Просьба, Джонатан Харкер

Последние три дня были самыми тяжёлыми за последний год. Три поступления, три подозреваемых, три убийцы, три психа, из буйных. Тех, кто опасен для общества, для других, для себя. Руководство клиники, принявшей беспокойных пациентов, благоразумно разместило всех троих по разным корпусам, стараясь минимизировать негативное влияние, а, так же, в надежде, что таким образом можно будет получить контроль над любой доступной информацией. Сошедшие с ума в одном месте вполне могли иметь серьёзное влияние друг на друга, искажая получаемые данные. На самом деле, уже тот факт, что они чуть меньше суток были соседями, не играл на руку психиатрам. Они уже могли оказать влияние друг на друга.
Даже более того: каким-то образом местным пациентам стало известно, что в лечебницу поступили пациенты из Сайлент Хилла, и началась цепная реакция. Сразу же у многих начались видения, сначала различные, а затем и схожие, и у большинства они случались именно ночью, в тёмное время суток, которое традиционно соотносят с правлением зла, беззащитностью, безысходностью. Да и погода за окном, проклятая сентябрьская изморось, оседающая неровным слоем на любой поверхности, в том числе и на стекле. Глядя на то, как капли постепенно растут, сливаются вместе и убегают куда-то вниз на фоне посеревших, бесцветных пустынных улиц, сложно проникнуться благоприятным настроем.
Прогресс за три дня был небольшим. Слишком много времени приходилось тратить на остальных пациентов, которых начали терзать видения, и чьё состояние резко ухудшилось. Лечебница уже обзавелась несколькими историями, которые те пациенты, которым разрешено свободно перемещаться по комплексу, рассказывают друг другу, только ухудшая ситуацию. Выбор историй был на любой вкус. Больше всего беспокоила история о девушке в смирительной рубашке. Пациенты описывали её по-разному: кто-то говорил, что у неё на лице один большой зубастый рот, а кто-то говорил, что она весьма приятственной наружности, однако детали заставляли нервничать кое-кого из персонала, ведь описывая рост, походку, манеры, повадки и даже причёску этой самой девушки, пациенты описывали Лиану Финральд, одну из новых пациенток, убийцу каннибалку, которая любит пугать персонал. А ведь пациенты не должны были её видеть, и её образ не должен был отложиться в их сознании.
Лиана была непростым пациентом. Самому Джонатану ещё не доводилось с ней общаться, однако он слышал от других врачей о ней. Вчера взял недельный отпуск Кристиан – его нервы сдали после последней беседы с Лианой, когда девушка ни с того ни с сего набросилась на него, сбила с ног, а затем уселась сверху, делая вид, что хочет обглодать его лицо. Может, действительно хотела, но медбратья успели снять беспокойную студентку раньше, чем она успела причинить хоть какой-то вред психиатру. Но, тем не менее, для молодого мужчины это было последней каплей.
Двое других поспокойней. Моника Подольски, к примеру, вообще не разговаривала и неадекватно реагировала на любого входящего: от мужчин пыталась убежать, залезая на стену, а на женщин нападала. Ни слова из неё не удалось вытянуть за всё это время. Питер Челлендж же оказался очередным сумасшедшим, двинувшимся на религиозной почве. После ареста он резко убавил в разговорчивости, но Кирстен удалось более или менее его разболтать, и теперь словоохотливость вновь возвращается к мужчине.
От размышлений мужчину отвлёк лёгкий ветерок (откуда ему было бы взяться в закрытом кабинете?), раздувающий его волосы за правым ухом.

Для Джонатана Р. Харкера эти случаи не представляли профессионального интереса каждый в отдельности. Все они укладывались в рамки, давным давно описанных в психиатрической научной литературе. Он разобрал каждого пациента, для себя вынес диагноз, который можно было проверить при личном освидетельствовании больных. Ради развлечения Джонатан даже прикинул возможные схемы лечения больных. всё было ничего, если бы не одно но.... важное но. Все эти лица заболели душевным расстройством почти одновременно. Это было странно. Что могло послужить причиной? Эти случаи относились больше к большой психиатрии, не профиль доктора Харкера в этой больнице. Можно было выкинуть из головы. Но вот то, что больные индуцировали других - это было погано, особенно для страдающих легкими нервными расстройствами. Харкер предвидел массовые психозы среди больных в ближайшее время. И это беспокоило. Ветерок, как приятно ощутить на коже ветерок. Это дуновение отвлекло от мыслей о больных о больных... Как же он устал. Как же вымотался. Джонатан откинулся на кресле. Закрыл глаза и мягко помассировал пальцами. Он подумал о Кейт Джонсон, своей девушке. И ему захотелось быть с ней. Харкер потянулся к телефону и взял его в руки. Он повертел его в задумчивости. Вздонул и отложил всторону. Вместо того чтобы позвонить Кейт и сказать ей как он о ней соскучился психиатр взял листок бумаги и принялся по-старинке от руки, писать докладную записку на имя главврача больницы с просьбой ввести дополнительные ограничения в больнице на контакты между больными и ограничение их передвижения и всяких контактов с вновь прибывшими пациентами в плоть до изоляции от всяческих слухов о вновь прибывших безумцах.

Ветерок прекратился уже в тот момент, когда Харкер откинулся в кресле, и когда психиатр вернулся в положение, близкое к исходному, ветерка уже не было, он даже не сразу обратил внимание на такую мелочь: уж слишком многими другими важным делами была забита его голова. Он бы, быть может, вовсе не придал бы этому явлению значения, если бы тот факт, что, потянувшись за бумагой, он заметил краем глаза человеческую фигуру как раз с той стороны, откуда дул ветерок. Он повернул голову, чтобы лучше увидеть фигуру и встретился глазами с девочкой лет 10-11. Блондинка с короткими вьющимися пышными волосами, придающими живость её образу, с бледной кожей, покрытой темноватыми веснушками. Девочка была одета несколько не по сезону: белые шортики оставляли открытыми сбитые коленки, а торс был прикрыт только голубой рубашечкой с коротким рукавом, а в довершение всего на ногах не было ни обуви ни носков. Из-за общей бледности образа и того факта, что никакой девочки в кабинете психиатра находиться не должно было, её вполне можно было бы принять за призрака, даже не смотря на яркие пятна разбитых коленок и разбитой нижней губы. Девочка стояла, заведя ручки за спину и с озорной улыбкой смотрела на мужчину сквозь круглые стёкла очков в тонкой серебристой оправе.

Доктор Харкер был одновременно сильно удивлён и страшно разозлён на персонал больницы, хотя следующая здравая мысль подсказала, что такого нарушения порядков больницы никто из персонала не допустил бы. Да.и вид девочки был странный. Поверить в призрака, разумеется, Харкер не мог. Может какой идиотский розыгрыш коллег по цеху? Старая закалка дала о себе знать, на спокойном и сосредоточенном лице Джонатана не дрогнул ни единый мускул. Доктор нарочито медленно отложил шариковую ручку и немного подавшись вперёд скрестил пальцы рук на листе бумаге, предназначенной для написания докладной записки. Джонатан Харкер внимательно посмотрел на девочку и ласково спросил:
- Кто ты, дитя? И как здесь очутилась?

- Моя мама – Моника,- сказала девочка.- Она лечится здесь.
После ответа на первый вопрос, с её лица сползла улыбка. Именно что сползла – изменение мимики было настолько медленным, что психиатр мог отметить, в какой момент какой из мускулов двигался на её лице. Девочка отвела взгляд в сторону.
- А оказаться здесь было несложно – к спящему человеку слишком легко подобраться, если знать, как.

Джонатан не мог не обратить внимание на странности мимики девочки, хотя если мать (он знал несколько женщин с таким именем, проходящих лечение) девочки лечилась здесь, то и сама девочка могла быть не совсем здорова. Когда девочка сказала, что мимо спящих пройти было не сложно Харкер нахмурился. Он-то прекрасно знал, что меры безопасности в психиатрической больнице более суровые, чем даже в тюрьме. Вся эта история полна нестыковок. Что ж теперь понятно каким образом по больнице распространяются слухи, носящие общую сумятицу. Кто-то из персонала явно лишится сегодня работы:
- Ты пришла навестить маму и наверное заблудилась? Как её полное имя?

Девочка сделала шаг к врачу и остановилась, после чего её торс чуть наклонился вперёд. Она очень внимательно смотрела в глаза мужчине, а потому не могла знать, насколько неестественной выглядит её поза со стороны.
- Я пришла именно к вам, доктор. Другие не хотят меня слушать, даже если к ним удаётся подойти… даже перед угрозой потерять лицо.
Расстояние между лицами стало около двадцати сантиметров. Несколько меньше комфортной зоны.
- Доктор, вы не сможете помочь моей матери, пока не поверите ей. Вы не сможете помочь никому,- её голос понизился, но не до уровня шепота. Возникало ощущение, что она делится самой сокровенной тайной.

Значит девочка была в больнице уже не первый раз. Интересно. Джонатан старался не смотреть в глаза девочке: основа основ, если имеешь дело с душевнобольным (а не исключено, что девочка как раз таковой и являлась), то не сотри ему в глаза, это может спровоцировать на агрессию. Доктор разомкнул пальцы и естественным движением чуть отъехал от столаи откинулся на спинку кресла. Теперь в случае необходимости он мог свободно встать из-за стола. Лицо Харкера по-прежнему выражало профессиональную доброжелательность. Не было смысла перебивать девочку, кроме того это могло спровоцировать её на агрессию.
- Я не являюсь лечащим врачом твоей мамы, но если ты скажешь её полное имя я обещаю с ней поговорить, - сказал Джонатан, заполняя неловкую паузу.

Серые глаза девочки были такими же, как бы это не звучало, блёклыми, как и весь её облик. Когда психиатр отстранился от неё, девочка сама вернулась в более естественную позу.
- Моника,- вновь повторила она.- Моника Памелла Подольски.
Она замолчала на несколько секунд, задумчиво болтая руками и оглядываясь по сторонам, словно не зная, что ещё, кроме этой просьбы-предупреждения она здесь забыла.
Тем временем Джонатан вспоминал. У Моники Подольски, действительно, была дочь, но вот только прийти она не смогла бы. Дело даже не в том, что юная мисс Подольски жила в другом городе с бабушкой. Дело в том, что дочь Моники месяц назад в автомобильной аварии получила травму позвоночника, из-за которой вообще не могла ходить.

Харкер насторожился. Он с любопытством посмотрел на странную девочку. Профессиональная память подсказывала Джонатану кое-какую информацию, но он не был лечащим врачом Моники Подольски. Джонатан Харкер потянулся к мышке и поводил её из.стороны в соторону. ЖК-монитор ожил, показывая рабочий стол на котором была установлен в качестве обоев вид заключенной в спираль галактики:
- Да твоя мама тяжело болеет, но это не надолго, - психиатр пока говорил зашёл в сеть больници и нашёл дело Моники Подольски, - почему ты думаешь, что мы не сможем ей помочь? И почему ты пришла именно ко мне?
Пока девочка отвечала Джонатан открыл дело поступившей из Сайлент Хилла пациентки и быстро принялся искать подтверждение той информации, которую ему подсовывала память. Он должен быть уверен. Так же он хотел найти там имя девочки, а заодно по возможности уточнить не страдала ли она душевными расстройствами, ну за одно и любую иную полезную информацию о страной маленькой посетительнице. А заодно узнать кого же всё-таки назначили в лечащие врачи Моники.

- Я не знала, к кому ещё пойти,- расстроено произнёс голосок странной девочки.- Меня никто не хочет слушать. Они верят друг другу больше, чем мне,- в её голосе появилась дрожь, предшествующая смене интонации на плаксивую.- Они даже не пытаются понять меня, и забывают обо мне раньше, чем…
Договорить она не успела. В мерную мелодию голоса девочки, который всё больше и больше наполнялся эмоциями, и щелчков компьютерного грызуна ворвался фальшивый звук открывшейся двери, которую давно пора было смазать, после чего в кабинете показалась голоса чернокожего молодого санитара с модной причёской-косичками, как у репера Экзибита.
- Джонатан, ты здесь?- задал он совершенно глупый вопрос. В его голосе слышалось серьёзное беспокойство.- Слава богу, а то на всём этаже пусто. Не поможешь мне?
Голос девочки затих, едва её прервали, и краем глаза психиатр увидел, что она отступила назад, выходя из поля зрения. Тем временем на мониторе уже была информация, которую мужчина так искал: его память не врала, у Моники Подольски, действительно была дочь, притом, всего одна. Она, действительно, повредила позвоночник месяц назад в аварии, той самой, которая унесла жизнь мистера Подольски, который был за рулём. Девочку звали Жаклин, и она сейчас должна была находиться в другом городе, но больше Джонатан не успел ничего вычитать.

День обещал стать интересным. Харкер был бы подлым лжецом, если бы сказал, что этот случай с массовым сумасшествием в соседнем городе не интересовал его. Да чёрт возьми, любой уважающий себя учёный душу бы продал, чтобы иметь возможность исследовать этот феномен. Кроме того не в правилах Харкера было поднимать кипиш не разобравшись. Рубить с плеча? Не-а, это для дилетантов. Давно забытое чувство охоты, которое он испытывал, когда работал в Большом Цирке вернулось. Девочка доверяла по каким-то причинам именно ему, а это кое-чего да стоило. Порой уходили годы, чтобы установить доверие. Санитар не заметил Жаклин. Джонатан едва заметно кивнул девочке. Поднялся со своего места быстро подошёл к санитару и протянул руку для рукопожатия, тем самым перекрыв ему путь в кабинет.
- Здравствуй. Что случилось? Я немного занят сейчас. Это может подождать полчасика?

Но когда Джонатан обернулся к девочке, чтобы кивнуть ей, он не увидел её. Жаклин просто исчезла. Быть может, конечно, она могла успеть где-то спрятаться, но психиатр не мог придумать, куда за такое короткое время мог спрятаться ребёнок за столь короткое время.
- Эм… ну, я пойду искать кого-нибудь другого,- неуверенно пробормотал санитар.- Пойду проверю на следующем этаже.
Этаж выше был административным, и находились там офисы бухгалтеров, юристов и прочего персонала, занимающегося бумажной частью жизни клиники, так что, там, по идее, хоть кто-нибудь, да должен быть. В отличие от врачей, у бухгалтеров не было причин бегать по корпусам и пытаться успокоить разнервничавшихся пациентов.

- Ок, Шон, если что, то через пол часа я свободен.
Харкер проводил взглядом санитара и закрыл дверь. Достал из кармана ключи и запер кабинет на ключ. Ключи в замке не оставил и убрал в халат и огляделся. куда могла подеваться девочка?

Мыслей на эту тему было не очень-то много. Кабинет был обставлен в стиле функционального минимализма, и единственное, что могло годиться на роль места для пряток, так это шкаф Или, быть может, она могла спрятаться за занавесками? Нет, из-под занавесок не торчали босые ножки девочки. Да и, вроде, он не слышал, чтобы она открывала дверцу шкафа.

- Мисс Жаклин Подольски? - Джонатан громко позвал девочку. Вид у него был озадаченный.
Не дожидаясь ответа доктор подошёл к занавескам и на всякий случай заглянул за них, попутно глянув на улицу, где стояла противная погода, характерная для ранней осени. Вздохнув Джонатан подошёл к шкафу и открыл дверцу.

Но в шкафу мужчина увидел только свои вещи. Юной мисс Жаклин не было и там, хотя, если бы она была, это было бы не менее удивительно, ведь шкаф находился на значительном расстоянии от того места, где она стояла до этого.

Вот теперь Джонатан Харкер был удивлён, даже испуган он полез.в.карман за ключами наивно их перебирая подошёл к двери кабинета и крыл её на распашку. Закусил нижнюю губу и осмотрелся в кабинете на всякий случай проверил его весь, хотя понимал, что никого не найдёт. Неужели он тоже въезжает с катушек да ещё так. Неужели это галлюцинация? Харкер сел за стол. Взгляд упал на сотовый телефон. Он взял его в руки. Нашёл номер Кейт. И посмотрел на него.
- И что? - тихо в слух произнёс Джонатан, - что ты хочешь сказать?
Он нажал кнопку отмены и небрежно отбросил телефон на кипу бумаг в углу стола. Джонатан хотел отвлечься от невесёлых мыслей и снова принялся за служебную записку.

Текст записки медленно, но верно выходил из под немного скрипучего стержня шариковой ручки, а из коридора за открытой дверью доносились звуки шагов – это, видимо, Шон нашёл кого-то, кто взялся ему помочь, и теперь торопливо возвращается. Прошло совсем немного времени, и Шон вместе с Эриком, молодым бухгалтером, прошли мимо его кабинета. Ещё немного шагов, звук открываемой двери, тишина, а затем громкий вскрик Эрика.
— Твоюжмать!- выкрикнул он, судя по звукам, отпрыгивая назад. За этим выкриком последовал уже более тихий обмен репликами, позволяющий судить об обеспокоенности обоих участников разговора, но никак не о предмете разговора, так как самих слов слышно не было.

Мысли разбегались. Джонатан и не надеялся сто сможет написать записку. Просто надо было чем-то заняться .Он постоянно возвращался к эпизоду. Было много не стыковок, хотя он понимал, что утешает сам себя. В любом случае если его болезнь, а в том, что эта болезнь, сомнений быть не могла, будет прогрессировать, то он обратится за помощью. В клинике он не мог этого сделать, но у него оставались ещё друзья по цеху. Бывших не бывает. Он знал, что при должном лечении с этим можно жить ещё долго оставаясь в социуме. Ему не привыкать быть нелюдимым и замкнутым. Благо годы, проведённые на передовой научили его скрывать своё "я", а уж закалка психиатра и подавно. Эта мысль стала якорем или спасительным кругом. Джонатан немного успокоился, когда услышал крик. Он даже обрадовался, что у него есть повод выйти из чёртова кабинета.
Харкер отложил ручку, смял докладную записку и швырнул её в корзину для бумаг. Он поднялся и вышел в коридор посмотреть в чём суть переполоха.
- Что у вас случилось, Шон? - спросил он когда вышел.

Шон замялся и бросил взгляд в сторону открытой двери. Насколько помнил Джонатан, этот кабинет готовили для приглашённого специалиста. Реакция Шона ещё была вполне нейтральной – санитар старательно сохранял спокойствие, а вот бледный, как мел бухгалтер, у которого дрожала нижняя губал, был не настолько крепок. Мужчина, очевидно, не хотел смотреть в кабинет, но раз за разом бросал туда короткие взгляды и тут же, зажмуриваясь, отворачивался, бомоча себе что-то под нос.
- Сложно объяснить,- ответил чернокожий, одной рукой почёсывая нос, а другую пряча в карман.- Вам лучше увидеть это самому.

Джонатан посмотрел на обоих мужчин и нахмурился. И так было ясно, что там труп или ещё что-то такое. Чёртов день, а ведь Харекр думал свалить пораньше отсюда. Не вышло. Бухгалтер был совсем никнущий.
- Эрик, сходи за начальником отделения и никому больше ни слова и не вздумай вызывать полицию. Если узнаю больные, то это может спровоцировать бунт, ты меня понял?
Что ж пришло время заглянуть в комнату. Морально доктор уже был готов, но всё равно. Как же всё складывалось один к одному не благоприятно. Харкер подошёл ближе к Беккету и заглянул в комнату.

Побледневший Эрик кивнул и быстрым шагом направился прочь. Ему явно была приятна перспектива сбежать подальше от этого места, и Харкер быстро понял, почему.
Конечно, он ожидал увидеть труп, да и сам, будучи военным, успел повидать довольно много жутких картин, но к увиденному он был несколько не готов.
В комнате он увидел хорошо одетого мужчину, который сидел на кресле, откинувшись немного назад. Его одежда была совсем немного испачкана кровью в районе плеч и груди, однако… его лицо отсутствовало там, где оно должно было бы быть. Мышцы, хрящи, даже проглядывающие сквозь красную пелену кости, всё это было открыто взгляду любого входящего. Само лицо лежало скомканной тряпкой на столе, рядом с клавиатурой. Орудие убийства не сразу бросалось в глаза, но оно было: нож для бумаг, с блёклой красной рукояткой, который каким-то чудом держался в ослабевших пальцах правой руки мертвеца.
- Если честно… я просто не знаю, что сейчас нужно сделать…- неуверенно проговорил Шон.- Его нужно как-то укрыть, или лучше не трогать? И почему мы не сообщим в полицию? Мы же не можем замять это дело.

Лицо Джонатана дрогнуло от увиденной картины. Он потянулся к левому карману брюк и достал свой носовой платок инстинктивно прикрывая им рот и нос. Это было отвратительным зрелищем, тем более, что не было ни следов борьбы ничего. Труп находился как бы в норманой обстановке, совершенно не уместным в этой комнате. Даже в Ираке он не видел подобного зверства. Отвернувшись от страшной картины. Потрясённый психиатр вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
- Нет-нет...- задумчиво проговорил Джонатан, - трогать ничего не нужно до приезда полиции... да ну и дела...
Харкер секунд пять смотрел на Беккета, потом отнял от лица платок и убрал его в карман брюк. Как и лицо психиатра выглядело бесстрастным и доброжелательным, только глаза выдавали беспокойство и потрясение. Безусловно Харкер хорошо владел собой.
- Пойдёмте в мой кабинет, Шон, - Джонатан подкрепил своё приглашение вежливым жестом в сторону двери, - я просто хотел занять Эрика каким-то делом. Он явно в шоке от увиденного. Мы вызовем полицию и конечно не будем заминать дело. Дело вот в чём...
Джонатан продолжил говорить входя в свой кабинет там он взял пару стульев от своего рабочего стола и поставил так, чтобы из кабинета был отлично виден коридор.
- По моим оценкам в больнице очень не спокойно. Как мне кажется кто-то индуцирет больных, - Харкер указал Шону на свободный стул, а сам сел на соседний, - распространяя слухи. Если весть об этом распространится среди персонала больницы и больных, то они могут устроить бунт. Нужно всё сделать максимально деликатно или у нас здесь будет ад. Надеюсь вы.меня.моимаете, Шон. Что-то я не верю, что это самоубийство....- Джонатан попытался улыбнуться, - а вы?

Шон уселся на стул задом наперёд, опёршись обеими руками на спинку.
- Если честно, я далеко не гений, чтобы решать такие вопросы,- пожал плечами мужчина. Его губы были сжаты в одну прямую линию, придавая его лицу выражение глубокой задумчивости. Беккет, действительно, не был гением: простой и прямолинейный человек, очень добрый и незлобливый, привыкший идти по жизни не задумываясь ни о чём, потому такое выражение появлялось на его лице довольно редко.- Мне, конечно, сложно представить себе, что кто-то способен совершить с собой такое, но ведь если бы мне пытались срезать лицо, я бы кричал так, что меня слышали бы даже за внешними воротами. Я, лично, никаких криков не слышал.
Он сокрушённо покачал головой.

Джонатан уставился на Шона:
- Чёрт побери, адские колокола, а ты ведь прав. У меня как-то совершенно это вылетело из головы, - доктор скептически хмыкнул, - хотя, конечно, по-любому это не самоубийство. Я ведь тоже ничего не слышал. Дверь у меня была закрыта. Я сидел здесь и работал. Я даже не слышал как он прошёл в кабинет.Мне кажется он не из наших докторов я не узнаю его, хотя конечно, учитывая обстоятельства... Кто этот парень?

Мужчина пожал плечами.
- Ну, дверями у нас хлопают постоянно, я бы тоже не обратил внимания. А вот если бы кто-нибудь закричал, тем более, в этом корпусе, уж я бы заметил.
Шон не лгал. Санитар был весьма сильным, физически, человеком, и это была одна из причин, по которым он работал здесь. Далеко не все пациенты лечебницы были тихими, и даже самые спокойные из них могли впасть в буйство, будучи опасными для себя и окружающих, и такие люди, как Шон должны были оказаться на месте как можно быстрее.
- Так… мы будем звонить в полицию?- он оглянулся на дверь.- Мне, наверное, стоит у двери подежурить. Да, кстати, он не из наших – это тот самый приглашённый специалист. Я к его приезду мебель позавчера таскал.

- Да сиди, Шон, я специально так поставил стулья и не закрыл дверь в коридор, чтобы можно было видеть коридор. Мимо нас врезуть разве что через окно, - спокойно заметил Харкер, - что касается полиции, то вызовем её после того как Эрик приведёт нашего босса. Не гоже, чтоб он узнал последним. Кстати, а что ты хотел когда заходил ко мне?

- Ну… собственно, я хотел, чтобы кто-то решил, что с этим делать,- он рассеяно почесал в затылке. Выглядел в этот момент Шон достаточно глупо.- У меня-то инструкций по этому поводу нет,- предпринял он неумелую попытку пошутить и натянуто улыбнулся.- Серьёзно. Ситуация сама по себе щекотливая, а у нас тут итак пациенты нервничают.
Из коридора доносились звуки решительных, уверенных шагов.
- О, а вот и они,- сказал санитар и обернулся в сторону входа.
- Что у вас?- устало и нетерпеливо произнёс главврач прямо с порога. У Марвина Паттерсона последние дни были самыми тяжёлыми, так что его нетерпеливость вполне можно было понять. Да и без учёта смягчающих обстоятельств, руководитель был человеком весьма твёрдым, и не любящим терять время по пустякам, из-за чего многие считали его чересчур жёстким.- В полицию уже звонили?

- Я бы поросил об этом случае не рассказывать пока никому в больнице. Всё в порядке, Шон, ты всё правильно сделал. Всё будет в порядке, - попытался подбодрить парня Харкер.
Джонатан Харкер встал со стула и вышел из кабинета на встречу Марвину.
- Нет, доктор Петтерсон, я решил сперва поставить в известность вас. Вы знаете, что я опасаюсь бунта и не хочу распространения слухов по больнице. Вам лучше взглянуть.
Джонатан кивнул в сторону двери, но сам не стал подходить достаточно близко, чтобы можно было видеть обезображенный труп.