[attachmentid=24139]

Открыв дверь, я замер в проёме. В воцарившейся тишине было слышно, как раскаленный воздух врывается следом призрачным маревом, поглощая прохладу, создаваемую едва живым кондиционером и заполняя пространство пыльным жаром.

Люблю дверные проёмы, ты словно на пороге сразу двух миров, а тут ещё такой контраст: спину жжёт пустынное солнце, а грудь приятно холодит. Я стоял, наслаждался и не спеша обводил взглядом всех, кто был внутри.

Слева в углу обедала семья: муж с женой и пара сыновей подростков, лет пятнадцати. В середине – две симпатичные девушки. Рыжая хохотушка и её тихая черноволосая подруга. За барной стойкой сидели два дальнобойщика, но в разных концах. Хотя я знал, они были знакомы. В углу справа – паренёк лет двадцати, какой-то дёрганый, с сальными волосами и в давно не стираной одежде. Ближе к входу сидит дед лет семидесяти, поджарый и недюжинной силы.

Бармен — худой мужчина тридцати пяти лет, в майке и расстегнутой рубахе. Во взгляде безразличность ко всему, а во рту зубочистка которую он не менял наверно неделю. Дальше на кухне громыхала повариха: веселая толстушка, в заляпанном фартуке и со смешным колпаком. Она то и дело забегала в бар перекинуться парой слов с барменом и, если рядом была официантка, то и с ней.

Официантка, чуть полноватая женщина лет сорока, принимала заказ у деда. Милое лицо с крупными чертами, было в мелких бисеринах пота, русые кудри собраны в хвост. На сером платье, подмышками были тёмные разводы. Её полнота полностью скрадывала подступающий возраст, разглаживая лицо, благодаря чему была довольно привлекательной.

Тогда распечатайте этот текст, подходите к зеркалу и громко читайте с выражением!

«Я такой важный индюк, что не могу позволить, чтобы кто-то поступал согласно своей природе, если она мне не нравится. Я такой важный индюк, что если кто-то сказал или поступил не так, как я ожидал – я накажу его своей обидой. О, пусть видит, как это важно – моя обида, пусть он получит её в качестве наказания за свой «проступок». Ведь я очень, очень важный индюк!

Я не ценю свою жизнь. Я настолько не ценю свою жизнь, что мне не жалко тратить её бесценное время на обиду. Я откажусь от минуты радости, от минуты счастья, от минуты игривости, я лучше отдам эту минуту своей обиде. И мне всё равно, что эти частые минуты сложатся в часы, часы – в дни, дни – в недели, недели – в месяцы, а месяцы – в годы. Мне не жалко провести годы своей жизни в обиде – ведь я не ценю свою жизнь.

Я очень уязвим. Я настолько уязвим, что вынужден охранять свою территорию и отзываться обидой на каждого, кто её задел. Я повешу себе на лоб табличку «Осторожно, злая собака» и пусть только кто-то попробует её не заметить! Я окружу свою уязвимость высокими стенами, и мне плевать, что через них не видно того, что происходит снаружи – зато моя уязвимость будет в безопасности.

Я раздую из мухи слона. Я возьму эту полудохлую муху чужого ляпа, я отреагирую на неё своей обидой. Я не напишу в дневнике, как прекрасен мир, я напишу – как подло со мной поступили. Я не расскажу друзьям, как я их люблю, я полвечера посвящу тому, как сильно меня обидели. Мне придется влить в муху столько своих и чужих сил, чтобы она стала слоном. Ведь от мухи легко отмахнуться или даже не заметить, а слона – нет. Поэтому я раздуваю мух до размеров слонов.

Я нищ. Я настолько нищ, что не могу найти в себе каплю великодушия – чтобы простить, каплю самоиронии – чтобы посмеяться, каплю щедрости – чтобы не заметить, каплю мудрости – чтобы не зацепиться, каплю любви – чтобы принять. У меня попросту нет этих капель, ведь я очень, очень ограничен и нищ».