот, не дающих мне быть здесь и сейчас у меня не было. Даже ведьмы с болот решили оставить меня в покое, и тоже пили в своих болотных хижинах горячий травяной чай, ожидания первого снега...

Ведьмы - они же не зря так называются. Ничего хорошего от ведьм, даже когда они пьют чай в своих болотных домиках, ожидать не стоило. Конкретно эти три и конкретно за этим чаем готовили очередную пакость. Они жарко о чем-то спорили, плевались друг в друга горячим чаем и передвигали по столу обожженные человеческие косточки - позвонки. Заметив, что за ними наблюдают, они замахали мётлами, нагоняя на картинку белёсый туман. - Как только ляжет первый снег... - долетел до сказочницы потерявшийся обрывок фразы. Моргнула Катя - и нет больше ведьм. Всё тот же скверик, тот же дождик, те же жухлые листья. И потрясающие любое даже самое искушенное воображение круасаны. Ой, нет - кончились круасаны. Остался только кофе, да и того почти не осталось - на один глоток. А еще она всё-таки промочила попу и сейчас это осознала.

Всё, обед закончился, можно было идти домой и начинать придумывать новый год. Но почему-то не хотелось, я же сегодня ещё не оформилась, значит, работать можно было начинать с завтра... или хотя бы с вечера. По хорошему завтра надо принести хоть какой-то эскиз... Как только ляжет первый снег...

Я достала блокнот и начала зарисовывать первые снежинки... и снежных ведьм на высокой горе. И их ледяной котёл, в котором они варят стужу. Мокрая холодная попа, казалось, даже придавала вдохновения, во всяком случае я успела исписать пару страниц, прежде чем поняла, что помимо неприятных ощущений сейчас, это грозит и неприятным близким знакомством с простудой в ближайшем будущем.

Кофе совсем остыл, поэтому последний глоток был самым горьким. Можно и пройтись. До парка, а за ним за магазином, где можно купить что-то вкусненького на ужин, заодно разгоню кровь. Или увижу что-то интересного.

Прогулка пошла мне на пользу, купила вкусных костей, зарисовала теремок на детской площадке, и окончательно закоченела. Комната была выстужена, поэтому не раздеваясь я включила плитку, поставила кастрюлю с водой и чайник. Стала набирать родительский телефон - хотелось их хоть чем-нибудь порадовать.

Длинные гудки в трубки оказались настолько длинными и скучными, что терпеть их долго не получилось. Минуту подождав ответа, так его и не дождавшись, катя положила трубку. Наверное, если бы гудки эти были мрачными и тревожными - стоило бы начать волноваться. Но, они такими не были - совершенно будничные, немного скучные и очень сонные гудки. Такие обычно случались, когда родители уходили к соседям в гости на чай или вместе прогуливались до магазина. В общем, беспокоиться не стоило. А вот за весьма ощутимое поддувание от окон стоило попереживать немного. Это сейчас, пока на улице, в доме и в душе средняя осень, и морозные ведьмы не доворили стужу, можно не обращать на эти поддувания внимания. Но это время не продлится вечно. Оно не продержится даже до конца осени. Хмурое небо, прохладный дождик и зобливый ветерок нашептывали, что очень скоро три зимних сестрицы перевернут свой котёл. И тогда, маленькие щелевые продувы превратятся в серьёзные и очень болезненные болезни. А тут как раз и чайник закипел. Бодрый такой пузан громко оповестил о том, что денег не будет. Зато будет чашечка горячего лесоповала. А то и две.

Надо будет попытаться позвонить ещё вечером. На телефон квартиры я просила не звонить, а то хозяйка ужасно ругается. Когда звоню я, она ругается не меньше, но хотя бы видит точно по счёту во сколько стали мои международные переговоры. Я заварила чай в большую кружку, чтобы было приятней переливать в маленькую, без трухи и ветвей, плюхнула кости в кастрюлю. Почистила пару картофелин, луковицу, морковину и даже лавровый лист закинула для компании. Круассаны - это, конечно, хорошо, но питаться по средствам тоже надо.
Сняла чайник с плитки, подсушила на сковороде остатки чёрного хлеба. Как только сойдёт сырость, надо положить на подоконник старую куртку. Хотя обещали, что топят здесь прилично. Ладно, будет видно, когда будет мороз.

Зато у меня была широкая и низкая кровать, на которой можно было делать всё, что угодно - спать, читать, рисовать, есть и просто мечтать. Поэтому пока суп наваривался, я разложила свои наброски из блокнота. По сути впереди декабрь, а значит пора уже писать маленькие поздравительные открыточки для друзей, знакомых и возможно на продажу.

Босоножки спрятались в шкаф? Рукавички вылезли из ящика? Малиновое варенье настоятельно просится к чаю? Вязанные вещи ненавязчиво дергают вас за пижаму поутру - "не забудь, надень нас!" - значит этот день наступил! Великий День первых признаков зимы! Этот день извещает нас о том, что скоро придет черед лыжам, конькам, санкам, снежкам и сосулькам. Что не за горами Новый год и елки, что пора, уже пора, чтобы долго и со вкусом, присматривать подарки нашим самым-самым любимым людям. Зимой столько теплых и душевных праздников и долгие, ленивые и такие приятные каникулы! Поэтому самое время порадоваться всем своим домом тому, что зима не за горами! Честно стырено отсюда

Зимние сапоги просят каши, а в осенних мёрзнут ноги? Шарф покрывается льдом напротив рта, при каждом выдохе размокая и при каждом вздохе замерзаю? Старое пальто требует новой заплаты на рукавах, а из рукавичек пора делать игрушечных пёсиков? Значит - этот день уже наступил и пора утеплять кровать и вить себе в ней зимнюю уютную берлогу. Натаскать туда сухарей, спрятать в подушки три термоса с горячим чаем, натаскать под неё банки с малиновым вареньем и спрятать в простынях грелку. Так спрятать, чтобы интересно было её по исходящему теплу искать долгими зимними вечерами. И писать в одеяльном шалаше сказки про зимних ведьм. Правда, это всё в том случае, если с театром по каким-то причинам не получится. С другой стороны, гнездо в кровати можно и просто так свить - вдруг кто заведётся в нём. Зимние птенчики какие-нибудь.
Суп давно сварился, очередная порция чая булькала в желудке и пыталась мирно ужиться с супом и сухариками, а за окном неторопливо брёл мимо уставший и мокрый осенний вечер. Очень у него был жалкий вид. Его непромокаемый плащ насквозь промок и волочился за ним грязной тряпкой, поднимая муть со дна луж и разгребая кучи наметённых дворниками листьев. Полы его шляпы обвисли и стали похожи на уши грустной собаки. Даже яркие уютные фонари не делали его веселей.. Он замирал, оказавшись под ними, поднимал лицо вверх и смотрел на сверкающие в свете ламп капли дождя, но смотрел грустно.
И, наверное, этому вечеру и этому дому очень не хватало тёплого пушистого котёнка, которому нипочем грусть своя и грусть чужая.

"Хандрю я", - пальто видело только третью зиму, поэтому размышления можно было назвать только жутким пессимизмом. Суп был вкусным, как вкусная тёплая еда с мясом на голодный желудок и даже капельку больше. Налила себе ещё одну чашку чая, насыпала сахару, и смотрела в окно, завернувшись в одеяло. Как, наверное, осень устала быть здесь, в этом городе, который давно уже пора припорошить снегом и уйти на юга, к штормящим морям. А тут сиди, уныло глядя на расписание, по которому значится уже третий день зимы, посматривай на часы - а что толку, если она опаздывает?

Не знаю, почему осень для меня была ей, хотя постукивал по карнизу определенно он. Наверное, потому что ЕГО я видела - с холодными и обветренными руками, с уставшей кислой улыбкой, он торопился по улицам, придерживал поле шляпы, чихал в серый платок, забывал зонтик на скамейке в парке, то ЕЁ я была обязана выдумать. Задумчивую, порой заплаканную, с невыразимо глубокими серыми глазами, укутанную в вязанную из тумана шаль, оступающуюся в глубокие лужи... Даже жаль, что с ними приходит пора расставаться. Порой мне кажется, что это из-за того, что я никак не могу дописать эту историю, зима не наступает... Мне хотелось дописать эту историю, которую я чувствовала кожей, вдыхала её каждое утро, слышала в шелесте увядшей травы и звоне трамваев. Но не получалось, потому что не было никакой истории, только реальности поздней осени, которая въедалась в меня всё сильнее.

Я глянула на часы - пора попробовать снова позвонить маме. За окном уже густые сумерки, а всего-то к шести время подходит. На кровати лежало три черновика записочек, надо будет их оформить как скетчи и отнести в редакцию к Жанне, она хотела на что-то такое взглянуть. Хотя про приход зимы явно запоздало, только на следующий год, а вот другие ещё подойдут в январские выпуски. Жаль, что я не умею писать про глянцевое будущее, тогда было бы можно писать маленькие вступительные статьи к женским журналам, получая за это вполне уже деньги. Но из того, что я приношу Жанне, она отбирает меньше половины, а у меня не каждый месяц получается отобрать хоть что-то. Хотя она всегда довольна и говорит, что вот этой-то изюминки ей не хватало среди лоска профи. Она мне льстит, и, возможно, сочувствует, и немножко учит.

На этот раз гудки в трубку даже забраться не успели. Похоже, что мама ждала звонка - отозвалась буквально через секунду.
- Алё? - раздался в трубке родной и очень тёплый голос. Совсем немножко грустный и чуть капельку чужой, но это наверное потому, что этот голос еще не знает, кому он отозвался и не решил, стоит ли быть голосом мамы или достаточно просто быть голосом Веры Николаевны.

- Добрый вечер, мам. А меня приняли в театр. Да, пока так, по мелочи. Нет, ну что ты, конечно, хватает. Да, понравилось. Ага, передавай привет папе, - поговорила я быстро, но даже этого краткого разговора было достаточно, чтобы согреться. Где-то там, далеко, куда целый день ехать и слушать перестук колёс вагона. Конечно, хотелось сидеть с чашкой чая и болтать, пока та не кончится, а потом налить ещё одну, а потом снова поставить чайник, и абажур будет сиять мягким оранжевым светом, а за окном зажигаться фонари, но, увы, телефонный разговор - это роскошь, поэтому несколько быстрых фраз, способных в минуту рассказать самое важное.

После разговора день стал полным. Конечно, впереди был ещё весь вечер, нужно было сидеть за машинкой и перепечатывать то, что удалось набросать. А потом ещё раз править, потому что почему-то в напечатанном виде текст становился каким-то иным, и в отличии от рукописного, ему какие-то обороты не шли, а значит снова сиди и терпеливо набирай на машинке, где ещё иногда западает запятая.

Зимой очень длинные вечера, такие однообразные, что всю монотонную работу вполне можно оставлять на них, потому что я кажется уже застала целый час вечера, а ещё есть несколько часов до того времени, как пора будет ложиться спать.

Вечер перестал быть томным.. Это не про этот вечер. Этот вечер стал томным в тот момент, когда Катя села за машинку. Он потянулся, зевнул, устало потёр глаза и встал у неё за спиной. Конечно, его не было видно - он всегда прятался, когда сказочница оборачивалась. Но она чувствовала его дыхание у себя на затылке. Слышала запах лаванды от его старого свитера и чувствовала, как он осторожно касается её волос и едва ощутимо дёргает прядку за ухом, когда она делает опечатку в тексте. Её личный домашний вечер. Она знала его уже очень давно. Впервые он встал у неё за спиной, когда она села писать свою сказку. Тогда он ей все волосы растрепал, а сейчас только дёргает очень редко и уже не так болезненно, как раньше. Чем ближе было к приходу ночи, чем чаще зевал Вечер. А зевота, она такая заразительная. Он зевнёт, и Катя следом за рот тянет. И вот ведь хитрец - опять своего песка в глаза насыпал сонного.. Или это уже Ночь пришла? Если она пришла, то лучше ложиться спать - Ночь Катю не очень жаловала.

Я потянулась и зевнула. Как хотелось, сказать, отложив последнюю страничку, но последних страничек никогда не бывает, потому что сразу выдумываются новые. Ох, уж этот Вечер. Про Ветер я уже написала сказку, про Дождь... я неровно вздохнула, как всегда вспоминая эту историю... про дождь пишу. Про Ночь тоже была. Про Декабрь - отличная новогодняя сказка. Про Туман была. А вот про Вечер что-то не складывалось... не будешь же писать, как вечер в свитере с дырками на локтях варит кофе в жестяной банке! Или будешь... но пока я не знала как.

Ааааа.....как же хорошо зевается. Убрала остатки еды, умылась и с чашечкой чая (уже совсем светлого) залезла под одеяло с книжкой. Немного хорошей литературы и спааать....

Ночь наверное потому и не жаловала Катю, что не любила сказки о себе. Ей нравилось быть героиней томных любовных романов, загадочных историй, даже страшилок, но сказок.. Нет. Сказки - они же для детей и в них такая вся загадочная и таинственно пугающая Ночь вдруг становится чем-то совсем не страшным. Вот зачем все эти сказочники очень подробно объясняют детям, что не стоит боятья её? А ей так нравится, что они боятся. Ей так приятно прятаться в тёмных углах на самой границе света от ночника, лежать в пыли под кроватью, тихонько скрипеть дверцами шкафов и чуланчиков и чувствовать их страх. Вот и сейчас она пряталась в этих самых углах и с немым укором смотрела на Катерину и грустно вздыхала.
Книжка оказалась интересной, но не на столько, чтобы суметь надолго прогнать зевоту и уже свернувшийся калачиком на груди тёплый и уютный сон. Он немного ворочался, устраиваясь на сказочнице поудобней, запускал в одеяло коготки, давил на грудь и мешал нормально дышать, заставляя то и дело широко открывать рот в очередном зевке. И что,то он всё-таки насыпал ей в глаза - хоть спички вставляй, чтобы не слипались.

Узевавшись по самое немогу, я потушила свет и положила книжку. В комнате воцарилась темнота, но непроглядная, а такая полупрозрачная, синеватая от фонарей во дворе, она делала очертания мебели громоздкими, похожими на спящих великанов, а проём окна казался сияющими и таинстенными вратами в другой мир. Любой ребёнок при виде Питера Пэна, очертя голову, бросился бы туда, настолько заманчив был этот пролёт. И перестук дождя по карнизу, и шелестенье безлистных ветвей, и завывания ветра на крыше.

Мне было не страшно, а очень уютно, особенно под приятной тяжестью одеяла. Немного одиноко, но последние годы я привыкла к этой пустоте внутри. Почти привыкла. Когда в жизни происходят перемены и в начале зимы воспоминания приходят чаще. Ладно, пора спать. Не хочу думать об этом.

Так очень часто бывает. Сидишь вечером, что-то важное делаешь и зеваешь так, что начинаешь опасаться за свою челюсть, и глаза с трудом открытые держишь.. А тут ложишься, надеясь уснуть быстро и.. и всё - сна как не бывало. Катя очень долго лежала и смотрела в потолок. От уличного фонаря и дерева между ним и окном на потолке получались очень симпатичные и интересные тени. Дерево, конечно, веточки, но ветер делал их живыми. Иногда переплетения этих ветвей складывались так, что легко можно было разглядеть силуэт какого-то животного или что-то жутенькое, от чего хотелось спрятать нос под одеялом, но всё равно смотреть. А потом проехала машина. Слышно было, как урчит за окном её мотор. Ветки пробежались от одной стены до другой и исчезли. Свет от фонаря по прежнему синевил потолок, но веток больше не было. Наверное, это странно даже для осенней ночи, которая уже зимняя, но всё еще осенняя.

Гибкие, чёрные лани скрылись в густых зарослях леса, я стояла зачарованная, а потом последовала за ними... Тёмно-синяя листва устилала тропу, а стволы казались выкованы из серебра - так искрились и переливались на них лунные лучи. Тропинка была невидима глазу, но тем не менее, она шла там, куда ступали ее ноги, извиваясь, петляя как в стороны, так и вверх вниз, словно пуская волны по полотну леса.
- Ты на границе, - он был безмолвен, серьёзен, но я знала, что он улыбается невидимой улыбкой ветра. Движение руки и металлическая плоть дерева размыкается передо мной, и из окраин я перехожу во владения.

Тут было больше света и весь он шёл от зеркальной глади озера. Оно было необыкновенно глубоким и прозрачным, и когда я заглянула за его край и коснулась пальцем ледяной воды, то огромный дракон, лазурный, открыл свои глаза и прикоснулся к моей ладони в ответ. Это была она, и она спала в ожидании своего часа.
- Пора? - инеем рассыпался её голос.
- Нет ещё, - соврала я, не в силах расстаться с прелестью торжествовавшей осени.

- Тогда зачем ты потревожила меня, Сказочница? - с холодной вежливостью поинтересовалась она. Впрочем, у неё всё было холодным - вежливость, дружба, любовь и даже сочувствие. И от этой холодности вся кожа покрывалась мурашками, а ресницы слипались в маленькие сосульки.
- Будь осторожна со своими желаниями. Если три зимних сестры доварят своё зелье, они не будут никого ни о чем спрашивать. И всем будет плохо.
Она снова коснулась ладони Сказочницы, закрыла глаза и затихла. Внезапный Ветер швырнул в лицо девушки горсть холодных снежинок и, когда та смогла разлепить глаза, то обнаружила, что стоит в центре огромной поляны, а вокруг древние кряжистые дубы с пожелтевшей листвой, а над головой хмурое осенне небо.