Непростой был день. Иван выключился, как только голова его коснулась подушки, свежестиранная наволочка которой только ускорила процесс ухода его в мир снов. Множество картинок, темнота, резкие переходы от одних кадров к другим...
- Как думаешь, мы выживем? - спросила маленькая девочка, чьи золотистые кудряшки весело сверкали на солнце. - Они говорят, что это будет не больно. Но я боюсь боли. Умирать не больно - так говорят они все, но ведь это неправда. - добавила она тихим голосом и испуганно посмотрела на Ивана, - я видела, как больно было Энни, когда она умирала... А я не хочу. Не хочу! Я не хочу боли. Я не хочу... - девочка заплакала, закрыв лицо ладонями, а маленький плюшевый мишка упал в дорожную пыль. Они стояли на середине улицы, жители которой один за одним прятались в своих домах, попусту надеясь, что деревянные (а местами кирпичные) стены тех защитат их от всепоглощающего жара. Иван знал - оставалось каких-то пятнадцать минут до того, как мир перестанет быть прежним. Он чувствовал это всем своим существом. Как чувствовал и то, что этот ночной кошмар, внезапно ставший дневным, можно пережить. Спрятаться, запастись едой, переждать... Это знание было с ним - как и с теми, кто сейчас запирался в своих домах. Но дерево не спасет от огня - это он знал не хуже. В отличие от стен бункера, который находился в заброшенном доме напротив его собственного. У него был ключ от тяжелых дверей под землей, но он сомневался. Он не знал, сможет ли он выбраться из бункера, когда все закончится. Не знал, будет ли иметь хоть чья-то жизнь смысл после того, как это все произойдет. Не знал, не станет ли бункер ловушкой, в котором только и останется, что медленно умирать... За плечами был рюкзак с бутылкой воды, бутербродами, парой яблок и шоколадом. Он как раз возвращался домой, когда узнал, что скоро все закончится. И здесь, в нескольких метрах от своего жилища, он встретил эту девочку в летнем джинсовом комбинезоне. В руках она сжимала плюшевого мишку, который сейчас валялся под ее ногами. Девочка стояла, плача, и размазывая слезы по милому голубоглазому личику. Часы на руке Ивана тикали, словно напоминая о неизбежном будущем. Четырнадцать минут...
|